Сергей Андрющенко - Начинали мы на Славутиче... Страница 9

С утра 27 сентября гитлеровцы возобновили свои контратаки, введя в бой большие силы пехоты и танков. Трудно сказать, как обернулось бы дело, если бы не артиллерия, переправленная за ночь и поставленная на прямую наводку. Особенно трудная обстановка сложилась в районе высоты 175,9, которая господствовала над местностью. Фашисты делали все, чтобы вернуть ее. Здесь на сильно поредевшие левофланговые роты 225-го стрелкового полка навалилось до двух батальонов пехоты и полтора десятка танков. Усилила удары фашистская авиация, ни на минуту не прекращался и артиллерийско-минометный обстрел. Гитлеровцы уже были уверены в успехе и с присущей им наглостью кричали издали: «Рус, буль-буль!»

Два немецких танка прорвались к командному пункту полка, расположенному на северо-восточных скатах высоты. Всем, кто был здесь, пришлось занять место в окопах. Майор Шиянов со своим адъютантом старшим лейтенантом М. Карташовым выдвинулись по ходу сообщения вперед. Одна за другой полетели во вражеские машины брошенные ими противотанковые гранаты. Один танк загорелся, но другой продолжал утюжить окопы. Красноармейцы тут несколько растерялись. И тогда Иван Иванович Шиянов, чтобы спасти положение, бросился к стоявшему рядом в кустах орудию. Оно оказалось разбитым. Но рядом лежали снаряды, а соседняя пушка молчала: расчет ее погиб, израсходовав все боеприпасы.

— Давай-ка снаряды туда, быстро! — крикнул Шиянов Карташову, указывая на соседний орудийный окоп.

Командир полка сам стал к панораме. Прозвучал один выстрел, другой. Фашистский танк вздрогнул и завертелся на одной гусенице. От третьего снаряда, метко пущенного Шияновым, заклинило башню машины. Экипаж попытался выскочить из танка, но двоих гитлеровцев тут же срезали пули наших стрелков, а остальные были взяты в плен.

Нелегкий поединок с фашистами завязался и на правом фланге 225-го полка. Здесь на горстку наших бойцов — их было всего двадцать семь человек — двинулось две роты автоматчиков и несколько танков. Но воины не дрогнули. Автоматным огнем они прижали гитлеровскую пехоту к земле и стали уничтожать танки. Рядовой Виктор Петрович Иванов поджег один из них бутылкой с зажигательной смесью; другой был подбит связкой гранат. Остальные вражеские машины отошли. И тогда Иванов, видя, что командир ранен, поднял своих товарищей в атаку. Гитлеровцы были отброшены.

В тот же день воины получили благодарственное письмо за подписью командира полка и замполита. Иванову сообщалось, что он представлен к награде. Боец продолжал так же отважно и стойко сражаться на плацдарме, за что был впоследствии удостоен звания Героя Советского Союза.

Благодарственные письма особо отличившимся воинам вручались довольно часто. Это была одна из очень действенных форм партийно-политической работы в боевой обстановке. Применялись, разумеется, и другие методы: широко популяризировался, например, опыт отличившихся красноармейцев в боевых листках, в листовках-молниях, регулярно доводились до личного состава сводки Совинформбюро, приказы Верховного Главнокомандующего. В окопы бойцам, как правило, своевременно доставлялись дивизионная и армейская газеты. Такая четкая, оперативная форма агитации, конечно, благотворно сказывалась на повышении боевой активности воинов, на росте их политической сознательности. Усилилась тяга бойцов и командиров в партию и комсомол. Нередко, идя в бой, воины просили считать их, если они погибнут, коммунистами и комсомольцами. Только за неделю боев на каневском плацдарме в первичные партийные и комсомольские организации дивизии были поданы сотни заявлений с просьбой о приеме в ряды ВКП(б) и комсомола.

Гитлеровцы начали подтягивать свежие резервы. Нам было известно, что на участке дивизии — в районе дача Тальберга, северная окраина Селища — действует 57-я пехотная дивизия противника в составе 248-го и 164-го гренадерских полков и 157-го саперного батальона; остальные части обнаружены не были. В полосе 30-й дивизии предположительно оборонялась 88-я пехотная, а южнее Селища — 10-я танковая немецкие дивизии. Однако вечером 26 сентября майор Е. И. Карачун доложил, что, по полученным сведениям, у противника должны произойти смена и усиление частей. Вполне естественно, что это вызвало у нас беспокойство.

