Альваро Прендес - Военный летчик: Воспоминания Страница 6

Дежурный офицер иронически замечал:

– Курсант, что случилось? Страшно? Нет… не нужно объяснять. Командир группы, запишите ему взыскание за то, что он без разрешения покинул место занятий.

В училище насчитывалось около дюжины курсантов, кого укусила или лягнула эта лошадь. Несколько курсантов с гордым видом ходили с забинтованными руками или йогами - это были переломы и другие травмы, полученные от лошадей. Даже инструктор верховой езды едва не был скальпирован, когда его любимый конь Трукуту заупрямился, не желая прыгать через препятствие - покрытое оцинкованным железом сооружение для водопоя рядом с конюшней. Между лейтенантом и животным, начался опор, который выиграл лейтенант. Трукуту прыгнул, и лейтенанту сорвало оцинкованным железом, в которое он вцепился, почти всю кожу на голове. Раненого подняли, обмыли рану, хирург наложил швы, и таким образом лейтенант не остался лысым.

Вполне понятно, что после этого случая Трукуту и лейтенант возненавидели друг друга. С тех пор им так я не удалось никогда восстановить взаимное согласие. Следует признать, что норов у лейтенанта и у животного был действительно одинаков.

Умение наводить порядок в шкафу, где хранятся личные вещи, - это такое же сложное дело, как изучение точных наук, например, математики, иногда даже более сложное. Именно из-за этого несколько курсантов были отчислены из училища. Умение содержать в идеальном порядке свои личные вещи в училище считалось искусством, хороший внутренний порядок в помещении был предметом гордости командования. Именно на это в первую очередь обращали внимание важных гостей.

У некоторых курсантов, благодаря, наверное, их исключительным «природным данным», тумбочка и вещи в шкафу содержались в полном порядке. За все время учебы и даже «в обстановке чрезвычайной» у них всегда все было идеально прибрано и уложено, что делало их личностями популярными среди товарищей и преподавателей. Но не все были такими…

Главное же внимание уделялось оружию. В ходе проверок винтовка всегда вызывала самое большое наше опасение. Я помню, как с одним из курсантов сыграли злую шутку. Это случилось перед одной из проверок, которые обычно проводились в утренние часы по пятницам или субботам. По вечерам все курсанты чистили оружие. Это стало уже привычным делом. Но некоторые занимались этим до двух-трех часов ночи и делали это так, чтобы их при этом обязательно видел дежурный по части. Как только он появлялся в коридоре, такие курсанты принимались чистить оружие с удвоенной энергией, ведь от этого почти всегда зависело, будет ли на них наложено взыскание или они получат поощрение.

Так вот, когда один такой ретивый курсант почистил оружие и поставил его в пирамиду, кто-то помочился в ствол его винтовки. Можете себе представить лицо проверяющего офицера, когда он на следующий день в белых перчатках с помощью чистого платка проверял ствол этого оружия…

Во второй половине дня, после обеда и до отбоя, распорядок дня был таким же, как и в утренние часы. Теоретически на сон нам оставалось семь часов… если не последует тревога.

Сигнал «Тревога» подавался в любое время суток в течение всего года. Обычно это делалось с помощью записанного на пластинку звука сигнальной трубы. Тревога объявлялась по приказу дежурного по части. Существовали сигналы, которые подавались перед началом других мероприятий. По сигналу «Общее построение» ми должны были за пять минут построиться во дворе в любое время суток и с полной выкладкой. По сигналу «В ружье» следовало быть в строю через три минуты с оружием и 20 патронами, даже если тебе не хватило времени, чтобы одеться. Когда сигнал «В ружье» подавался после отбоя, происходило, как правило, немало печальных случаев. Это было связано с тем, что почти всегда после построения с оружием и проверки объявлялся марш-бросок в окрестностях училища. Причем на маршруте было много камней и иных естественных препятствий. Если кто-либо не успевал обуться, ему приходилось туго. Бывало, что курсанты, не успевшие по тревоге надеть ботинки, возвращались после марш-броска с разбитыми в кровь ногами. Часто рано утром, «для разминки», устраивались пробежки, которые заканчивались после того, как некоторые курсанты падали без сознания. Наконец, существовал и еще один сигнал - «Пожар». На построение давалось всего две минуты, можно было только успеть схватить одеяло и ботинки.

