Геннадий Казанцев - Страна Лимония Страница 52

— Ранен? — спросил Фархад.

— Нет, всё от суеты... Лифчик с собой не взял, а магазин так и не достал.

Внезапный обстрел не изменил планов проведения мероприятий. Раненых афганцев унесли, пионеры отсалютовали народному герою, а почётный караул в грязной от недавней баталии форме чётко произвёл все надлежащие артикулы любимому генералу. Вереница людей потянулась к площадке для митинга. Герман неотступно следовал за своим патроном, с удовлетворением сознавая, что его временная миссия не такая уж бесполезная.

Митинг шёл по уже известному сценарию: гимн, трибуна, выступления, «Зенде бод!», встали-сели. Герман вначале внимательно и настороженно вглядывался в лица зрителей. Но все собравшиеся с искренним вниманием слушали ораторов, бурно аплодировали, смеялись, когда по ходу действа кто-то из президиума отпускал шутку. Подошёл Фархад.

— Мне тут один «хадовец» сказал, что половина собравшихся — «духи», — поделился новостью переводчик.

— Да, кстати, сейчас и тот, что в нас стрелял, прибежит. Видать, малость задерживается, — пошутил Герман и добавил: — Ты посмотри на них! Тут такие рожи встречаются!

Действительно, многие из присутствующих выглядели, будто не спускались с гор последние годы — в грязных чалмах, заросшие от шеи до глаз, с огромными мозолистыми ручищами.

— Слушай, Фархад, — решил поделиться мыслями с переводчиком Герман, — а может, для них это как кино или что-то вроде цирка? Спустились, отдохнули, отвлеклись от суровой жизни и опять — по пещерам.

Словно в доказательство, крайний из горных людей впился взглядом в русских. Герман не выдержал и опустил голову.

— Смотрит, будто я его неделю с рук не кормил, — прошептал охранник, — полоснуть бы очередью в его рожу!

— Пойдём в другое место, — потянул его Фархад. — У нас старики говорят, что в горах под Джармом такие вот дикие живут. Лучше не встречаться. Слышал, от их взгляда любой замертво валится.

— «Йети», что ли? — высказал догадку Герман, и ему стало не по себе. И хотя он в снежного человека не верил, но всё же посчитал за благо уйти ближе к трибуне.

А трибуна жила своей жизнью. Гремели здравицы, трещали активисты с отчётами и самоотчётами. Объявили перерыв. Волин поманил переводчика, а Герману дал отмашку — будь, мол, свободен. Охранник не стал перечить и поплёлся на дорогу в надежде посидеть в тени. Было по-летнему жарко. Молодой человек расстегнул ворот рубахи и порадовался, что бушлат оставил во «дворце». У больших камней, под тенью сосен, сидели на корточках трое афганцев с автоматами. Рядом стоял козёл и тупо смотрел на народную милицию. Разомлевший русский решил присесть на один из камней. Легко взобравшись на прохладный валун, Герман уставился на трёх милиционеров и одного козла. Что-то в облике животного показалось ему не совсем нормальным. Приглядевшись, он заметил, что козёл... курит! Любопытство столкнуло его с насиженного места, и не верящий своим глазам русский присоединился к афганцам. Союзники, скаля зубы, показывали на смирно стоящее животное, из ноздрей которого вырывались струйки дыма. «Да-а-а! — протянул Герман, — такого и в цирке не увидишь!»

— Хуб? (хорошо?) — улыбаясь, спросил один из милиционеров.

— Хуб, хуб, — подтвердил зритель.

Афганцы радостно засмеялись.

— Шурави? (советский?) — последовал новый вопрос.

— Шурави, шурави.

— Бисьё-о-ор хуб! (очень хорошо!) Шурави — д`усте аз ма (советский — мой друг!) — указал он грязным пальцем на себя. И опять народные защитники осклабились.

Дотошный афганец вытащил из котомки банан и протянул его Герману.

— Ма! (на!)... Бе хот`ере дуст`ийе Афгонестон ва Шурави (за дружбу Афганистана и Советов).

Герман церемонно приложил руку к сердцу, слегка поклонился и отрицательно покачал головой. «Угощают, как мартышку», — обиженно подумал он. Козёл уже выплюнул дымящийся окурок и, высокомерно задрав голову, пошёл по своим козлиным делам. Афганец вдруг свистнул и бросил банан на пыльную дорогу. «Это что, вызов?» — насторожился Герман. Оказалось, ни то и ни другое. Цирк продолжался.

