Наполеон Ридевский - Парашюты на деревьях Страница 8

— Ну как? — спросил Мельников, когда я возвратился на свое место.

Я кивнул ему, что все в порядке.

— Без сиропа, но пить можно, — произнес он.

Дорога опустела. Издалека послышалась маршевая песня.

— Что такое? — насторожился Мельников.

— Молчи! — Я прижал к губам указательный палец. Подползли Крылатых и Шпаков. Пухлое круглое лицо Шпакова тоже осунулось, глубоко запали глаза. Он был без кепки. Коротко остриженные рыжеватые волосы взъерошились.

Крылатых и Шпаков молча залегли рядом. Слева, с той стороны, откуда все явственнее доносилась песня, показалась колонна крытых грузовиков. Одна машина съехала в сторону и остановилась прямо перед нами, остальные проехали дальше и тоже остановились. Стали вылезать полицейские в черных лоснящихся сапогах. С ними были две здоровенные овчарки с черными спинами и подпалыми животами. Три полицая с пистолетами на ремнях вытащили станковый пулемет и поставили на дороге сзади машины. Хорошо, что в полном безветрии собаки, хотя и находились недалеко, но все же не чуяли нас. Все полицейские рослые, как на подбор, вооружены автоматами, за ремнем у каждого гранаты с длинными деревянными ручками.

Наверное, приехали искать нас. В такой обстановке, при нападении больших сил, нам лучше уходить от преследования, маневрировать, всячески избегать открытых стычек, применять оружие в крайнем случае: отвечая на огонь или при прорыве вражеской цепи. Если бы мы знали местность, то легче было бы принять правильное решение.

Ни капитан Крылатых, ни мы не знали, где находимся, что встретим, если двинемся южнее, западнее или восточнее. Мы только знаем, что к северу от нас остались на деревьях наши парашюты.

Все мы с опаской посматриваем на собак. А что, если овчарки будут спущены со шворок и бросятся прямо на нас?

Мы лежим с автоматами наизготовку. Нетрудно было бы одним махом покончить и с полицейскими и их овчарками. Но что дальше?

Я стараюсь не смотреть на Крылатых, не хочу встретиться с его взглядом. Знаю одно: ему в эту минуту труднее всех, он командир и за всех в ответе. Но вот Павел Андреевич прошептал что-то на ухо Шпакову, и тот бесшумно уполз. Но вряд ли он успел передать распоряжение командира остальным разведчикам, которые еще не видели, что происходит на шоссе, как Генка оказался возле меня.

— Рубанем, — прошептал он, а глаза его так и сияли.

Я заволновался, чтобы он не выдал нас каким-либо неосторожным движением, положил руку на его автомат, покачал головой. Генка понял. Полицейские, которые держали овчарок, громко разговаривали. Пулеметчик, приладив барабан с патронами, приспосабливался к стрельбе. Он лег, широко разбросав ноги.

Оглянувшись, я увидел, что к нам подползают вместе со Шлаковым все остальные, кроме Ани и Зины.

С другого конца шоссе медленно и плавно подъехали новые грузовики с солдатами, прошла открытая легковая машина в сопровождении бронетранспортера. В ней сидели три офицера в фуражках с высокими тульями. Кто-то невидимый нам подал команду тем, что были на шоссе. Полицейские стали по стойке смирно, вскочил и стал в строй пулеметчик. Еще команда — и каратели отошли дальше вперед по шоссе, но окончательно не скрылись от нашего взора, остановились. И хотя они были и теперь недалеко, но все же невольный вздох облегчения вырвался у каждого из нас.

Но прошло лишь несколько минут, как, чеканя шаг и горланя песню, на место ушедших полицейских пришли совсем еще юнцы. Рукава у них были закатаны повыше локтей, что создавало впечатление этаких залихватских рубак, хотя, судя по форме, они были всего-навсего курсантами юнкерских училищ, еще не нюхавшими пороха.

С нашей стороны дороги видно было шесть овчарок. Очевидно, собаки были и по ту сторону. Юнкера бряцали оружием, оживленно разговаривали, ржали, как молодые, застоявшиеся жеребцы.

Я навострил уши, стал прислушиваться, о чем они говорят;

— Наконец-то дождались настоящей охоты, — вертя в руках кургузый автомат, говорил один юнкер так громко, чтобы его слышали многие.

— Есть шанс послужить фюреру, — в тон ему вторил другой.

Все это бравое воинство вело себя слишком развязно и самоуверенно. А ведь стоило нам рубануть из восьми автоматов, и многие бы остались на этом месте парить землю.