Дежурными назначались офицеры из числа преподавателей училища. Некоторые из них особенно усердствовали по части объявления тревоги. Курсанты, хорошо узнав привычки каждого офицера, еще до отбоя выясняли, кто именно дежурит сегодня ночью, чтобы заранее принять соответствующие меры.

Например, один офицер любил объявлять тревогу одновременно с сигналом «Подъем», что вызывало замешательство у только что проснувшихся курсантов. Другому нравилось объявлять тревогу одновременно с сигналом «Отбой». Были и такие, что объявляли тревогу, устраивали марш-бросок, а потом отпускали курсантов спать. Многие, думая, что у них есть два-три часа на сон, быстро засыпали, и тут снова объявлялась тревога. Естественно, ее уже никто не ждал, а потому почти всех она заставала врасплох. Тот, кто поторопился убрать патроны из патронной коробки, мог опоздать на построение. Вместо того чтобы взять патронную коробку и бежать в строй, ему нужно было еще снарядить ее, да так, чтобы вошли все 20 патронов. Обычно в таких случаях коробка ломалась. Это была настоящая трагедия! Я решил эту проблему следующим образом: в первое увольнение мне и еще одному сержанту, которого я хорошо знал, удалось достать 20 патронов. Я сложил их в небольшой мешочек, а ночью перед отбоем доставал из укромного местечка и клал под подушку.

Моим товарищем и соседом по койке был курсант c личным номером 59 - Пепин де ла Торре, хохотун-парень из Гуинеса, и с ним мы подружились. Наша дружба основывалась на общности взглядов по многим вопросам. У нас вызывали неприязнь приказания, отдававшиеся вопреки здравому смыслу. Нам обоим не нравились некоторые учебные дисциплины. Оба мы за короткое время получили одинаковое количество замечаний и взысканий. Моего товарища все называли Сурком. У этого весельчака были две слабости, с которыми он ничего не мог поделать: Сурок очень любил испанские супы, но еще больше - крепко поспать. Последнее и послужило причиной того, что ему дали такое прозвище.

Тревоги, часто объявлявшиеся в училище, изматывали нас. У Пепина сон был действительно крепкий, он спал как убитый, и почти всегда мне приходилось будить его. Сам же я спал чутко, только иногда спросонок путал команды.

Сильно обеспокоенный за товарища, я тщательно взвесил все и после глубокого анализа того, что полагается сделать при объявлении тревоги, пришел к выводу, что есть довольно простой, но самый быстрый и надежный способ разбудить Сурка и самому успеть вовремя в строй. Я сильно толкал ногой спящего друга, когда становился на его койку, чтобы выпрыгнуть во двор через окно.

Глава 5. НОМЕР 49

Громкий, пронзительный звук сигнальной трубы, казавшийся бесконечным, проник через окна в подвальное помещение старинного замка, где размещалось училище. Он разбудил меня в ту необычную ночь 1952 года.

Центральный двор выглядел еще более пустынным и неприветливым, чем обычно. Было прохладно. «Наверное, градусов семь», - подумал я. Синеватый туман пробирался в комнаты, распластывался по цементному полу. Он вползал через двери и коридоры и, казалось, окутывал все неприятной холодной сыростью. Мы знали: когда на склоне возвышенности у Манагуа появляется туман, жди похолодания.

Около сотни курсантов застыли в строю по команде «Смирно». Черные ремешки пластмассовых шлемов были плотно затянуты под подбородками. Пар от прерывистого дыхания смешивался с окутывающим нас туманом.

Легкий ветерок доносил аромат близлежащих полей, смешивая его с запахом дыма и кофе, который с вечера распространялся с кухни. Волнение и скованность в теле, которую мы, простояв долгое время неподвижно, почувствовали, наконец привели к тому, что я уже не ощущал холода. Внезапно капля сконденсированного пара, образовавшегося от дыхания, скатилась с кончика моего носа на губы. Мне сделалось до невозможного щекотно, но пошевелиться я не мог, скованный командой «Смирно».

Каблуки лейтенанта Фумеро щелкнули подобно удару двух сухих деревяшек.

– Капитан, личный состав училища построен! - Капитан, сделав резкий поворот, отдал честь дежурному по училищу, который появился на плацу, выйдя из двери столовой.

– Сеньор! Личный состав училища построен!

Дежурный по утилиту лейтенант Санчес Москера ответил на рапорт капитана и глухим, но энергичным голосом приказал:

– Дайте команду «Вольно»!

Наконец-то можно было расслабиться после двадцатиминутного стояния навытяжку!