Генерал А. И. Королев приказал усилить разведку, чтобы точнее установить намерения противника. В ту же ночь был организован поиск. Группа разведчиков проникла в тыл врага и в районе Бобрица захватила фельдфебеля из штабной роты 22-й пехотной дивизии, которая, как выяснилось, только что подошла к фронту. Но пленный сообщил, что это соединение не сменило 57-ю дивизию, а заняло оборону между ней и 88-й дивизией. Боевые порядки фашистских войск, таким образом, уплотнились. Зная об этом, мы могли теперь вовремя принять соответствующие меры.

Майор Е. И. Карачун сумел так поставить дело, что штаб всегда своевременно имел данные о силах и намерениях противника. Возглавляемое им разведотделение дивизии работало оперативно, творчески. Люди там подобрались смелые, дерзкие. Они нередко сами возглавляли поиски и засады, ходили в тыл врага. Только за первую неделю боев на плацдарме офицерами разведотделения было подготовлено и выслано с различными заданиями сорок пять групп, которые захватили семнадцать пленных, много ценных документов, образцов оружия и уничтожили до ста гитлеровцев.

Сведения, полученные какой-либо из разведгрупп, обязательно перепроверялись. Так было и в случае с немецким фельдфебелем, захваченным в районе Бобрица. Добытые на другой день разведчиками документы и карты гитлеровцев подтвердили прибытие на наш фронт 22-й пехотной дивизии. Было установлено, что в районе высоты 223,8 у немцев проходит стык между 22-й и 57-й дивизиями. Здесь и было решено сосредоточить основные усилия при нанесении удара.

На рассвете 27 сентября части 23-го стрелкового корпуса получили приказ расширить плацдарм на западном берегу Днепра и овладеть высотами 243,2 и 223,8.

Целый день шел бой. Несколько раз наши бойцы поднимались в атаку, но, встреченные сильным артиллерийско-пулеметным огнем, вынуждены были отходить на свои позиции. Лишь 225-му стрелковому полку удалось к вечеру потеснить гитлеровцев и продвинуться вперед на двести — двести пятьдесят метров.

Такое же положение было и 28 сентября. Противник усилил огонь, особенно в районе высоты 223,8, вероятно почувствовав, что именно здесь мы сосредоточиваем свои основные усилия, и стремясь поплотнее прикрыть стык между своими дивизиями. Активнее стала на этом участке вражеская авиация. Группы по 15–20 самолетов почти беспрерывно наносили бомбовые удары по нашим атакующим подразделениям.

Во второй половине дня фашисты предприняли несколько контратак, правда сравнительно небольшими силами. На участке 117-го стрелкового полка несколько раз доходило до рукопашных схваток. Однако все контратаки врага были отбиты с большими для него потерями. Местами нашим подразделениям удалось даже продвинуться несколько вперед. В частности, вечером полковник И. В. Бастеев доложил, что подразделения 89-го полка полностью овладели юго-западными скатами высоты 175,9.

Днем 28 сентября на командный пункт дивизии позвонил генерал Чуваков. Выслушав короткий доклад А. И. Королева, Никита Емельянович сказал:

— Продвигаемся медленно, но верно. Понимаю, что вам трудно. И все же надо овладеть деревней Селище и высотой двести сорок три и два. Согласуйте свои действия с частями пятьдесят второй и пятьдесят третьей гвардейских танковых бригад, расположенных сейчас в районе Решетки, Лепляво. Переброска их намечена в ночь на четвертое октября. Вы и тридцатая должны пропустить их через свои переправы. С появлением на плацдарме танков вам будет легче бить врага…

— Задача ясна, — отозвался генерал Королев. — Будут еще какие-нибудь распоряжения, товарищ комкор?

Чуваков помедлил.

— Вот что, Александр Игнатьевич, — сказал он после паузы. — Полагаю, что вам будет целесообразней находиться на западном берегу Днепра.

— Вас понял. Думаю так же, — отчеканил Королев. — С вашего разрешения сегодня же ночью передислоцирую свой наблюдательный пункт в район высоты сто семьдесят пять и девять.

Комдив положил трубку и повернулся с улыбкой к Фролову, сидевшему рядом за столом и писавшему политдонесение:

— Ну вот, Александр Иванович, настало время — могу предложить вам место в лодке, как и обещал.

Фролов не отозвался, продолжая работать. Но я заметил, что начальник политотдела чем-то недоволен. Обратил на это внимание и Королев. Отойдя в сторону он спросил:

— У тебя, кажется, на сей счет свое мнение?

— Да, Александр Игнатьевич, — сказал Фролов. — Я считаю, что комдиву пока незачем переправляться на правый берег. Плацдарм ведь удерживается прочно и никаких экстраординарных мер принимать не следует.