Галина Таразанова - Катька – пограничная собака Страница 6

Ваш сын, Галина Николаевна, погиб геройски, выполнив до конца свой воинский и интернациональный долг. За этот героический подвиг, прежде всего, мы обязаны Вам. Вы его воспитали настоящим человеком, человеком большого смысла и слова. Гвардии сержант Кравченко Геннадий Викторович, служил с честью и достоинством, как и подобает воину-десантнику. Минометный расчёт, командиром которого он был, всегда занимал первое место по боевым и учебным показателям, и он являлся лучшим командиром.

В ночь с 7 на 8 августа, при начавшемся миномётном обстреле, Ваш сын нёс службу на боевом посту. Первым заметил, откуда душманы ведут огонь, и доложил по команде.

Сопровождая своих подчинённых в укрытие, он всё время думал о них. И последним покинул место несения службы, как ему подсказала совесть, убедившись, что его подчинённые находятся в безопасности. Но ему самому не хватило нескольких секунд. Эти секунды стали для него роковыми. Он был смертельно ранен…

Галина Николаевна! Мы понимаем как Вам тяжело, но и нам нелегко писать эти строки. Гвардии сержант Кравченко Геннадий Викторович навсегда останется в нашей памяти, в памяти его боевых друзей. Он не дожил до тех счастливых минут, когда мы войдём в Союз, не успел получить свою боевую награду….

Галина Николаевна, Ваш сын за мужество и героизм, проявленный при исполнении интернационального долга в Республике Афганистан, представлен к высокой награде Родины посмертно. С уважением: командир роты гвардии капитан Александр Жадан, заместитель командира роты по политической части гвардии старший лейтенант Александр Фаррахов, и весь личный состав 8 роты, его боевые друзья».

Ротный медленно положил ручку на исписанный лист бумаги, встал из-за стола и медленно вышел из прохладного помещения канцелярии в августовское пекло 24-й заставы….

Он чувствовал себя так, как-будто только что разгрузил в одиночку КамАЗ с боеприпасами. Опустившись на корточки прямо у входа в канцелярию, он невидящим взглядом обвел заставу. Вездесущая Катька, словно поняв и почувствовав его отстраненность, скользнула откуда-то сбоку, положив голову ему на колени, вздыхая, и глядя снизу влажным и преданным взглядом….

Несмотря на духоту, он почувствовал лёгкий озноб, – сказывалась подхваченная в Афганистане малярия, которая, вроде бы, и не беспокоила особо, но иногда, в сырую и слякотную погоду, давала о себе знать. Подчистую тогда, в годы распада, уволиться из армии ему «помог» букет болячек, привезённых из Афгана – два ранения и три контузии, дополненные перенесённым гепатитом и малярией, стали основанием для резолюции врачей: «Не годен к службе в мирное и военное время».

Это были лихие 90-е, когда сместились все понятия, когда одни выживали, не зная, как прокормить детей, а другие в это время прибирали к рукам, всё, что имело ценность, и делили всё, что успевали поделить….

Правительства новообразованных государств стыдливо замалчивали десятилетнюю войну, стремясь показать свою «демократичность» перед обретёнными западными «друзьями», а самые циничные из чиновников не стеснялись сказать в глаза: «Мы вас туда не посылали!» Именно тогда произошло расслоение боевого сообщества афганцев, оказавшихся не готовыми к столь жестким реалиям перевернутого мира, – не все смогли понять и принять эти новые правила игры. Кто-то пошел в бизнес, а кто-то – в криминал, востребованность в тех, кто умеет обращаться с оружием, была выше, чем потребность в мирных специалистах. Очень немногие смогли вжиться в образовавшуюся реальность без потерь.

Ему повезло: умение выстраивать свой слой мира, в сочетании с практической смекалкой и огромным жизнелюбием, – помогло удержаться на плаву. К творчеству тянуло всегда – рисовал и писал стихи с детских лет, но в те безумные годы нужно было думать о том, как прокормить семью и детей. Поэтому любая работа была хороша.

