Геннадий Синельников - Ах, война, что ты сделала... Страница 58

Солдаты пытались растащить вещи по БТРам, но я не позволил — втянутся в грабеж, потеряют бдительность, душманы и перестреляют всех за этим занятием. Не исключен вариант, что в какой-нибудь коробке лежит взрывное устройство. И еще — дашь раз обогатиться награбленным, потом уже не остановишь. А случится когда-нибудь что-нибудь, скажут, что замполит нам разрешал брать чужое, докажи потом, что это не так. Сам и будешь виноват, что узаконил грабеж. А так хотелось разрешить, да и самому тоже взять хороший магнитофон, увезти его домой или хотя бы в палатку поставить. Нет, от греха подальше, никому — значит, никому.

Запылал и этот автобус. Дал команду на выдвижение. Все командиры рот продублировали приказ. Ведя огонь по противнику, стали вытягивать свои подразделения в направлении движения. Но вновь где-то мелькнули огни фар, огонек ручного фонарика, и снова азарт стрельбы. Трещит пылающая техника, отблески пожаров освещают наши потные и грязные лица с блестящими от возбуждения глазами. Темнота ночи втягивала нас в бой все сильнее и сильнее.

Это было как какое-то наваждение, наркотик. С одной стороны, мы сознавали гибельность промедления отхода, а с другой — бой и огонь привораживали, притягивали нас и никак не хотели отпускать.

— Все на выход! По машинам!

Запрыгнув на ходу в БТР, вышел на связь, доложил командиру о движении. Устало откинулся на спинку сиденья, было очень тяжело. Весь день воевали. Жара, стрельба, где на БТРах, где в пешем порядке прочесали несколько кишлаков. Везде сопротивление, непрекрашающаяся стрельба. В одном селении увидели духов, они забежали во двор одного из домов. Окружили его, забросали гранатами. Вошли — и никого. Потом нашли подземный лаз, через который, очевидно, и ушли душманы. Прикинули, куда этот ход может вести. На расстоянии 50 метров нашли выход. Значит, враги находятся под землей, на этом отрезке местности. Переводчик, наклонившись к отверстию, стал кричать, чтобы они не стреляли, а выходили наружу. Он пообещал, что мы отпустим всех, если нам не будет оказано сопротивление. Под землей было сначала тихо, потом раздался глухой гул. Прошло время, но никто не пожелал выйти из подземелья.

Ротный дал команду, и в отверстие полетела граната. Под землей закашляли, зачихали.

— Выходите по-хорошему! В последний раз предупреждаем! — Никто не вышел. — Бросай еще гранаты!

Когда мы только начали воевать, столкнулись с хитрой тактикой душманов. Уходя от нас или прорываясь через окружение, они защищали себя толпой женщин и детей и, прикрытые живым щитом, уходили в полной уверенности, что мы по ним стрелять не будем. Сначала так оно и было, но потом нам сняли все ограничения, и мы, не задумываясь и не жалея никого, стали открывать огонь на поражение. Сейчас был такой же случай — моджахеды загнали с собой под землю мирных жителей. Когда пыль от взрыва осела, мы увидели разорванные человеческие тела. Здесь же из земли торчали стволы автоматов и приклад «бура».

Солдаты, стоявшие у противоположного края подземного убежища, услышали под землей снова какой-то шум, люди отходили подальше от места взрыва.

Снова в отверстие полетели гранаты. Дикие крики, кровь, пыль, серым слоем оседающая на шевелящиеся, копошащиеся, дергающиеся человеческие тела.

Под землей кто-то еще оставался. Но они уже не смогли бы вырваться из подземного плена — с двух сторон ходы оказались завалены взрывами. Мы спокойно перекурили, сели на БТРы и уехали.

…Снова запросил ротных: все ли нормально? Они ответили, что идут с разных направлений, соединяясь в общую колонну. Доложил и командир 5-й мотострелковой роты старший лейтенант Михаил Бондаренко. Ориентир — горящий на обочине дороги автомобиль — по докладам прошли все. Дал команду обозначить себя ракетами зеленого света. Сосчитал — 3 ракеты в небе, что соответствовало трем ротам. Снова залез внутрь БТРа. Прошло несколько минут, и вдруг я услышал в наушниках голос Бондаренко:

— Всем команда: «Земля!»

— Что случилось? Вьюга, ответь!

Но Михаил подавал команды, не отвечая на мои запросы, а это могло означать лишь одно, что начался бой и ротный руководил личным составом подразделения.

— Я — Вьюга-55, — снова раздался в рации его голос. — Я — Вьюга-55, веду бой! Душманы подбили переднюю и последнюю «коробочки».

— Михаил, что случилось? Где ты?

Но Бондаренко молчал. Наконец мы услышали друг друга.

— Где ты? Обозначь себя сигнальными ракетами!

— Обозначил!

— Обозначь еще!

— Снова обозначил!

— Я не вижу твоих ракет!

