Аурел Михале - Августовский рассвет (сборник) Страница 7

В одном из сел в полосе фронта (бой шел на западной окраине села) мы отыскали штаб отряда, расположившийся в крайнем доме. Я говорю «штаб», потому что командир отряда капитан Буруянэ имел штаб, состоящий из капитана артиллерии и двух лейтенантов-пехотинцев.

В комнатушке, куда мы вошли, возле стола собрались капитан и один из лейтенантов. Самого капитана Буруянэ и другого лейтенанта здесь не было. Офицеры, исхудавшие, небритые, казались чем-то очень сильно расстроенными.

Офицер 3-го отдела лейтенант Бунеску, решив, что перед ним капитан Буруянэ, представился:

— Имею честь, господин капитан. Лейтенант Бунеску из третьего отдела. Вы господин капитан Буруянэ, не так ли?

Капитан посмотрел на него невеселыми глазами и не сразу ответил:

— Нет, я не капитан Буруянэ. А какое дело у вас к нему?

— Господин генерал поручил мне связаться с ним. Господин генерал приказывает капитану явиться в штаб дивизии. Он хочет познакомиться с ним и лично поздравить его.

Капитан опять ответил не сразу:

— К сожалению, господин капитан не может явиться к господину генералу.

Эти слова и тон, которым они были произнесены, вызвали недоумение лейтенанта Бунеску, и он продолжал:

— Не могу ли я узнать причину? Докладывая господину генералу, я должен сообщить и причину, почему господин капитан не может явиться к нему.

Капитан внимательно посмотрел на него, потом поднялся и скрылся за дверью со словами:

— Подожди немного!

Лейтенант из штаба капитана Буруянэ жестом пригласил Бунеску сесть. Тот поблагодарил, но остался стоять. Я ожидал у двери, и, сам не знаю почему, беспокойство и волнение охватили меня.

Через несколько мгновений капитан открыл дверь и с порога пригласил лейтенанта Бунеску войти. Когда дверь за ними закрылась, я сделал несколько шагов с мыслью представиться сидевшему за столом лейтенанту и, возможно, вытянуть что-нибудь из него. Но я не осмелился. Опершись локтями о стол и обхватив лицо руками, тот смотрел куда-то в пустоту и не замечал меня. В его взгляде можно было прочитать такую тоску, что заговорить с ним я не решился.

Минут через десять вернулся лейтенант Бунеску. У него тоже было удрученное, посерьезневшее лицо.

— Я доложу господину генералу! — почти шепотом сказал он капитану.

Двое офицеров пожали друг другу руки, затем Бунеску вышел. Я последовал за ним.

— Что случилось, господин лейтенант? — спросил я его уже в машине. — Почему капитан Буруянэ не едет с нами?

Лейтенант Бунеску посмотрел на меня, будто очнувшись от забытья.

— Я так взволнован, что забыл о тебе. Представь себе, капитан Буруянэ при смерти. Проживет максимум полчаса.

— Не может быть!

— Он ранен, тяжело ранен. Более глупой смерти и не придумаешь. Когда он переходил улицу, у него под ногами взорвалась мина. Ему оторвало обе ноги и разворотило живот. Надо же, такое невезение!

— Ужасно!.. А что с отрядом? Откуда он появился?

— Это самое интересное. После того как фронт в Молдавии был прорван, капитан из остатков разгромленных частей организовал отряд. Потом двинулся в направлении нового фронта и через две недели догнал нас.

— А как случилось, что в штабе дивизии не имели никакого представления об отряде? До самой линии фронта никто с ним не установил связь?

— Нет, установили. Штаб армии. Отряд передали шестой дивизии в качестве батальона. Благодаря чистой случайности отряд попал на участок тридцать пятого полка.

На другой день я возвращался на командный пункт полка, чтобы присутствовать на похоронах капитана Буруянэ. Капитан был похоронен с почестями, какие только были возможны в тех условиях. На похоронах присутствовали представители отряда. У многих на глазах блестели слезы.

Потом я вернулся в штаб дивизии. Отряд должен был влиться теперь уже в нашу дивизию, понесшую очень большие потери.

Последовали недели тяжелых боев, особенно при форсировании Муреша. Затем в конце октября после освобождения города Карей — последнего крупного населенного пункта в Трансильвании — наша дивизия вела тяжелые бои за освобождение Венгрии.

Дни, недели, месяцы наша дивизия вместе с советскими войсками шла с боями через Венгрию, Словакию, Моравию. Безоговорочная капитуляция гитлеровской армии застала нас всего лишь в восьмидесяти километрах от Праги.