Как трудно лежать с оружием затаившись, когда враг под самым носом, и терпеть… Но нам никак нельзя обнаруживать себя. Не потому, что, ввязавшись в бой, мы могли потерять шансы на спасение. Конечно, тех юнкеров, что против нас, мы могли скосить, не дав им опомниться. Только совсем не этого ждет Родина. От нас ждут сведений об укреплениях на вражеской земле, о силах, которые держит Гитлер здесь, в Восточной Пруссии. Что же, нужно всегда помнить, что ты разведчик, запастись терпением, даже мысль отбросить, что если ты не убьешь врага, то можешь сам погибнуть от его пули. А в такой ситуации это очень возможно: если они пойдут на нас с собаками, то… Но лучше не думать про это.

Генка сосредоточенно начал брать кого-то на мушку. Хотя бы не наделал беды. Угрожающе показываю сжатый кулак.

Подполз поближе Зварика.

— Нужно смываться. Чего ждать?

Так же тихо на него цыкнул командир.

Раздалась команда, и юнкера, повернувшись спиной к нам, застыли по стойке смирно, точно так же, как недавно полицейские на этом месте. Опять команда. Взвились ракеты, защелкали затворы. И гитлеровцы с криками и гиканьем бросились через кювет в лес, туда, откуда мы пришли.

— На парашюты, — переводя дыхание, сказал Крылатых, когда цепь скрылась в лесу.

— Теперь пора, — отозвался Мельников, когда первая угроза миновала. — Можно и «повеселиться».

Овчаров и Целиков заулыбались. Любили они своего неунывающего друга.

— Погоди, Иван Иванович, рано еще «веселиться», — заметил Шпаков.

Так мы и пролежали до наступления сумерек. Весь день в лесу, там, где остались парашюты, слышались выстрелы, гиканье, собачий лай.

Когда густые тени расплылись по лесу, Крылатых сказал:

— Теперь можно и «повеселиться».

— Есть подкрепиться, — живо отозвался Мельников, раскрывая вещевой мешок.

— Я, стало быть, тоже думаю, что пора, — поддержал обычно молчаливый Целиков.

— Есть не хочется, — сказала Аня. — Пить — умираю!

— Нужно, приказываю поесть, — с деланной строгостью сказал Крылатых.

Генка подсел ко мне.

— Подзаправсь хорошенько — всю ночь придется идти, — проявляю над ним опекунство.

— Всегда готов! Было бы только чем.

Мы пожевали всухомятку сухарей с тушенкой, но еда не шла: всех мучила жажда.

После ужина Крылатых построил группу в том же порядке, в каком мы двигались и сюда. Подойдя к Зине и Ане, он сказал:

— Сегодня на связь выходить не будем. Нельзя, чтобы враг узнал, где мы находимся. Сначала разберемся сами в обстановке.

— Понятно, — ответила Аня.

Затем Крылатых подошел ко мне.

— Будешь идти со мной рядом, — сказал он, положив руку на мое плечо. — Смотреть нужно в оба.

Не раз мне приходилось, находясь в «Чайке», вместе с Крылатых ходить пешком, встречаться со своими людьми, жившими и работавшими в легальных условиях, получать от них разведданные и давать новые задания. Явочные квартиры находились вблизи Минска, у железнодорожных станций Столбцы, Негорелое, Дзержинск, Фаниполь, возле других крупных и мелких вражеских гарнизонов. Проскальзывая в опасных местах, где возможны были засады, Павел Андреевич и тогда говорил:

— Жаль, зрение меня подводит. Так что смотри, дружище, повнимательней, за двух, а я уши навострю как следует: слух у меня хороший.

Мы двинулись на юго-восток и попали на малозаметную лесную тропу, проходившую меж зарослей малинника, кустов ольшаника. Прошли по ней не более полусотни метров, как лес кончился. На опушке остановились. Отблеск вечерней зари, погасший в лесу, играл еще в полную силу на небе.

Невдалеке показался хутор. Белый домик был окружен исполинскими деревьями. Справа и слева в отдалении видны были другие хутора. Маскируясь в кустарнике, мы приблизились. На дворе звякнуло ведро. Послышались женские голоса. И вновь стало необыкновенно тихо.

— Такая она, Германия, — прошептал Геннадий.

По голосу мне показалось, что он разочарован: хотел увидеть что-то необычное, а здесь хутор как хутор.

Внезапно мы повернули головы вправо. Там кто-то насвистывал. Так обычно свистит трусливый человек: он подбадривает самого себя. Тут же послышался шорох и мягкий топот — кто-то приближался по дорожке вдоль леса. Крылатых подал знак, и мы отошли бесшумно на несколько метров в лес.

Мне с Мельниковым он приказал захватить свистуна. Мы залегли у куста, стоявшего у самой дороги, и вскоре увидели человека в военной форме, который шел вразвалку, катя рядом с собой велосипед. Оружия при нем не было видно. Когда он поравнялся с нами, мы подхватились, бросились к нему.