Михаил Бубеннов - Белая береза Страница 50

— А-а, вот где ты! А мне сболтнули, что тебя увезли!

Не помня себя Андрей вскочил с чурбана.

— Товарищ сержант!

На петлицах шинели Юргина вместо привычных треугольников ярко сверкали красные кубики.

— Товарищ лейтенант! — сказал Андрей, задерживаясь, снизив голос, словно Юргину не повысили, а понизили звание, но тут же еще с большим порывом бросился вперед: — Товарищ лейтенант, произвели?

— Так уж случилось, — смутился Юргин, обнимая друга. — Вчера только. Встречает майор Озеров и говорит: "Принимай взвод!"

— Наш?

— Наш.

— Товарищ лейтенант! — сказал Андрей с жаром, высвобождаясь от Юргина. — Я не могу! Я сейчас же ухожу во взвод!

— А это как врачи скажут.

— Ну, врачи! — зашумел Андрей. — Этих врачей! Что они мне? Пахнет здесь везде какой-то пакостью. Нанюхаешься — на самом деле надолго сляжешь. Уйду, и все! Что они мне, эти врачи?

— Не шуми! — Юргин огляделся.

— Да нет тут никого, с утра один гнию!

Друзья присели у печки. Будто обрадовавшись их встрече, дрова вдруг затрещали весело, и искры замелькали в прогоревшей трубе, вырываясь на вольную волю.

— Полежать еще надо тебе! — сказал Юргин, сбоку осматривая друга. Ослаб, видно же!

— И не уговаривай, товарищ лейтенант! Не обижай! — ответил Андрей. Лучше расскажи, как там, у нас в полку. Где он теперь? Ребята как? Знаешь, просто вся душа у меня за эти дни изныла, вроде от корня меня оторвали. Сны разные одолели. Расскажи!

Но сам тут же поднялся и направился к выходу, выглянул из палатки. С неба реденько падали звезды-снежинки. Недалеко от палатки, укрывшись под разлапистой елкой, солдат-санитар колол дрова.

— Эй ты, товарищ санитар! — окликнул его Андрей. — Где там мои манатки? Шинель там, сбруя разная… Тащи живо! Мне уходить надо. Гляди, не задерживай!

— Что ж с тобой делать? — сказал Юргин, когда Андрей вернулся к печке. — Ладно уж, собирайся, пойдем вместе…

— Я мигом! Сейчас вещи мои принесут.

— Значит, про полк спрашиваешь? — Юргин, загораясь, начал рассказывать новости. — Э, теперь ты, Андрей, не узнаешь наш полк! Три дня мылись, переодевались, ели, пили… Даже, понимаешь, водочки изрядно перепало! Теперь все веселые такие, ржут, как жеребцы, честное слово! Удержу на них нет! Новое оружие получили. Пулеметов очень много, автоматы… А эти бутылки… Знаешь, теперь не такие, с какими мы тогда у Вазузы-то были, помнишь? Зажигать не надо, а только бросай — сама горит, как окаянная, ничем не затушишь! Я уж попробовал их: полыхают что надо! Ну и пополнение пришло…

— Много?

— Порядком. Наш батальон полностью восстановили, да и другие пополнили. И новый комбат назначен.

— Кто такой?

— Из бурятов, а по фамилии — Шаракшанэ. Быстрый такой и ловкий, как степной орлик, и, видать, горячей крови!

— А бойцы ничего?

— Бойцы разные, — ответил Юргин. — Есть кадровики, а больше — ваш брат, из запаса. Народ разный. У нас в пехоте больше всего, конечно, колхозники да рабочие, а в артиллерию да в минометчики больше интеллигенция попала: учителя, счетоводы, агрономы… Слух есть, что даже один писатель там оказался, вот как! Ну, сам знаешь, там и нужен грамотный народ.

— Где же полк-то теперь?

— А полк вчера вечером перешел на участок дивизии. Стоит недалеко от передовой. Как бы сегодня же не вышли на передовую. Вполне возможно.

За палаткой послышался стук топора.

— Тьфу, вот изверг-то! — Андрей вскочил и бросился из палатки. — Ты что тюкаешь? — закричал он на санитара. — Что тюкаешь, зловредная твоя душа? Где вещи? Я сколько ждать буду? Тогда доложи врачу, да живо! Сегодня вон ребята, может, воевать пойдут, а я гнить тут буду у вас? Доложи живо!

Возвратясь к Юргину, спросил:

— А кто командиром нашего отделения?

— Сержант Олейник. Из новых.

— Хорош?

— На вид боек, смекалист, а какой будет в бою — поглядим. Все люди, Андрей, узнаются только в бою.

Через час Андрей при помощи Юргина добился выписки из санбата. Ему выдали новое обмундирование, и главный врач, с которым все же пришлось поспорить, неожиданно раздобрился и поднес друзьям на прощание по стакану водки.

