Абрам Вольф - В чужой стране Страница 62

У этого маленького старичка было большое, доброе сердце. Днем и ночью он ходил по лесам, окружавшим Стокрой, разыскивал русских военнопленных, бежавших из лагерей Хоутхален, Бееринген, Цварберг. В молодости старик был охотником. Он знал все лесные дороги и тайные тропы, умел ночью пробираться по лесной чаще так же быстро и бесшумно, как и днем. Он безошибочно угадывал, где и когда прошел беглец, отыскивал его, укрывал в своем доме, одевал и кормил, отдавая последнее, а потом переправлял к партизанам.

Дмитрий Соколов, его друг Костя Тарбаев и еще четверо русских, которых Вальтер встретил первыми, жили недалеко от села. Вальтер часто приходил к ним, приносил продукты, одежду.

Старик ввел гостей в дом. В комнате, низкой, но довольно просторной, было чисто и прохладно. Вошла худенькая, болезненно-бледная девушка. Застенчиво улыбнувшись Дядькину и Пьеру, поставила на стол большую сковороду золотистых карпов и миску дымящейся картошки.

— Хорошие люди всегда приходят к ужину, — проговорил старик, приглашая к столу. — У меня и вино найдется! — Старик хитровато подмигнул Дядькину и полез в буфет. — Ого! Почти полная бутылка… Это доброе, старое вино, камерад! — Старик постучал пальцем по бутылке и снова подмигнул Дядькину. — Русские парни любят крепкое вино. О, русская водка! Я знаю, камерад…

— Вито Дюйвол сюда придет?

— Сюда, сюда. Вот станет темно, и он придет. Вита Дюйвол ничего не боится. О! Мы сердцами сошлись. Я, когда был молодым, тоже храбрым был. Я люблю, камерад, храбрых людей. С Вито Дюйволом нам стало веселее жить. Вито Дюйвол… О! Я слышал, у вас еще есть Ян Бос. Он где-то далеко, этот Ян Бос, но я слышал! От бельгийцев слышал… Может быть, ты видел этого Яна Боса, парень?

— Приходилось. — Дядькин положил в тарелку жирного карпа, незаметно улыбнулся.

— Какой же он, этот Ян Бос? — Старик поближе подсел к Дядькину. — Грос, богатырь, а?

— Да нет, какой он богатырь. — Дядькин переглянулся с Пьером, который с трудом сдерживал смех. — Небольшой такой, худой…

— А у нас говорили, что богатырь. Русский богатырь, — разочарованно ответил старик. Он отпил немного вина, громко почмокал и опять поглядел в лицо Дядькину, хитровато прищурив глаза. — А может, парень, ты и не видел этого Яна Боса? Шутишь, наверное, а?

— Да нет, не шучу. Когда-нибудь я познакомлю тебя с ним.

— Познакомишь? О! Я тебе скажу спасибо, камерад. Ян Бос… О! Давай выпьем за этого храброго парня!

— Можно. Парень он, кажется, неплохой…

Старик выпил, поставил на стол рюмку и, повертев ее, сказал с неожиданной взволнованностью:

— Меня другой раз спрашивают: «За что ты их так любишь, старый Вальтер, этих русских ребят? Можно подумать, что они принесли в твой дом богатство!» Что они понимают эти люди, что понимают… Русские — это наша свобода. С Красной Армией к нам идет свобода, жизнь. Мы слышим ее шаги, камерад, сердцем слышим…

В комнату вошли Соколов и Тарбаев. Соколов, низкорослый, широкий, крепкий, неторопливо подошел к Дядькину, протянул руку и скупо, сдержанно улыбнулся. Усевшись рядом со стариком, стал спрашивать его о каких-то бельгийцах. Дядькин уловил два имени: Дезире, Морис.

Только когда ужин был закончен и Вальтер поставил на стол железную банку с табаком, Соколов, повернувшись к Дядькину, спросил:

— Значит, решили с нами познакомиться? Дело неплохое! Можно сказать, соседи, а друг друга не знаем.

— Кое-как вас нашли. Замаскировались так, что даже наш Метеор не мог нащупать… Как вы тут живете?

— Как живем? — Соколов неторопливо скрутил папироску, стряхнул с брюк табачную пыль. — Трудно живем, товарищ Дядькин. Разве тут леса? Раскидались на двадцать верст…

— Взводами живете?

— Были группы, а теперь взводы. Один у Шхаферена, в десяти километрах. Ахрара Мирзаев командует. А второй взвод, Павла Шурыгина, туда, к Диету… Народ у нас со всех лагерей — из Цварберга, Беерингена, Хоутхалена, Ватарше.

— Есть ребята из Франции, из Голландии, — добавил Тарбаев.

— Командиры взводов из комсостава? — спросил Дядькин.

— Сержанты. Комсостава у нас нет. Недавно, верно, к Мирзаеву пришел один старший лейтенант. Андрей Лавриненко. Парень толковый, учителем до войны был. Но опыта еще нет…

Дядькин стал расспрашивать о боевой работе отряда, об операциях, но Соколов отвечал неохотно, сдержанно.

