Владимир Першанин - Штурмовая группа. Взять Берлин! Страница 8

— Они не только призывают, но и в бой идут.

— Извини, забыл. Ты же возле Пиницы тоже воевал. Наверное, пару фрицев уложил. Стрелял ты, Яша, много. Правда, издалека.

— Может, и уложил, — запальчиво выкрикнул лейтенант. — Ив атаку бежал вместе со всеми.

— Ладно, отстань, Савелий, от парня, — осадил Ольхов командира разведки. — В бою Яков участвовал, и подначивать его не надо. Воевал как мог. Не всем героями вроде тебя быть.

— Я не герой, — раздраженный бездарными действиями танкового комбата, не мог успокоиться Савелий Грач. — Герои в штабах сидят да батальонами командуют. А ты, Яша, у нас молодец. Учебу бросил, на фронт пошел, даже в штабе остаться не захотел.

Давно уже действовал приказ Гитлера, запрещавший всякое отступление. Сжатая вражеская оборона располагала большим количеством тяжелого вооружения, которое сравнительно легко перебрасывалось на самые горячие участки. По мере продвижения к Берлину сопротивление росло.

Официально обозначенная Берлинская наступательная операция начнется 16 апреля 1945 года. Но и бои на подступах к столице отличались упорством и ожесточенностью с обеих сторон. Стремясь затянуть войну и нанести максимальные потери Красной Армии, были заранее подготовлены оборонительные рубежи восточнее Берлина, где сосредоточилась мощная группировка немецких войск.

Местность благоприятствовала длительной обороне. Здесь протекали реки Одер, Нейсе, Шпрее. Дорогу преграждали их многочисленные притоки и каналы в междуречье Одера и Эльбы. К началу апреля на подступах к Берлину были созданы три мощные оборонительные линии.

Пока в Ставке Верховного главнокомандования решались вопросы взятия Берлина, на территории Германии не прекращалось наступление советских войск. Указатели на дорогах сообщали: до Берлина осталось 110 километров… 85… 60…

Армейские газеты выходили с заголовками «Раздавить фашистское логово!», а в Россию шли сообщения родственникам о гибели их сыновей и братьев. Нелегко давалось продвижение по этой трижды проклятой земле!

Василий Ольхов доложил по рации командиру дивизии, что вынужден свернуть с шоссе, и объяснил сложившуюся ситуацию.

— И далеко ты собираешься сворачивать? — спросил полковник. — Мы и так плетемся в хвосте.

Это было не совсем так. Дивизия, танковый полк, саперные подразделения продвигались в целом по плану. Сейчас этот план нарушался.

— Сообщу дополнительно через пару часов, — ответил капитан и передал трубку радисту.

Снял фуражку, подставляя лицо лучам выглянувшего из-за облаков солнца. В апреле погода меняется быстро. Совсем недавно на северных склонах лежал снег, а речка Пиница покрывалась ночью ледовым припоем. А сейчас бойцы снимали шинели и бушлаты.

— Весна…

— И солнце теплое, как у нас в России. Земля аж парит.

Отросшие волосы на голове капитана были светло-рыжего, соломенного цвета. На затылке, возле правого уха темным пятном выделялся шрам от осколка. Еще зимой кусочек металла пробил каску, шапку и застрял в кости. Три других осколка от разорвавшейся мины вошли в плечо и руку, уложив Василия на полтора месяца в госпиталь.

— Весь в отметинах домой вернешься, — сказал сапер Петр Шевченко. — Не перепутаешь ни с кем.

— С кем меня путать? Нас три брата было, у всех волосы одного цвета. Двое погибли, один я остался, да сестренка в нашей сельской школе учителкой работает.

— А у меня отец как пропал осенью сорок первого, так ни слуху ни духу. Еще один брат на севере воюет. Тоже недавно ранен был. С матерью самый младший брательник остался. Шестнадцать годков ему. Хоть бы он эту чертову войну избежал.

Колонна рассредоточилась в сосновом перелеске на склоне холма. От затопленной низины отмахали уже километров восемь, кое-как перебравшись через топкую глинистую речушку. У самоходки «СУ-76» сорвало гусеницу, ее натягивали общими силами. Заодно решили перекусить. Пока вскрывали консервные банки, резали хлеб, послышался необычный свистящий гул.

Два немецких самолета пронеслись на огромной скорости к затору, образовавшемуся на шоссе. Это были реактивные истребители — бомбардировщики «Мессершмит-262», обтекаемой, как у дельфинов, формы. К танковому батальону прибавилась еще какая-то воинская часть. Саперы спешно оборудовали перемычку, но дело продвигалось не слишком быстро.

