Михаил Водопьянов - Киреевы Страница 55

Ляля увлеклась и не заметила, как изменилось лицо Родченко, губы его плотно сжались.

«И это ничтожество называется женой? Да, посочувствуешь Юрию. Как был прав Николай Николаевич…»

Андрей почувствовал, его охватывает злоба. Встать и уйти, бросив на прощанье, что ему противно ее общество.

Сдержав себя, он посмотрел на часы:

— Оказывается, уже поздно, я должен идти. Очень жалею, что не могу дождаться возвращения Юрия Петровича.

Ляля пробовала уговорить Андрея посидеть еще, но он категорически отказался:

— Не могу… Я должен немедленно уйти…

В тоне, которым он произнес эти слова, звучало откровенное презрение.

Гигантская битва продолжалась на всех фронтах от Черного до Белого моря. Но так как врага уже отогнали на сотни километров от Москвы, жизнь в гарнизоне дивизии Авиации дальнего действия стала много спокойнее. Сигналы воздушной тревоги уже не врывались в ночную тишину. Совсем прекратились путешествия в бомбоубежище. Кое-где в квартирах снова зазвенел детский смех, и неунывающие ребятишки весело засновали в узких проулочках между домами.

Дети играли, весело шумели — совсем почти как до войны, но отцы их редко и ненадолго появлялись дома, а матери тихонько вздыхали и иногда плакали но ночам. Рано утром женщины спешили в штаб узнавать, вернулись ли с боевого задания их мужья, братья. Каждую ночь наши тяжелые бомбардировщики сбрасывали свой смертоносный груз на вражеские объекты в ближних и далеких тылах врага.

Бои становились все напряженнее. Особенно там, где фашистская армия рвалась к Сталинграду. Ежедневно немецкое командование получало истерические приказы фюрера — немедленно и окончательно взять волжскую крепость. Но разве это было возможно? Советские бойцы продолжали отстаивать каждый метр площади в полуразрушенных домах., И если они гибли на своем посту, то это была героическая смерть — ценой своей жизни воины оплачивали жизнь, свободу, счастье миллионов людей, великую победу.

Советская авиация вместе с пехотой, артиллерией, танками уничтожала врага на сталинградской земле. Летчики Авиации дальнего действия участвовали в этих исторических сражениях. Дни и ночи проводили они на аэродромах и в воздухе. Военные инженеры и техники без устали готовили машины к боевым полетам. Количество этих полетов достигало неслыханных цифр.

Подполковник Соколов вместе с генералом Головиным вылетел на Сталинградский фронт. Юрий Петрович был доволен, что снова попал в боевую обстановку. Испытывая самолеты на далеком от фронта заводе, он знал, что делает большое, нужное дело. Но относительное спокойствие в работе и быт, близкий к мирному, раздражали его:

«Что же получается? Я живу вдали от фронта, от боевых дел с молодой женой, которая ничем другим не занята, только „создает мне условия“. Здесь не следует дольше оставаться. Испытание новой машины я закончил, другие испытания будут вести свои заводские летчики. Пора мне сесть на боевую машину».

Поэтому перевод в Москву, в дивизию генерала Головина, его искренне обрадовал.

Правда, Юрий Петрович неизбежно должен был здесь встретиться с Киреевым. А это его мало радовало. Тем более теперь, когда появился, пусть крохотный, червячок сомнения: не поторопился ли он с женитьбой на Ляле? Не следовало ли подождать, проверить и ее, и свое чувство?

Он был доволен, узнав, что и Николай Николаевич и Родченко отсутствуют. Николай Николаевич все время находился на заводе, где строился «К-2». Андрей был занят своими моторами. Все же в любой момент и тот и другой могли появиться в подмосковном гарнизоне. Соколов с облегчением вздохнул, когда ему предложили вылететь в Сталинград.

То, что он увидел там, в разрушенном, героически защищавшемся городе, заставило забыть все личные переживания. Какими мелкими показались они ему. Неужели он, зрелый человек, мог приходить в отчаяние из-за капризов жены? Просто начал закисать в тыловой обстановке. Юрий Петрович вспомнил недавнюю свою жизнь на Волге, тишину, покой природы. Здесь тоже была Волга. Но какая? Воды ее смешались с кровью, бензином, нефтью. Все бурлит, кипит от снарядов и бомб. Река загорается, и огненный поток льется вниз, к морю.

Юрий Петрович был подготовлен — слышал рассказы о Сталинграде. Но то, что он увидел, превзошло все, что он мог представить. Глазам открылась картина, которая потрясла его…

Наш буксирный пароход спокойно и деловито тащил с того берега баржу. Над ним стайкой кружились наши истребители, отгоняя фашистские самолеты.