— Кой-что делаем, товарищ Дядькин. Не так, конечно, чтобы… Нас тут не дивизия, а сорок два человека. Ну, гестаповцев бьем, диверсии… Два эшелона сбросили, в Шхулене гестапо разгромили, со всей конторой… Завод еще в Мельдерте…

— А Антверпен? — подсказал Тарбаев.

— Да, Антверпен… Подходящая операция… — В спокойных светлых глазах Соколова мелькнула улыбка.

— Что это вы так далеко забрались? — заинтересовался Дядькин.

— Пришлось… — Соколов скрутил новую папиросу и без видимой охоты начал рассказывать.

Гестапо схватило трех бельгийцев, активных организаторов Сопротивления. Всем троим грозила смертная казнь. Партизаны решили освободить товарищей. Соколов, Тарбаев и шесть бельгийцев во главе с комендантом района Матье Нюленсом отправились в Льеж. Но группа опоздала: арестованных отправили в Антверпен.

— В Антверпен ехать нельзя, — сказал Нюленс. — Город забит войсками.

— Ну и что? — возразил Соколов. — Откуда гитлеровцам знать, что мы появимся в Антверпене? Больше дерзости — вернее удача!

— Надо ехать, Матье, — поддержал Тарбаев. — Возвращаться не резон!

Матье Нюленс задумался. Большой, очень большой риск… Но эти русские парни ходили и не на такие дела! Чего доброго, еще подумают, что он струсил…

Группа отправилась в Антверпен. Двое суток караулили, когда арестованных повезут из гестапо в тюрьму. Машину перехватили днем, на небольшой узкой улице, прилегавшей к порту. Соколов ударил из автомата по кабине — очередь прошила стекло. Машина рванулась в сторону, ударилась о столб. В ту же секунду Тарбаев в упор выстрелил в унтер-офицера, сидевшего рядом с шофером. Из закрытого железного кузова выпрыгнули два жандарма. Матье Нюленс и Соколов разделались с ними прежде, чем те успели выхватить пистолеты.

Со всех сторон к порту мчались машины с солдатами, наряды жандармерии. Но партизаны, а вместе с ними освобожденные бельгийцы уже успели скрыться.

— Вот и вся история, товарищ Дядькин, — проговорил Соколов. — А больше ничего такого не было. Мы только развертываемся…

— А про склад в Бокте забыл? — Тарбаев улыбнулся. — Ой и было ж дело в этом Бокте! Как вспомню про Чепинского… — Тарбаев махнул Рукой, расхохотался…

— Что же там приключилось? — спросил Дядькин, глядя на Тарбаева, У которого от смеха слезы на глазах выступили.

— Мы в этом Бокте продовольственный склад накрыли, — начал рассказывать Тарбаев, вытирая кулаком глаза. — Целились мы на него давно, загодя все подходы изучили, где посты расположены, когда часовые сменяются… Как раз после смены часовых подошли, в двенадцать ночи. Я с командиром, Вееелкин, Киркин, Сапрыкин, Туркин со стороны села вышли, а Чепинский с Шашко и Михайленко с тыла, от канала пошли. Да. Убрали мы часовых, спрятались недалеко, а Чепинский по веревке в окно полез. Окно под самой крышей было… Только это он подобрался к окну, начал его выставлять, глядим — полицейские идут. В аккурат у самого склада бетонная дорожка проходила. Они по ней и топают… А ночь светлая! Полицейских хорошо видать, и Чепинского хорошо видать. Он, бедняга, за доску уцепился и висит, не дышит. А полицейские идут себе потихоньку, калякают… Да. Только это они подошли к тому месту, где Григорий висит, а тут доска как треснет… — Тарбаев прыснул со смеху. — Прямо на них свалился… Ей-бог! Как черт, сверху свалился… Полицейские-то так и обмерли, остолбенели… А Чепинский выхватил пистолет и — «хэндэ хох!» И тут наши выскочили… Один полицай все-таки успел выстрелить. Никого не убил, а шуму, подлец, наделал. Село рядом, народ начал сбегаться. Мы полицейских обезоружили — и в склад. Продовольствия там — гора! Думали подводу нагрузить, а остальное сжечь, а тут такое дело — народ. Командир говорит: не сметь поджигать, пускай крестьяне берут… Только это командир сказал, как народ кинется в склад… Хватают кто что — мешки, ящики, банки… Светопреставление, ей-бог! А полицейские глядят на это дело и от жадности слюну пускают. Один из них не вытерпел, говорит Чепинскому: разрешите, говорит, господин партизан, принять участие в освобождении фашистского склада… — Тарбаев опять расхохотался, замотал головой. — Так и сказал, подлец, в освобождении…

— А Чепинский что?

— Хрен с вами, говорит, действуйте! Те и бросились в склад, как угорелые. А народ-то не знает в чем дело. Видят, полицаи ворвались, — кто куда… Ой и потеха! Потом этих полицейских… в каталажку. За грабеж склада! Потеха, ей-бог…