За весь этот период невиданного героизма и тяжелых боев, в которых части нашей дивизии покрыли себя славой и неоднократно были отмечены советским командованием, я имел немало случаев убедиться, что память о капитане Буруянэ живет в сердцах тех, кто входил в его отряд. Более того, о нем мне говорили и те, кто не знал его, и говорили с тем же энтузиазмом и той же теплотой. Среди бойцов на передовой капитан Буруянэ стал легендарной фигурой.

С тех пор прошло много лет… После капитуляции гитлеровской Германии мы вернулись домой: одни к их прежним занятиям, другие — чтобы найти себе место в новой жизни, которая теперь установилась на новой основе.

Воспоминания о днях и ночах войны и сейчас живы в моей памяти, но время мало-помалу стирает их.

Но однажды случилось то, что оживило мои воспоминания, в частности связанные с капитаном Буруянэ.

Я получил вот это письмо.

«Уважаемый товарищ, уверен, что ни мое имя, ни моя профессия ничего вам не скажут, хотя много лет назад мы с вами познакомились и в течение получаса я имел случай вести с вами, по крайней мере о том, что касается меня, приятную беседу. Поэтому я позволю себе напомнить об обстоятельствах, при которых мы с вами познакомились.

Вспомните тот пасмурный дождливый день, когда после похорон капитана Буруянэ мы вернулись на командный пункт отряда, который существовал в течение суток. Путь с кладбища до КП мы проделали вместе с вами вдвоем. Мы шли, с трудом вытаскивая ноги из грязи, под косым и необыкновенно холодным для того сезона дождем. Но вы, будучи заняты совсем другим, возможно, и не обратили внимания, каким гнетущим и печальным был тот дождливый день. С присущим газетчику усердием вы все спрашивали и спрашивали меня о капитане Буруянэ и его отряде. Я честно отвечал на все ваши вопросы. И в какой-то момент вы воскликнули:

— Что же за человек был капитан Буруянэ и как он сумел завоевать всеобщее признание и любовь?

Тогда я вам ответил:

— Это был замечательный человек, настоящий патриот!

Да, действительно, это был замечательный человек. И все, что я вам тогда говорил о нем, было правдой, и я хотел, чтобы и вы убедились в этом. Об одном только, причем о самом главном, я тогда умолчал. А именно: кем же на самом деле был капитан Буруянэ?

Теперь, я думаю, вы догадались, почему я вам пишу. Да, я пишу, чтобы открыть вам то, что скрыл тогда. Я уверен, что в одной из ваших будущих повестей вы используете материал, который я вместе с настоящим письмом передаю в ваше распоряжение.

Скоро исполнится четырнадцать лет со дня смерти капитана Буруянэ… За этот период много замечательных событий произошло в нашей стране, которая перестраивается до основания заново. Выросло новое поколение. Думаю, этому поколению нужно напомнить, что сегодняшней счастливой жизнью оно обязано тем, кто сражался на фронте для того, чтобы смыть позорное пятно участия Румынии в грабительской и захватнической войне против Советского Союза.

И я думаю также, что для того же молодого поколения правда о капитане Буруянэ будет только полезной.

С искренним товарищеским приветом

Прежде чем открыть тетрадь, присланную вместе с письмом, я попытался вспомнить его автора. Вспомнил я без всякого труда, будто все происходило накануне.

Учитель Петре Катанэ был одним из тех, кто составлял штаб отряда капитана Буруянэ. Я познакомился с ним только на второй день и сразу же заметил, что к его мнению прислушиваются другие офицеры штаба. В штабе был офицер старше его по званию — капитан артиллерии, — но настоящим заместителем командира отряда был лейтенант Катанэ.

Я хорошо помню его. Маленького роста, плотный, смуглый, но при этом со светлыми вьющимися волосами, с круглым лицом и живыми глазами, лейтенант Катанэ с самого начала внушал доверие. Доверие возрастало, когда он начинал говорить. Голос у него был теплый, красивого тембра, музыкальный. Слова он произносил с исключительной четкостью. И что меня удивило тогда — не теперь, когда я знаю его профессию, — так это стремление выражать свои мысли так, чтобы они были понятны всем.

Четырнадцать лет! Чего только не произошло за это время! Лейтенант Катанэ теперь был учителем в одном из сел на берегу Дуная.

…Охваченный любопытством узнать подробности о бывшем капитане Буруянэ, я открыл тетрадь…

Признание учителя Петре Катанэ о капитане Буруянэ.