Иван Величко - Внимание, мины! Страница 8

Но взрыва не было.

Прошло минут двадцать, а Викулов не возвращался. Старшина водолазов Болгов подал ему сигнал: «Как себя чувствуешь?» Но вряд ли этот сигнал понял Леонид — расстояние до него было слишком велико.

Но вот пузырьки стравливаемого воздуха стали приближаться. Викулова вскоре подняли на водолазный бот. Как только сняли с него шлем, со всех сторон посыпались вопросы:

— Ну как?

— Видел мину?

Викулов молчит.

— Что-нибудь делал с нею?

— Все в порядке, — отвечал Викулов и, немного отдохнув, стал рассказывать, чаще всего обращаясь к Охрименко: — Сперва я обнаружил зеленый парашют. Когда подошел к нему, увидел то, что так долго искал. Мина лежала на грунте в горизонтальном положении. Рядом шевелились, словно щупальца осьминога, водоросли. Обошел вокруг мины, осмотрел ее со всех сторон. «С чего начать?» — задал себе вопрос. Часть мины была прикрыта парашютом. Попробовал отсоединить его, но потом решил ничего не трогать, а выйти на поверхность и доложить обо всем, что увидел.

Викулов стал рассказывать Охрименко о форме и размерах мины, о том, как она выглядит, в каком положении лежит. Григорий Николаевич задумался, а потом решил:

— Одевайте меня, я сам схожу под воду, посмотрю на мину.

Сняв с себя снаряжение, Викулов помог Охрименко надеть водолазный костюм и спуститься на грунт. Через несколько минут Охрименко подал сигнал, чтобы подняли его на поверхность.

— Да, Леня, это она, — сообщил Охрименко. — Надо ее разоружить. Тут нужен специальный инструмент, его, я думаю, нам изготовят быстро.

Договорились, что Викулов спустится еще раз под воду, снимет с гаек и головок болтов мины слепки, отсоединит парашют и выйдет на поверхность.

По снятым слепкам срочно изготовили инструмент, и на другой день Охрименко и Викулов решили начать разоружение мины.

Водолазный бот встал метрах в двухстах от опасной находки. Викулов, расспросив Охрименко, с чего начинать разоружение, на шлюпке отправился к буйку, обозначающему место нахождения мины, и пошел на грунт.

И вот перед ним лежит мина, готовая от неосторожного прикосновения взорваться. Викулов начал отдавать нажимное кольцо горловины. Работал не торопясь, зная, что каждое неверное движение приведет к гибели. Когда отдавал крышку вторичного детонатора, стоял на коленях у мины. Вокруг царила тишина. Слышалось только легкое постукивание ключей. И вдруг что-то сильно ударило в грудь. В голове мелькнуло: «Ну, все... конец».

Каким бы не был отважным моряк, даже такой как Леонид Павлович Викулов, но работа по разоружению, где всегда поджидает опасность, стоит большого нервного напряжения. А что эта за опасность — каждому прекрасно известно.

Но нет, он остался жив. Взглянув на мину, Викулов увидел, что из горловины торчит пружина, а у его ног валяется крышка. Она под действием этой пружины сорвалась с места, как только водолаз отдал нажимное кольцо, и ударила его в грудь.

Викулов успокоился, заглянул в отверстие, которое прикрывала раньше крышка, и увидел большой стакан. Осторожно начал извлекать его из горловины...

Все, что было положено, он сделал. Забрав инструмент и извлеченный прибор, Викулов поднялся наверх. Там он рассказал Охрименко, в какой последовательности разоружал мину.

Григорий Николаевич осмотрел извлеченный из мины прибор и сказал, указывая на стакан:

— Это вторичный детонатор. Теперь мина не столь опасна. Ее можно поднять и отбуксировать на берег.

На следующий день Викулов вновь спустился к мине и начал готовить ее к поднятию. Водолазу пришлось сделать подкоп под нее, завести строп, присоединить к понтону...

Вскоре мина лежала на берегу. Охрименко сказал Викулову:

— Ну, Леня, твоя миссия окончена. Теперь за мину возьмусь я.

Через некоторое время мина была полностью разоружена. За разоружение мины на грунте Леонид Павлович Викулов был награжден орденом Красной Звезды.

Снова на Черном море

Летом 1942 года, после окончания курсов, я прибыл на Черноморский флот и был назначен командиром минной партии, которая находилась на Кавказе.

Меня поразили тишина и спокойствие в городке. «Вот и попал на фронт», — размышлял я, Как-то невольно вспомнил о том, что в свое время учился в воздухоплавательной школе и теперь очень сожалел, что не удалось ее окончить. Ведь тогда судьба сложилась бы иначе, и я мог бы служить в авиационных частях или быть хотя бы парашютистом-десантником.