Как выяснилось потом, Михаил, следуя по своему маршруту, сориентировался на другую горящую машину, свернул на проселочную дорогу и ошибочно ушел в другом направлении в горы, которые не пропускали даже радиоволны. Ушел так далеко, что и сигнальные ракеты не были видны. А в том районе находилась банда моджахедов. В полной темноте они подбили первую и последнюю машины в колонне, рассчитывая в панике и неразберихе расстрелять роту в упор, но Михаил, опережая их, сам повел личный состав на них. Бой был скоротечный. Впервые подразделение вело схватку в горах ночью, и я с ужасом думал о предстоящих потерях и ответственности за ее результаты. Жалко было ребят, и если что случится, то и с меня спросят, как с исполняющего обязанности комбата.

— Как получилось, что рота заблудилась на ровном месте? Как это я докомандовался до такого? — терзал я себя вопросами и не находил на них ответов. — Хоть бы все было нормально, а то закончится моя военная карьера. Снимут с должности, возможно, и осудят, какой позор будет!

Я готов был рвать волосы на голове, чтобы исправить ошибку, но Михаил вновь потерялся и уже достаточно долгое время не отзывался.

Я выслушал от комбрига все, что он думал обо мне. По своей более мощной радиостанции он запросил Бондаренко и потребовал от офицера-артиллериста, который был от управления бригады вместе с ротным, «привязаться» к местности и выдать топографические координаты роты. Но и капитан ничего не смог сделать в окружении гор при полном отсутствии в темноте каких-либо ориентиров. Снова выматерившись и обругав меня, комбриг поставил задачу на поиск роты. Я понимал, что этот приказ был дан от бессилия и безысходности, но перечить не имел права.

«Сейчас осталось еще нам заблудиться!» — думал я, разворачивая две мотострелковые и одну танковую роты в обратном направлении. Шли между двух маленьких кишлаков, как вдруг раздался мощный взрыв. Колонна стала объезжать танк, но подорвался второй, потом БТР, еще один. Я остановил колонну, осторожно подъехал к подорванному БТРу командира взвода. Оседала пыль, пахло дымом и гарью. Из «коробочки» никто не выглядывал, его правое переднее колесо от взрыва улетело куда-то далеко, в темноту.

«Неужели все погибли?» — с ужасом подумал я.

Перепрыгнув на стоящий БТР, заглянул внутрь. Увидел, что там кто-то копошится. Потом из люка появилось лицо командира взвода. Он волок за собою что-то тяжелое и бесформенное. Мне даже стало не по себе. Но это оказался жирный трофейный баран, правда, уже мертвый. Лейтенант рассказал, что, желая покормить своих подчиненных свежим мясом, он в одном кишлаке прихватил с собой эту живность. Запихал его под ноги в нишу, а сам сел на сиденье справа от водителя, для пущей надежности прижав барана ногами, чтобы тот не дергался. Мощный взрыв фугаса разорвал броню БТРа по шву. Большой кусок брони вошел в барана и застрял в туше. Лейтенант стоял над мертвым животным, долго рассматривая вынутый из него осколок железа, который по всем правилам боя предназначался ему.

Мы боролись с фактами грабежей в кишлаках, в том числе и с хищением животных у местного населения. И вот лейтенант совершил то, за что его следовало бы наказать. Но делать это мне почему-то не хотелось, потому что именно благодаря сворованному барану офицеру сегодня была дарована жизнь. Я доложил о подрывах комбригу.

— Скажи, где находишься?

Доложил место остановки колонны по условным координатам топографической карты.

— Разворачивай батальон в обратную сторону, выводи роты к КП бригады и молись, чтобы ни с кем ничего не случилось. Запомни: за роту ответишь ты!

Соединив гусеницы на подорванных танках и починив БТР, мы стали разворачиваться. И снова взрыв. К счастью, жертв не было, а натягивать гусеницы в боевой обстановке танкисты научились быстро.

Всю ночь я был в напряжении. Дремал, сидя в БТРе, не снимая с головы шлемофон. Из пятой роты не поступали никакие сигналы. В эфире — тишина.

«Что с ротой? Где она? Как там дела?»

Утром, только рассвело, к командному пункту бригады подошло подразделение, которое доставило нам столько волнений. Спрыгнув с БТРа, к комбригу подошел ее командир, Михаил Бондаренко, как всегда, спокойный, улыбающийся, уверенный в себе. Только красные и уставшие глаза, осунувшееся лицо красноречиво говорили о том, что сегодня у ротного была очень трудная ночь. В технике спала пехота. Взводные и прапорщики занимались своими делами: считали трофейное оружие и боеприпасы, решали вопросы с питанием. Радостно шутили, потому что наперекор всему они все остались живы. И в то же время просто и обыденно говорили о таких вещах, которые любой несведущий человек посчитал бы бредом. Но мы были из того времени, той жизни, и понимали друг друга с полуслова.