Михель Гавен - Заговор адмирала Страница 70

— Прожить пятьдесят лет? — Маренн теснее прижалась к нему, обняв. — Мы даже не знаем, будем ли мы живы завтра — не то, что будем ли мы вместе. Например, налетит союзная авиация и разбомбит поезд. Или ещё что-нибудь разбомбит, а мы окажемся рядом. Адмирал и его жена встретились в счастливые времена, ещё в империи Франца Иосифа, до Первой мировой войны, когда мир был другим, он дышал любовью, мне так кажется. Все грозы, которые обрушились на него позднее, ещё не проявили себя, они дремали. Это были последние годы золотого девятнадцатого века. Века расцвета искусств, красоты. Нам достался совсем другой век, тяжелый, кровавый. Ведь если подумать, как можем мы сравнивать свою жизнь с жизнью четы Хорти, если мы ещё ни одного дня, собственно, не жили в мирное время. Мы всё время на войне, Отто — и ты, и я. Нервы напряжены, смерть постоянно ходит рядом. Она в нашем доме, в нашей постели, в любой момент может раздаться телефонный звонок, и всё — вот она, отвратительная старуха с клюкой снова ждёт. Она может настигнуть в любой момент, и всё кончится. Смерть, разрушение, страдание, потеря близких, друзей — вот постоянный фон нашей совместной жизни. У них, конечно, всё было по-другому. Они выезжали на прогулки верхом в Шенбрунне, танцевали на императорских балах, слушали прекрасную музыку в парках. Тогда закладывались основы их совместной жизни, и, конечно, они совершенно другие.

Маренн вздохнула, хотела поцеловать Отто, подняла голову и увидела его глаза, опутанные сеточкой тонких морщин. Это были глаза не того, кому она ещё недавно боялась доверять, а глаза близкого человека, такого близкого.

— Мы только и прожили мирно чуть больше полугода в тридцать восьмом и в самом начале тридцать девятого, — продолжала она. — И это было лучшее время в моей жизни, правда. Я была счастлива. А то мирное время, которое прошло между двумя мировыми войнами, я вообще провела одна, оплакивая потери.

— С тобой был тот француз, де Трай, — негромко напомнил Скорцени.

— Да, был, — согласилась она. — Но мне теперь кажется, что не был. Мне кажется, это всё вообще было в какой-то другой жизни. До тебя. До нашей встречи.

ЭПИЛОГ

Спустя две недели после низложения Хорти и прихода к власти в Будапеште диктатора Салаши советские войска силами Второго и Третьего Украинского фронтов под командованием маршалов СССР Малиновского и Толбухина начали массированное наступление на немецкие войска, сосредоточенные на территории Венгрии.

Началась Будапештская операция, закончившаяся окружением немцев под Будапештом и их полным разгромом. С учетом Балатонской операции, проведенной немецким командованием в феврале-марте 1945 года по деблокированию Будапештского котла, бои за Будапешт в общей сложности длились около четырех месяцев. Город стал центром кровопролитного сражения, в котором практически был уничтожен полностью, приобретя печальную славу «Дунайского Сталинграда».

Правительство Салаши не предприняло никаких мер по эвакуации мирных жителей из города. Венгерские дети, женщины, старики оставались вместе с немецкой армией внутри кольца. Они испытали все ужасы блокады — непрекращающиеся бомбежки, обстрелы, очень быстро начавшийся голод.

В городе не осталось ни одного целого здания, многие великолепные архитектурные сооружения, служившие памятниками эпохи императрицы Елизаветы и императора Франца Иосифа, были утрачены безвозвратно и так никогда и не восстановлены полностью.

Дворец Гёдёллё, где августейшая чета останавливалась во время свадебного путешествия и часто жила позднее, сгорел. Сгорели флигели крон-принца Рудольфа и покои принцессы Гизеллы. Большинство портретов императрицы Зизи, украшавших дворец, погибли, из них сохранилось очень немного — то, что спасли из огня сами венгры, жившие в окрестностях дворца. Дворец Гёдёллё полностью не восстановлен и в наши дни. Памятник императрице Зизи в парке Гёдёллё, разрушенный прямым попаданием бомбы, восстановили только в девяностые годы.

В боях за Будапешт с обеих враждующих сторон погибло около двухсот тысяч солдат и офицеров. Вместе с ними к безвозвратным потерям войны относят также восемьдесят тысяч мирных жителей Будапешта и двести тысяч венгерских евреев, которых команда Эйхмана успела вывезти в лагеря смерти до прихода советских войск.