Оба «мессера» сбросили несколько бомб, подняв на воздух обломки бревен, фонтан раскрошенного асфальта и земли. Затем самолеты развернулись и прошли вдоль дороги. Каждая из этих стремительных машин имела на вооружении, кроме авиабомб, по четыре 30-миллиметровые пушки.

Осколочно-фугасные, бронебойные, кумулятивные снаряды обрушились пучками, разнося и зажигая автомашины, задымил один, второй танк. Экипажи торопливо тушили огонь. Против «тридцатьчетверок» небольшие снаряды весом 400 граммов были слабоваты. Зато на третьем заходе «мессеры» подожгли еще несколько автомашин и бензовоз.

Уйти безнаказанными истребителям не дали. Очередь крупнокалиберного пулемета прошила серый, змеиного цвета корпус одного из «мессершмиттов». Самолет клюнул носом, но скорости не потерял и ушел прочь вместе с напарником, ныряя вниз и снова выравнивая полет.

На дороге растекался горящий бензин, окутались клубами огня несколько «студебеккеров» и «виллисов» с пушками на прицепе. Детонируя, взрывались снаряды.

— Это называется только вперед, — покачал головой Савелий Грач. — Пора бы к концу войны научиться на рожон не лезть.

Остальные промолчали. Люди торопливо жевали хлеб с консервами. Расчеты зенитных пулеметов настороженно следили за небом.

— Ешьте по очереди, потом времени не будет, — сказал Василий Ольхов, — Вряд ли «мессеры» снова появятся. Сильная штука, но их у фрицев немного.

Опытный капитан Василий Николаевич Ольхов был прав лишь отчасти. Начиная с 1944 года промышленность Германии выпустила более тысячи реактивных боевых машин, значительно превосходящих наши самолеты по скорости.

Но тысяча машин — это не так и много в масштабах огромного фронта. К апрелю сорок пятого года, в воздушных боях теряя по нескольку советских истребителей, чтобы сбить одного «Ме-262», большая часть реактивных самолетов была уничтожена.

Командиры перекусывали вместе, заодно обсуждая дальнейшие действия. Отложив банку с тушенкой, Василий закурил папиросу и проговорил, обращаясь к командиру танкового взвода Антипову:

— Видел, Борис, как танковый батальон накрылся? Полезли без ума, вот их в узком месте и прижучили.

— А я при чем тут? — буркнул танкист.

— Ты ни при чем, но лихость показать любишь. Думаешь, если война к концу идет, то началась сплошная прогулка?

— Я так не думаю.

— Мало того, что батальон угробили, — продолжал капитан. — Еще одна воинская часть в затор уперлась, хотя видели, дорога перекрыта. Ну и получили подарки от реактивных «мессеров». Нам, кстати, тоже в воздух поглядывать надо. Одна такая парочка, если зевнем, половину нашей команды выбьет.

Борис Антипов, широколицый, с аккуратно подстриженными усами, в сердцах отложил еду и тоже достал папиросы.

— Обязательно меня в присутствии младших по званию отчитывать надо?

— Иногда надо, — хлопнул его по плечу Ольхов. — Не обижайся. В последнем бою ты действовал нормально. Так и продолжай.

Небольшой городок с домами из красного кирпича и островерхими черепичными крышами проехали осторожно. Впереди двигалась пехота и открытые сверху самоходки «СУ-76», у которых был хороший обзор и сильные пушки «ЗИС-3».

Стены домов были поклёваны пулями, разбиты стекла. Из некоторых окон торчали белые флаги. Здесь же, на булыжниковой мостовой, лежал красный флаг с черной полосой и свастикой. Выбежала пожилая женщина, скомкала его и нырнула в подъезд.

По мере движения в окнах продолжали появляться белые флаги, наскоро сделанные из простыней, кусков полотна, даже белых рубашек. При этом люди предпочитали не высовываться. Хотя порой Савелий Грач ловил быстрые взгляды из-за штор.

На центральной площади возле бронзового памятника колонну встретил бургомистр с двумя помощниками. Все трое были в возрасте, лет за семьдесят, и держались напряженно, если не сказать испуганно. Старики сняли шляпы, а бургомистр на смеси немецких и русских слов произнес что-то вроде приветственной речи.

Заверил, что военных в городе нет, советским товарищам опасаться нечего, а жители испытывают гостеприимство и радостное настроение. Бургомистр собирался продолжить свою не слишком связную речь, но Ольхов его перебил:

— Не ломайте язык. Радость они испытывают… у нас есть переводчик.

Яков Григорьевич Малкин перевел сказанное. Бургомистр, помявшись, сообщил, что жители хоть и испытывают радость (при этих словах, не выдержав, засмеялся Савелий Грач), но опасаются невежливости со стороны отдельных несдержанных солдат. Особенно боятся молодые женщины и девушки.