Воздушная стихия... Кто хоть раз побывал в ней, тот на всю жизнь запомнит эти волнующие минуты. В памяти вставал первый полет.

...Занятия в Высшей воздухоплавательной школе начались с января 1933 года, Порфирий Полосухин попал в группу командиров дирижаблей, а я в группу пилотов.

В группе собрались в основном бывшие моряки, те, кто имел четырех-пятиклассное образование. Поэтому нам приходилось много учиться в вечернее время, чтобы окончить семь классов.

С лета 1934 года начались практические занятия. Стали готовиться к полетам на воздушном шаре — аэростатах. Сперва нам показали, как заполнять его газом.

В те годы пользовались водородом. Доставляли его в больших, объемом свыше ста кубических метров, прорезиненных мешках — газгольдерах. При помощи шлангов газ из них перекачивали в оболочку аэростата. Вернее не перекачивали, а «выдавливали» — курсанты залезали на газгольдеры и выжимали водород. Когда мешки пустели, их скатывали в рулон.

И вот настал день, когда я отправился в первый полет. Старшим назначили опытного пилота Андрея Игнатьевича Скрябина. Вместе со мной сел в корзину аэростата и Николай Юдин, тоже курсант. Стоявшие на земле люди удерживали за веревки воздушный шар. И вот прозвучала команда Скрябина:

— Дать свободу!

Гондола аэростата оторвалась от земли. Довольно свежий ветер подхватил воздушный шар и понес его от Москвы на север. Стрелка вариометра, показывающего скорость подъема или спуска, замерла на нуле. Летели на высоте около 400 метров.

Потом аэростат стал снижаться. В гондоле находился балласт — двадцатикилограммовые мешки с песком. Чтобы прекратить снижение воздушного шара, песок через специальный фартук металлическим совком сбрасывали за борт.

Настало время приземления. Я посмотрел вверх. Там находился короткий рукав — аппендикс, как называли его. Специальным устройством через этот аппендикс можно было выпустить из оболочки аэростата газ. Потянув за веревку, открыл клапан и начал стравливать водород.

Аэростат стал медленно снижаться. Из гондолы выпустили гайдроп — толстый канат длиной около 80 метров. Он коснулся земли и потащился по полю. Настал момент, когда нужно было быстро вскрыть «разрывное» — большой треугольный вырез в верхней части оболочки, заклеенный специальным полотнищем.

Воздушный шар почти касался земли. Через «разрывное» водород вырвался наружу, и мы плавно опустились на колхозное поле в Ярославской области...

Таких полетов курсантам предстояло совершить несколько, прежде чем пересесть на дирижабль.

Учеба продолжалась. Уже многое было усвоено. Совершил несколько полетов на аэростате и Порфирий Полосухин. Но его больше увлекало другое. Он поступил в Высшую парашютную школу и все свободное время отдавал прыжкам. Из школы приходил возбужденным, делился своими впечатлениями, рассказывал о достижениях парашютистов-спортсменов.

Специальной инструкцией воздухоплавателям запрещено было летать без парашютов, и в программу школы включили прыжки.

...Самолет По-2 поднялся на высоту 700 метров. Как учили, по команде «Пошел!» ринулся вниз головой навстречу неизвестности. Да, неизвестности! Ибо нельзя представить по рассказам других, что происходит с человеком в тот миг, когда он отделяется от самолета. В короткие мгновения, пока раскрывается парашют, кажется, что вся жизнь промелькнула в памяти. И только резкий рывок, переход в нормальное положение — ногами вниз, да постепенное замедление падения возвращает к действительности. Чувствуешь ты не просто в небе, — седьмом небе: хочется кричать от радости. Вырастаешь в своих глазах...

А ты в это время смотришь вниз и рассчитываешь, как бы лучше приземлиться, не попасть в огород или не сесть на крышу какого-либо дома. Но вот земля приняла тебя (никогда раньше не думал, что она такая твердая), а парашют протащил за собой метров пять-семь. И все. Прыжок совершен, а с тобой ничего не произошло...

Размышляя о прошлом, я осматривал районный центр. «Да, здесь и войной не пахнет», — подумал я. Но первое впечатление было ошибочным. Мирные жители этого районного центра вносили свой посильный вклад в оборону Родины; они самоотверженно трудились на ферросплавном заводе, давая стране высококачественную сталь. Малолюдно было потому, что рабочие большую часть суток находились у станков, на производстве. Но об этом я узнал значительно позднее. А находясь под первым впечатлением и видя, что здесь о войне напоминает лишь светомаскировка, я подумал, что личный состав склада и минной партии живет здесь, как у бога за пазухой.