Роберт Дейли - Сильные духом (в сокращении) Страница 8

— Он все еще без сознания? — спросил Гликштейн.

— Да. Недавно заходил врач. Сказал, что все в порядке.

— Хорошо. Но если он у вас останется, ему понадобятся удостоверение личности и продовольственные карточки.

Рашель молчала.

— Я знаю одного человека, он мог бы сделать для него документы. В его вещах случайно нет подходящей фотографии?

— Не знаю, — солгала она.

Они вместе просмотрели бумажник летчика.

— По-моему, эта сгодится. Только девушку надо отрезать. Если этот человек сделает документы, я завтра их принесу. — Он спрятал снимок в карман, Рашель проводила его к двери.

— Еще раз спасибо за все, что вы принесли. И в особенности за кролика. — Она закрыла за ним дверь.

Дэвид Гэннон проснулся. У него раскалывалась голова и сильно болела нога. Очень хотелось пить.

На стуле рядом с кроватью дремала девушка. Густые черные волосы, хорошенькая, но одета не как медсестра — похоже, он все-таки не в больнице.

Что это может значить? Дейви, мучаясь от боли и жажды, пытался разобраться в том, что с ним случилось, но голова работала плохо. Он даже не знал, насколько серьезны его ранения. В конце концов он протянул руку, чтобы разбудить девушку.

Рашель спала и видела сон. Она снова была маленькой и лежала в постели с родителями, ей было тепло и уютно, она знала, что папа и мама ее очень любят. А потом, уже на пути к пробуждению, она вернулась в свой нынешний возраст, и опять она лежала в кровати, по всей видимости, не одна, потому что чья-то рука гладила ее по колену.

Она выпрямилась, рука раненого летчика упала.

— Вы говорите по-английски? — спросил Дэвид Гэннон так тихо, что она с трудом расслышала.

— Да, — ответила девушка, растерянно улыбаясь.

Ей было неприятно от мысли, что она предстала перед ним в таком виде, неумытая и непричесанная. Но его бледность, его слабый голос заставили ее забыть о собственных переживаниях. Она взяла чашку с остывшим травяным настоем.

— Выпейте это. — Рашель помогла ему приподняться.

Его лицо было очень близко, так близко, словно она наклонилась к нему, чтобы поцеловать, и он смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— Вы англичанка?

— Нет. Я жила в Англии, училась в школе.

— Где я?

— Совсем недалеко от Лиона.

Позднее он скажет, как потрясли его ее слова даже в тогдашнем полусумрачном состоянии. Получалось, он на сотни километров отклонился от курса. Ему было стыдно, что он оказался таким плохим штурманом — летел в Англию, а попал…

— Мне нужно вернуться в эскадрилью.

— Вы скоро туда вернетесь.

— Здесь есть немцы?

— Нет.

— Чей это дом?

Она сказала, что это дом пастора.

— А где сам священник? Мне можно с ним поговорить?

— Он не священник, а протестантский пастор. У него есть жена и дети. В этом городе почти все протестанты.

— Кто еще здесь живет?

— Они все на время уехали.

— А где моя одежда?

— Должно быть, уже высохла.

Она вышла и через минуту вернулась с охапкой одежды.

— Помочь вам одеться?

— Но я совсем голый.

— Какая разница.

Ее ответ, похоже, смутил его.

— Кто уложил меня в кровать?

— Врач. Может, съедите немного супа?

Он кивнул.

Сходив за супом, Рашель стала кормить Дэвида с ложечки, одной рукой поддерживая его голову. И опять его лицо было совсем близко.

— Вы живете в этом доме?

— Да.

— Пастор ваш отец?

— Нет.

— Вы так добры ко мне, — сказал он. — Как вас зовут?

Она чуть было не ответила: «Сильви Бонэр», но остановилась — ей вдруг захотелось сказать ему правду. Ей хотелось хоть для кого-то снова стать Рашелью Вайс.

— Рашель, — наконец ответила она.

— Рашель… а дальше?

Девушка решила не рисковать.

— Рашель Бонэр.

Суп был доеден.

— Еще чего-нибудь поесть у вас не найдется?

— Сегодня вам можно принимать только жидкую пищу. Так велел доктор.

Он закрыл глаза и уже через секунду забылся сном.

Она легла спать в комнате мальчиков. Всю ночь ей снились кошмары. В последнем из них ее забрали в гестапо и привязали к стулу: в наказание за то, что она ухаживала за раненым американским летчиком, палачи намеревались прижечь ей лицо раскаленным железом.

Разбудили ее странные звуки — глухие удары по полу в коридоре. Открыв глаза, она обнаружила, что уже утро.