А о творчестве мечталось: заочно поступил в университет искусств на факультет станковой живописи и графики, окончил его, и стал переносить чувства на полотна. И, странное дело: на холст ложились мирные пейзажи России, Украины и Белоруссии, а по ночам продолжал являться Афган….

Глава 5

Подорвались по пути на 25-ю

Техник роты А. Корсун и А. Жадан у подорванного и перевернутого БМП

Духи имели обыкновение обозначать праздники не только обстрелами, но и подрывами колёсной техники, которая передвигалась по долине. Поэтому передвижения требовали внимания и осторожности, а опытные механики-водители даже по собственному следу второй раз не проезжали. Сложнее всего было перебираться через промоину, – не так много удобных съездов и выездов позволял рельеф, а именно их духи обычно минировали. Отвесные берега всё ниже опускавшейся речушки не только скрывали от глаз всяческое передвижение по низине, но и сам спуск и подъем, практически вертикальные, являлись испытанием опыта водителей. А сидящие на броне бойцы в эти мгновения напоминали альпинистов, удерживающихся на отвесной скале.

В один из субботних дней механика-водителя Сашу Порядина отправили за бойцами на 25-ю горную, – в банные дни их привозили на помывку. У подножия 25-й стоял огромный валун, метров шести в высоту и в два раза больше в диаметре. По связи договаривались: «Встречаемся у камня», – ребята спускались к ожидающей их БМП и ехали на 24-ю, в баню. Благополучно добравшись до 24-й базовой, они мылись в бане, после банных процедур та же машина отвозила их к подножию камня.

Через промоину…

У Саши Порядина было своё, какое-то особенное чутьё на опасность. С детства ему снились сны, которые имели обыкновение сбываться. Он не любил об этом распространяться, – в те времена это могли истолковать, в лучшем случае, как «странность», но интуиции своей доверял.

БМП подъехала уже к самому краю обрыва перед промоиной, когда механик-водитель увидел на противоположном берегу подъехавшую со стороны кишлака барбухайку – так называли большие грузовые афганские машины, обычно украшенные самой разной мишурой, которая, по афганским поверьям, отгоняла злые силы. Навешанные со всех сторон фонарики и колокольчики делали её похожей на новогоднюю ёлку, а по степени загруженности она давала сто очков вперёд любой городской маршрутке в час пик. Груз обычно возвышался над наращенными бортами объемного кузова, а пассажиры в кабине умудрялись размещаться в невероятных количествах не только справа, но и слева от водителя.

Притормозив у края обрыва, немного сдав назад, Саня моментально решает пропустить барбухайку, а потом спускаться. Сидящие на броне бойцы, вместе с начальником 25-й лейтенантом Сорокиным, разогретым баней и лёгкой дозой чачи, которую он позволял себе, несмотря на существующий на 24-й жесткий контроль ротного, стали его подначивать: «Поехали первыми, – или мы не десантники?» Но Саша махнул шоферу-афганцу: «Давай, бача!» – Тот начал спускаться к переезду через водный поток по четко отпечатавшемуся следу, оставленному буквально пару часов назад их прошедшей БМП.

Взрыв прогремел почти сразу – колёса барбухайки полетели в разные стороны, поднялся столб пыли. Потерявшие дар речи бойцы посмотрели на Порядина с мистическим восхищением: «Откуда ты знал?» Пострадавшим пассажирам барбухайки оказали помощь, – санинструктор 25-й горной ехал на броне, – были там и погибшие….

С 24-й заставы услышали взрыв и увидели столб пыли, в считанные минуты была выслана группа быстрого реагирования, – все были уверены, что подорвалась БМП с ребятами. Обстреляв по пути окрестности, – мало ли что, – подъехали к промоине, увидели раскатившиеся колёса барбухайки, и уже в бинокль наблюдали за благополучно продолжившей свой путь бээмпэшкой.

Конец ознакомительного фрагмента.