Альваро Прендес - Военный летчик: Воспоминания Страница 5

Где-то наверху, на его огромной голове, покоился зеленый пластиковый шлем, плотно застегнутый под подбородком черным ремешком. Это и был старший сержант Гандиа - человек, которому с данной минуты предстояло находиться с нами все 24 часа в сутки. Из его рта, как из ствола пулемета, вылетали оглушающие очереди, но не пуль, а приказаний, отдаваемых в безличной форме, небрежно, непонятно кому. Он даже не смотрел в сторону нашей группы.

– Становись! Когда говорят «становись», значит, нужно занять свое место в строю, и сделать это быстро! Черт возьми! Будем тренироваться, чтобы строиться быстрее! Становись по ранжиру! А вы? Что, не понимаете, где ваше место? Ослепли? Курсант, на свое место! Кто старший в группе? Вы, сержант? Становитесь на правый фланг. Тихо-о-о! Шагом - марш! А вы, курсант, как старая баба! Выше ногу! Выше! Не понимаю, как вам удалось сдать экзамены… Вы все умственно отсталые, и это надолго! Что, сегодня не завтракали? Смотреть прямо перед собой, грудь вперед! Курсант, брось сумку! Это самая большая группа, которая когда-либо приезжала сюда. Да! Нужно выгнать добрую половину!

Последняя его фраза заставила меня вздрогнуть от страха.

На этот его монолог ушло гораздо меньше времени, чем необходимо для описания эпизода.

В конце концов после его поспешных команд, отдаваемых громоподобным голосом с соответствующими комментариями, наша группа отдаленно напоминала строй. Что касается меня, то я шел, напрягая все мышцы, не дыша, чтобы не привлечь к себе внимания сержанта, не нарушить неписаных законов училища. Следовало ходить так, чтобы тебя не замечали. Избегать встреч со старшекурсниками. Не попадаться им на глаза, где бы то ни было, поскольку встреча с ними не сулила нам ничего хорошего. Придраться к нам можно было за самые незначительные нарушения. Можно было получить замечание, даже если ты заранее подготовишься, чтобы пройти мимо них. Ботинки, например, начищенные, но не сверкают как зеркало. Неправильно надет шлем… Если же не было видимой причины, что случалось крайне редко, тогда выносилось общее, абстрактное «обвинение» - отсутствие воинской выправки.

Каждое нарушение, допущенное курсантом, строго учитывалось, и все нарушения суммировались. Так, нередко в рапорте командира о поведении курсанта отмечалось сразу до десятка нарушений. Когда сумма нарушений за шесть месяцев превышала 113, курсант мог быть отчислен из училища.

За допущенные нарушения курсанты подвергались дисциплинарным взысканиям. Те, кто допустил три и более нарушений, лишались увольнения, а в случае повторения нарушения - арестовывались и содержались на гауптвахте. За мелкие пререкания курсанты получали наряды вне очереди.

Я лично первые шесть месяцев в увольнении был всего один раз.

В первое утро пребывания в училище я получил все необходимое обмундирование и должен был заучить наизусть номера винтовки и штыка, знать свое место в строю: третье отделение, второй взвод, первая рота. Кроме того, нужно было запомнить свой личный номер - обращение в училище было только на «вы» и по номеру. Я твердо усвоил, что если не буду знать номера других курсантов, то окажусь в трудном положении и за это мне объявят взыскание. Одновременно нам следовало запомнить бесконечно большое количество военных терминов: гарнизон, шомпол, поясной ремень, скребница для чистки лошадей… Я получил карабин «спрингфилд» и к нему 120 патронов, которые, как и тумбочка, превратились в моих злейших врагов - из-за них мне объявляла больше всего замечаний при различных проверках.

Получив свое имущество и оружие, мы направились в подвальное помещение, где размещался первый курс. Под руководством старшекурсников, смотревших на нас свысока, мы сразу же принялись наводить порядок в спальном помещении.

Главное здание училища очень напоминало небольшой средневековый замок. Вспомогательные постройки вокруг этого здания занимала рота солдат. Здесь же располагались склады, конюшня; рядом - выводной круг для верховой езды, а в южной части территории - стрельбище. Все содержалось в чистоте и образцовом порядке.