— Раненых везут! — сказал офицер своему товарищу. Они оба стояли недалеко от Соколова и тоже смотрели на Волгу.

— Отсюда отвезут на тот берег боеприпасы, продукты, и снова возьмут на баржу раненых. И так один рейс за другим. Чудеса! Не правда ли? — Очевидно, рассказывавший был «старым сталинградцем», а его спутник появился здесь недавно.

Шквал огня преграждал путь буксиру, но он упорно шел к цели. Юрию Петровичу захотелось дождаться, когда маленький пароход с большой баржей подойдут к пристани, пожать руки мужественному капитану и его команде. Но надо было спешить — через несколько часов он и его друзья поднимутся в воздух. Скорее бы!

Соколов посмотрел на небо. Оно горело, дымилось. Куда девалась его голубизна? Можно ли назвать «небом» этот мрачный, словно запачканный сажей потолок над разрушенным, но полным небывалых сил городом?

Юрий Петрович воевал в сталинградском небе самозабвенно. Всю силу ненависти, всю горечь своего разгневанного сердца он вкладывал в удары по врагу, и каждый день, каждый час невидимыми крепкими нитями привязывал его к защитникам города-героя. Каких людей узнал он здесь!.. Не было достаточно сильных и ярких слов, чтобы рассказать о повседневных легендарных подвигах рядовых воинов. Когда он думал о них, — боль и восторг охватывали его с огромной силой.

И когда его отозвали в Москву, в штаб Авиации дальнего действия, Соколов неохотно покидал Сталинград, жалея, что не может остаться там до дня победы, в которой был уверен.

О Ляле думалось тепло. Исчезли, растопились неприятные воспоминания… Окончится война, он сделает все, чтобы Ляля была счастлива с ним. Она еще наивна, совсем неопытна, поэтому иногда говорит и даже делает неумные вещи. Но от всех этих сорняков легко избавиться. Главное, что они оба любят и верят друг другу.

Юрий Петрович приехал к себе в гостиницу под вечер. Ляля, очевидно, собиралась куда-то идти: она была причесана тщательнее обычного и на ней было дорогое нарядное платье.

Увидев мужа, Ляля радостно всплеснула руками и повисла у него на шее.

— Наконец-то, счастье мое! Я так истосковалась без тебя, чуть с ума не сошла!

— Не похоже, глядя на тебя, — добродушно усмехнулся Юрий Петрович.

— Так это же я с тоски. Нет сил одной сидеть. Мысли такие страшные… Я так боялась за тебя, родной…

— Куда ты собралась идти? — спросил Юрий Петрович, целуя Лялю.

— А я познакомилась недавно… в нашем коридоре живет Ксения Борисовна, милая такая. У нее всегда весело. Но теперь, когда ты вернулся, она мне совсем не нужна. — Ляля положила голову на плечо мужа. — Ты вся моя жизнь, радость, веселье! Ты… ты… только ты!

В этот же вечер Ляля познакомила мужа с Ксенией Борисовной. Ему не понравилась молодая яркая шатенка с большими светлыми, но какими-то пустыми глазами и безвольным пышным ртом. Одета она была крикливо.

— Жаль, что вы Лялин муж, — сказала Ксения Борисовна Соколову, окидывая взглядом его высокую мужественную фигуру, — вы как раз в моем вкусе… Но не беспокойтесь, ничего из этого не получится, — я Лялечке покровительствую, она такая прелесть! И умница — какого мужа подцепила! — на полных губах появилась усмешка, а глаза оставались по-прежнему пустыми.

«Страшная бабенка! — решил Юрий Петрович, — такая может человека изуродовать. Ляля совсем не умеет разбираться в людях».

— Пожалуйста, больше не встречайся с этой Ксенией Борисовной. Она совсем неподходящая тебе компания, нигде не работает, ничем не интересуется, кроме развлечений и флирта. Это же позор, во время войны… — резко сказал Соколов жене, как только они остались вдвоем.

У Ляли на глазах заблестели слезы:

— Но ведь я тоже не работаю, тоже ничего не делаю…

— Это надо немедленно прекратить, — перебил ее Соколов. — Ты же стремилась в Москву, чтобы здесь устроиться на работу. Почему ты до сих пор этого не сделала? Тебе надо помочь?

Ляля обняла мужа, прижалась к нему:

— Не сердись, мой дорогой, я пока не хочу связывать себя службой. Получим квартиру, совью наше гнездышко, — тогда другое дело. Ты только представь себе, мое солнышко, я на работе буду занята почти весь день, а тут переезд, хлопоты… Ничего хорошего не получится. Разреши еще немножечко обождать. Можно?