Вскочив с постели, Рашель бросилась к двери и лицом к лицу столкнулась с Дэвидом Гэнноном. Летчик стоял на одной ноге, до подбородка завернувшись в одеяло.

— Давайте я вам помогу.

— Ничего, я сам.

— Упадете, и что мы тогда будем делать?

— Я просто, так сказать, изучал обстановку. — У него был сконфуженный вид, да и голос тоже выдавал стеснение.

Рашель догадалась, что ему надо в ванную.

— Мне кажется, это то, что вы искали, — сказала она, показывая на нужную ему дверь.

— Что ж, думаю, мне не помешает умыться. Может, и водички выпью. — Он на одной ноге запрыгал к ванной.

— Я принесу горячей воды и полотенце.

Ему было трудно долго стоять, и он присел на край ванны — сидячей, таких он никогда прежде не видел. Девушка вернулась с полотенцем и огромным чайником кипятка. Наполнив раковину до половины, она вышла и закрыла за собой дверь.

Дейви взял мыло, больше похожее на комок глины, и вымыл лицо. Как мог, побрился запасной бритвой пастора. Потом помылся целиком, насколько это было возможно.

Выйдя из ванной, он чувствовал себя гораздо лучше. Рашель ждала его в коридоре, уже одетая и причесанная. А она красивая, подумал Дейви. Подпрыгивая на здоровой ноге, добрался до своей комнаты и сел на кровать.

— Вы не знаете, как можно связаться с Сопротивлением?

— Нет. Пастор запрещает им действовать у нас в городке.

— Партизаны могли бы помочь мне вернуться в Англию.

— Ложитесь, — сказала Рашель. — Я вас укрою.

— Но…

— Что «но»?

— Я не могу лечь, пока вы здесь.

— Почему? — спросила она, откровенно его поддразнивая.

— Я же совсем голый.

— Вам что, никогда не приходилось раздеваться при женщине? — улыбнулась Рашель.

— Конечно, приходилось, — ответил он, глядя в пол. — Много раз. Сколько, по-вашему, мне лет?

Она вышла, он лег и натянул на себя одеяла.

— Можно войти? — спросила Рашель. — Надеюсь, вы хорошо спрятали все такое, от чего я могу упасть в обморок.

Он лежал, укрытый простыней и двумя одеялами, удобно положив сломанную ногу. Рашель подоткнула одеяла, а затем, поправляя подушку, наклонилась и поцеловала его в лоб. Она и сама не знала, почему это сделала. Просто взяла и слегка коснулась губами его лба. Но, прежде чем она успела выпрямиться, он обнял ее одной рукой, привлек ее к себе и поцеловал в губы. Пусть короткий и невинный, это был их первый настоящий поцелуй. Смутившись, Рашель отступила к двери.

Глава пятая

Самолет прилетел ближе к вечеру — «шторх» с черными крестами на крыльях. Он летал кругами, словно что-то высматривал. Услышав его, Пьер Гликштейн подошел к дверям хлева. Наблюдая за разведчиком, он догадался, что тот ищет.

Достаточно немецкому летчику обнаружить среди деревьев подозрительный металлический блеск, и сюда привезут целую роту солдат. А вдруг он разглядит след, который они с хозяином оставили, когда тащили раненого американца к хлеву?

Сделав еще три захода, самолет улетел. Старый крестьянин подошел и встал рядом с Пьером.

— Как по-вашему, он что-нибудь увидел?

— Не знаю.

— Надо бы понадежнее спрятать мое хозяйство.

— Где, например?

— А если в уборной?

Старик кивнул. Они сложили рабочие принадлежности Пьера в мешок и отнесли в уборную. Отхожее место было устроено, как обычно в деревнях: над выгребной ямой сделана скамья с тремя отверстиями. Просунув руки в левую дыру, Доде вбил гвоздь с нижней стороны сиденья и загнул крючком. Гликштейн повесил на него мешок.

— Что мы скажем, если они все-таки явятся?

— В тот день, когда упал самолет, была метель. Мы ничего не видели и не слышали.

Дейви лежал в постели и слушал, как Рашель возится на кухне. Ему было приятно думать, что через несколько минут она войдет в комнату. Он встал, проковылял к двери и запер ее на защелку. В спальне стоял небольшой шкаф; он надеялся найти там свое нижнее белье и комбинезон. Одежды в шкафу было немного, и она явно принадлежала молодой девушке. Только тут Дейви догадался, что он спит в постели Рашели.

Кальсоны и комбинезон, аккуратно сложенные, лежали на полке. Сев на кровать, он стал одеваться. Это оказалось нелегким делом, учитывая, что одна нога у него была в гипсе. От напряжения у Дейви закружилась голова. Когда форма была наконец надета, он открыл дверь.

Рашель застала его сидящим на кровати.