XIV

Путь до временного расположения полка Озерова лежал то через поля, кое-где прикрытые полосами озимей, то через лесочки, заваленные опавшей загнивающей листвой и насквозь пропитанные густой осенней синью. До санбата Андрея везли в закрытой машине, и он не видел прифронтовой полосы, а когда увидел ее — поразился, что на ней было сделано. Только что выйдя из лесу, где стоял санбат, он остановился в изумлении: через все поле — с севера на юг — тянулся огромный вал глинистой земли, каким обносили древние крепости.

— Противотанковый ров, — пояснил Матвей Юргин.

Через ров был перекинут шаткий дощатый мостик; по нему, и то не без риска, могли проходить только легкие санитарные машины и повозки. Андрей задержался на мостике, кинул взгляд на север, — конца рва не было видно за горбиной поля, кинул взгляд на юг, — конец его обрывался у опушки леса. В восхищении Андрей резким взмахом руки сдвинул шапку на затылок.

— Эх, черт возьми! — воскликнул он. — Вот это канавка! По шнуру сделана. И сколько тут земли вырыто! Товарищ лейтенант, как ты думаешь: на самом деле не перелезет, а?

— Танк? — переспросил Юргин. — Ни за что!

— Кто ж тут рыл? Не слыхал?

— Как не слыхал! Все, брат, они, москвички, — ответил Юргин, почему-то хмурясь. — Да ты погоди, ты еще не раз ахнешь, когда пойдем дальше. Всю осень, Андрей, трудились тут люди. Да кто? Столичные женщины, каким за всю жизнь, наверное, не приходилось держать в руках лопаты, да молодые девчурки, каким только бы бегать в кино… Вот, брат, кто! И вот гляди, что сделали! И такие рвы, сказывают, по всему фронту нарыты. Да и не только рвы. Куда ни погляди — везде разные преграды. Ой, великий труд они положили здесь! Я как насмотрелся — мне стыдно, Андрей, стало!

— Стыдно? Отчего же?

— Стыдно перед этими москвичками, так стыдно — не знаю куда глаза прятать, — хмуро ответил Юргин и, перейдя мостик, долго шел молча, скользя по грязи. — Задержи мы немцев подальше отсюда — зачем бы им долбить тут землю? И еще стыдно оттого, что они потверже нас, пожалуй, переживают эти разные тягости в войне.

Дальше шли молча. И действительно, много раз еще пришлось Андрею удивляться тому, что сделали москвички в прифронтовой полосе. Это была полоса почти сплошных, трудно преодолимых для врага оборонительных укреплений. Всюду по полям тянулись глубокие извилистые траншеи, на пригорках высились дзоты с темными щелями бойниц, между лесами виднелись могучие линии надолб и проволочных заграждений, а по лесам тянулись непролазные даже для зверья завалы.

"Да, если мы здесь не устоим, тогда нам, и верно, лучше не глядеть на белый свет. Нет, тут не будет немцу хода!" — подумал Андрей и неожиданно, впервые в жизни, почувствовал щемящую, посасывающую сердце жажду боя.

XV

Полк майора Озерова стоял в лесу, недалеко от передовой линии. В этом месте и раньше, проходя на фронт, стояли воинские части: повсюду виднелись свежие пни, валялись вершинки деревьев, не затраченные в дело, груды сырой щепы и лапника, часто встречались полузаваленные щели, наполненные водой, разломанные шалаши и стойла для коней, ямы с головешками и золой… Обтрепанный, помятый и вытоптанный лес был густо заселен людьми в серых шинелях. На стоянке повсюду маячили фигуры солдат. Кое-где в наскоро сделанных землянках и шалашах мелькали огни.

Отделение сержанта Якова Олейника размещалось в большом шалаше под двумя кудлатыми елями. Почти все отделение, за исключением Умрихина, состояло теперь из новых людей, прибывших для пополнения полка. Среди них было только три солдата кадровой службы. Самым приметным из них был комсомолец Терентий Жигалов, худой и остроносый, с открытыми, всегда настороженными глазами, словно ожидающими внезапной вспышки огня. Он отступал от самой границы, был ранен, с неделю находился в плену у немцев, чудом бежал из плена и с месяц пролежал в госпитале. При каждом упоминании о немцах его било, как в лихорадке, он срывался с места, говорил горячо, стучал кулаком. Два других кадровика — белорус Ковальчук и уралец Медведев — воевали меньше, оба были ранены и лечились в госпитале под Москвой. Там встретились о Жигаловым и вместе прибыли в полк. Все остальные в отделении были призваны из запаса. По воле судьбы они собрались из разных мест. Сержант Олейник был родом из Мурома, где работал заготовщиком пушнины, солдат Осип Чернышев — знаменитый каменщик из Москвы, Федор Кочетов — садовод из подмосковного совхоза, Тихон Кудеяров колхозный агротехник из-под Владимира, Петро Семиглаз — бригадир колхоза с Киевщины, Нургалей Хасанов — помощник комбайнера из Татарии и Кузьма Ярцев — земляк отделенного, кустарь, мастер по гнутой мебели. Некоторые из них уже воевали, по разным причинам выбыли из своих частей и оказались в запасном полку армии; другие совсем недавно прибыли на фронт и еще не отведали войны. Но и эти, много или мало, служили раньше в армии и знали солдатское дело.