Распорядком дня курсанта военного училища предусматривались непрерывно! следовавшие одно за другим учебные занятия, физическая подготовка, учения и различные построения. Все делалось быстро, при условии строгой дисциплины и дополнялось тренировками с подъемами по тревоге. Горнист подавал сигналы «В ружье», «Пожар» или «Общий обор», как правило, в самое неудобное для курсантов время суток, обычно рано утром. Этим сокращалось и без того короткое время, отводимое для сна. Короче говоря, для отдыха у нас оставались буквально считанные минуты.

Таким образом, курсант должен был превратиться в робота, мгновенно и беспрекословно выполнять полученный приказ, быть подобием машины, как любил говорить один из преподавателей тактики. За первые месяцы, невообразимо трудные, каждый из нас потерял с десяток фунтов веса. Во-первых, от чрезмерной физической нагрузки, во-вторых, из-за плохого питания.

Постепенно мы становились тощими и выглядели смешными и нелепыми, с большими ушами, опаленными солнцем, с коротко остриженными, согласно требованиям устава, головами.

Офицеры штаба армии часто проводили в училище многочисленные проверки. Одним из главных показателей уровня подготовки курсантов считались внешний вид и вес. Приезжавшие к нам с инспекторскими проверками офицеры, толстые, с огромными животами, глядя на худеньких, истощенных курсантов, возмущенно говорили начальнику училища: «Что это такое? Куда мы идем? Ваши курсанты разжирели как свиньи!» После таких проверок резко возрастало число всяких занятий, ужесточалась дисциплина. Напутанные начальник училища, преподаватели и офицерский состав, естественно, вымещали злобу на курсантах.

Распорядок дня у нас был примерно следующий: подъем до восхода солнца, пятнадцать минут на туалет и уборку спальных помещений, затем проверка внешнего вида курсантов. Если поступала соответствующая команда, то мы надевали кавалерийскую форму, в том числе сапоги. В назначенное время проверку внешнего вида производил дежурный по части.

Само собой разумеется, вскакивать с койки нужно было с первым сигналом трубы, и с этого мгновения все последующие часы становились непрерывной цепью бесконечных перемещений, построений в ужасной толчее. Каждый старался успеть сделать все вовремя и стать в строй в готовности к проверке внешнего вида.

За утренним построением, в ходе которого щедро раздавались замечания и взыскания, следовал завтрак в общей столовой, куда одновременно строем приводили всех курсантов и где особенно легко можно было попасть в число нарушителей порядка.

Перед началом завтрака и ужина подавалась команда «Смирно» как «наиболее удобная для солдата». Во время приема пищи нужно было стараться быстро проглотить все - к счастью, давали немного - до того, как закончит есть старший стола, обычно старшекурсник. В противном случае приходилось покинуть столовую, не успев поесть.

Команда «Смирно» подавалась всякий раз, когда в столовую входил старший по званию офицер. Молодые курсанты сразу же вскакивали, хотя знали, что на прием пищи времени останется меньше. Зазевавшиеся тут же получали замечание или взыскание.

После завтрака начинались строевые занятия. Исключения составляли дни, когда по распорядку проводилась верховая езда. Ухаживать за лошадьми было нелегким делом. Здесь тоже существовала возможность получить массу замечаний.

На уход за лошадьми выделялся, как правило, один час, и за это время надо было вычистить животных и конюшню. А лошадей было около сотни - крупных, сильных, полудиких.

Если накануне занятий по верховой езде шел сильный дождь, ухаживать за лошадьми становилось сложнее. Лошади были грязными, и мы, как правило, получали много взысканий.

Чистка лошадей должна была проходить быстро и по соответствующим командам. К окончанию часа ухода за лошадьми животные бывали вычищены до блеска, зато курсанты представали перед командирами, покрытые грязью с ног до головы.

Самым большим испытанием для курсанта было чистить Калькутту - бешеного норова лошадь, хорошо известную всему училищу. Как говорил ветеринар, в детстве она, видимо, перенесла травму. Единственным человеком в училище, которого она подпускала к себе, был старший сержант Гандиа.

Когда этой бестии, весом в несколько сот килограммов, с сумасшедшими глазищами навыкате, пытался с различными ухищрениями подойти курсант, чтобы почистить ей уши, лошадь творила что-то невообразимое. Начинался каскад ударов задними ногами, она взрывалась диким ржанием, пыталась укусить всякого, кто находился рядом. Паника охватывала всех в конюшне. Напуганные курсанты пулей вылетали из помещения.

Дежурный офицер иронически замечал:

– Курсант, что случилось? Страшно? Нет… не нужно объяснять. Командир группы, запишите ему взыскание за то, что он без разрешения покинул место занятий.