Сначала невесть откуда выскочили два огромных лохматых пса. Понюхав банан, они лениво побрели в сторону русского и уставились на него своими умными глазами. «И вас накололи?» — сочувственно сказал он вслух. Псы дружно завиляли хвостами. И тут на сцене появились три обезьяны. Откуда они взялись, Герман не успел заметить, так как его отвлекли симпатичные псы. Обезьяны, глядя в упор на людей, на четвереньках осторожно подбирались к банану. Афганские милиционеры уставились на русского. Собственная фауна их не интересовала. Русский таращился на животных, пытаясь сообразить, это ручные или дикие звери. Пока он думал, первая обезьяна подошла совсем близко к лакомству. Герман в нетерпении пошевелил руками, в которых лежал автомат. Троица тут же оскалила зубы и забилась в истерических криках. Герман отшатнулся. Первое из наглых животных мгновенно схватило банан, и вся свора с мерзкими криками бросилась на ближайшую сосну. Секунда — и они сидели на большой ветке, вырывая друг у друга заветный плод. «Вот это да! Они же дикие!» — догадался пришелец. Он нигде не читал, что обезьяны могут жить на хвойных деревьях. Собаки, чувствуя, что остались без внимания, понуро побрели восвояси. Но, как оказалось, они рано впали в уныние. Когда псы поравнялись с сосной, одна из человекообразных ловко спустилась вниз и вскочила на спину первой собаки. Следом за ней второго пса оседлала её товарка. Покусывая псов за уши и дёргая за шерсть, «всадники» направили их в обратный путь. Афганцы ликовали. Они вытащили ещё один банан и начали дразнить им «наездников». Обезьяны отвечали уморительными гримасами. Наконец банан полетел в сторону животных. Обезьяны побросали собак и в мгновение ока завладели подарком. Так же быстро и ловко они вернулись на свой наблюдательный пункт. Герман был потрясён. Он проводил глазами их скачущую по ветвям стаю, пока она не скрылась в деревьях, а когда обернулся — перед ним стоял улыбающийся афганец.

— Четурасти?

— Спасибо, хорошо.

— Панаравильса?

— Очень! А ты что, русский знаешь.

— Кям-кям панималь.

— И что, эти обезьяны здесь живут?

— Саист! Эсд`еса живёль.

Чувствовалось, что афганец напрягает все свои силы, чтобы пообщаться с этим бородатым русским. Герман решил ему помочь и стал спрашивать врастяжку, с артикуляцией диктора радиостанции «Маяк».

— Они что, шишки здесь едят?

— Сышка сидес эбят, — эхом отозвался милиционер.

— Не шишки эбят, а шишки ебут! — менторским тоном поправил его Герман, но тут же спохватился, — шишки е-дят!

— Нэ сышка ибут, а сышка эпят, — наморщив лоб, повторил филолог-любитель.

— Тьфу ты, пропасть, полиглот ты хренов, — понял бесполезность общения Герман и встал с камня. — Бом`оно худ`о! Зенде бод! — бросил он на прощание и пошёл на митинг.

Вечером уже летели в провинцию Кунар, а через два дня — в Лагман. Митинги, встречи с общественностью, беседы со старейшинами, обстоятельные совещания с руководством провинций. Волин был неутомим. Вдвоём с Сулеймоном Лаеком они общались с сотнями людей: от пламенных афганских революционеров до не менее пламенных командиров мятежников. Последние были весьма колоритными личностями. Они не лебезили перед высоким начальством, умело поддерживали схоластические споры на предмет — что нужно простому афганцу. Волин терпеливо объяснял преимущества народной власти, мятежники — не менее обстоятельно отстаивали свою точку зрения.

Пока начальство тряслось в идеологическом противостоянии, охрана — а у командиров мятежников тоже была охрана — предавалась безделью. Герман играл с «духами» в нарды, иногда — в карты. В знак взаимного доверия телохранители фотографировались в обнимку, обменивались сувенирами и, не переставая, пили зелёный чай.

Душманы чем-то импонировали русскому. Они, как правило, были статными. Среди них не было кривых и косых, хромых и увечных, что в правительственных войсках наблюдалось сплошь и рядом. Командиры, правда, были разными. Иногда встречались плюгавые, но свой недостаток они компенсировали надменностью, показной свирепостью и развязным поведением.

Обычно встреча противоборствующих сторон не обходилась без взаимного подношения подарков. Олег Волин обзавёлся солидным арсеналом подарочного оружия: маузер в деревянной кобуре, немецкий «Вальтер», ножи, кинжалы и даже старинная фузея с сошками. Однако он предпочитал ходить с плоским «Марголиным», который ни разу так и не вынул из кобуры.

Как правило, к концу бесед обе непримиримые стороны оставались довольными друг другом. Советники и сопровождающие лица летели в новое место, а мятежники — разбредались по домам или карабкались в свои горы.

Тянуть лямку охранника Герману даже понравилось. Делать было ровным счётом нечего. Если бы кто-то всерьёз покусился на жизнь охраняемых им лиц, то он вряд ли смог бы предотвратить трагедию. Правда, случилось ещё несколько обстрелов, один из них — миномётный, но Бог миловал — все остались живы и здоровы. Видимо, стрелявшие просто отрабатывали дневную норму без серьёзных намерений обострить обстановку.