Всех этих ужасных потерь и разрушений хотел избежать последний законный правитель Венгрии, регент и блюститель монаршего трона, блестящий флигель-адъютант его величества императора Австрии и короля Венгрии Франца Иосифа, флотоводец и политик адмирал Хорти. Но ему не позволили спасти Венгрию и венгров.

Предчувствия не обманули старого адмирала. Ни он, ни его супруга больше никогда не увидели ни Будапешт, ни Дунай. По крайней мере при жизни. По прибытии в Хиршберг адмирал с семейством оказались настоящими пленниками. По приказу фюрера старика и его семейство охраняло около сотни эсэсовцев с овчарками. Пленникам разрешалось пользоваться только вторым этажом дома, на первом и третьем этажах размещались эсэсовцы. Двор был обнесен высоким забором и колючей проволокой, в бараках находились солдаты.

Эта обстановка произвела удручающее впечатление на Магду Хорти, и она сразу тяжело заболела. Болезнь жены Хорти, а также обострившаяся обстановка на Восточном фронте, которая отвлекла внимание фюрера, позволили бригадефюреру СС Шелленбергу добиться от Гиммлера смягчения режима для бывшего правителя Венгрии. Количество солдат заметно уменьшилось, колючую проволоку сняли, члены семьи адмирала получили возможность свободно гулять по парку.

Некоторые послабления испытал и младший сын Хорти, находившийся в концлагере Дахау. По просьбе Шелленберга шеф гестапо обергруппенфюрер СС Генрих Мюллер приказал перевести Миклоша Хорти-младшего и сына премьера Каллаи, полковника Андроша Каллаи, из Дахау, где их держали в отдельных камерах непосредственно над крематорием и заставляли дышать дымом от человеческих останков, в Южный Тироль. Это был небольшой лагерь, не оборудованный по последнему слову «техники по уничтожению людей». Там они жили в эсэсовском городке, под присмотром, но пользовались относительной свободой. Правда, всяческие контакты с родственниками обоим были запрещены, но положение узников улучшилось, что позволило им дождаться прихода Пятой американской армии, которая их освободила.

Еще раз Гитлер вспомнил о Хорти и его родственниках, когда провалилась последняя попытка прорвать Будапештское кольцо — Балатонское наступление шестой танковой армии СС под командованием обергруппенфюрера СС Зеппа Дитриха закончилась разгромом и отступлением. В ярости фюрер вызвал Гиммлера и приказал ему расстрелять сына Хорти, а также самого адмирала и всю его семью в Баварии. Только так, по его мнению, рейхсфюрер мог реабилитироваться за то, что его хваленые войска СС, в том числе и доблестная дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер», не знавшая поражений, не смогли выполнить приказ фюрера и прорваться к Будапешту.

Прекрасно понимая, что ситуация выходит из-под контроля и уже всерьез задумавшись о заключении сепаратного мира с союзниками за спиной фюрера, рейхсфюрер приказ не исполнил. Формально он оперся на просьбу представителей швейцарского Красного Креста, взявших адмирала и его семью под свою опеку.

1 мая 1945 года в Хиршберг пришли американцы. Эсэсовская охрана бежала. Однако положение старого адмирала не особенно улучшилось. Американцы также распорядились взять Хорти под стражу до выяснения всех обстоятельств, как они выражались. Конечно, почти шестимесячное пребывание в лагере для депортированных лиц не могло сравниться с арестом в замке Хиршберг. К Хорти относились уважительно, отвели отдельное помещение, графине Илоне разрешили взять сиделку для младшего сына. К тому же американцы привезли из Австрии Миклоша Хорти-младшего, и после десятимесячной разлуки семья воссоединилась.

Но новые испытания не заставили себя долго ждать. Осенью сорок шестого года американцы по согласованию с советской стороной привезли престарелого Хорти в Нюрнберг, где проходил судебный процесс над главными военными преступниками, виновными в развязывании войны и преступлениях против человечности. «Для проведения следствия», как они сформулировали. Правда, никаких военных преступлений, а тем более преступлений против человечности за Хорти обнаружить не удалось, и бывшего регента было решено использовать как свидетеля.

В этом решении сказалась личная позиция Сталина. Американцы и англичане и так не имели оснований судить Хорти, они намеревались его отпустить. Советские же прокуроры получили приказ вождя не настаивать на советских обвинениях, уже готовых. Оценив обстановку, Сталин пришел к выводу, что открытый процесс над Хорти невыгоден советской стороне.