Сергей Андрющенко - Начинали мы на Славутиче... Страница 8

Потом (и это, пожалуй, главное) было осуществлено централизованное управление огнем десяти артиллерийских дивизионов; они открывали массированный огонь только по распоряжению генерала А. И. Королева и по той контратакующей группировке гитлеровцев, которая представляла на данный момент главную опасность.

К утру форсировала Днепр и 30-я стрелковая дивизия, наш сосед справа. Как рассказывал мне потом начальник штаба корпуса, ее части переправлялись в более тяжелых, чем мы, условиях, особенно на участке 71-го стрелкового полка. Десант здесь был обстрелян еще задолго до подхода к правому берегу и понес большие потери. Высадилось всего сорок человек, однако связь с ними вскоре была потеряна. Ни одна лодка не вернулась обратно. Группа под командованием капитана К. С. Морозова, окруженная и прижатая к реке, продолжала сражаться в районе дачи Тальберга. Она отбила восемь вражеских контратак. Воины дрались до последнего патрона и предпочли смерть позорному плену. Капитан Морозов, даже будучи тяжело раненным, продолжал до конца руководить боем.

Преодоление реки силами 71-го полка было приостановлено. Зато 35-й стрелковый действовал более успешно и выполнил поставленную перед ним задачу. При сильном огневом сопротивлении противника 1-й батальон сумел захватить небольшой плацдарм и продвинуться вперед метров на двести. Первыми здесь высадились комбат старший лейтенант В. И. Перевердинцев, заместитель командира полка по политчасти майор К. К. Ермишин, командир взвода старшина Г. Ф. Уманец, старшина роты сержант С. С. Литвиненко, красноармеец И. И. Хохленко. Все они проявляли чудеса героизма. Операторы, приехавшие из штаба корпуса, сообщили мне потом некоторые волнующие подробности. Например, сержант Литвиненко, когда подразделение было окружено гитлеровцами, а командир убит, поднял своих товарищей врукопашную, заколол штыком четырех фашистов, но и сам погиб. А командир расчета старший сержант И. И. Радайкин, как только плот достиг берега, вместе с товарищами на руках вытащил орудие на песок и сразу же открыл огонь по врагу. Вскоре его сильно контузило, но коммунист не покинул командирского места. Придя в сознание, он продолжал корректировать огонь, а когда был сражен наводчик, стал на его место и подбил два танка.

256-й стрелковый полк 30-й дивизии достиг другого берега чуть позже, вслед за 225-м, уже по нашей переправе. Ею же воспользовался потом и сосед слева — 3-й гвардейский мехкорпус, занявший к 4 октября позиции в районе Селища.

Таким образом, к исходу 26 сентября 1943 года частями 23-го стрелкового корпуса на западном берегу реки был захвачен и удержан плацдарм, получивший у наших воинов наименование «каневский». Он был тогда, конечно, невелик: всего до двух километров по фронту и до четырехсот метров в глубину. Нам предстояло еще его расширить.

Задача по захвату и удержанию каневского плацдарма, была, несомненно, трудной и потребовала от всех нас максимального напряжения сил. Однако ее выполнение могло быть в значительной степени облегчено. Дело в том, что в тылу немецких войск, в районе сел Тростинец и Литвинец, штабом Воронежского фронта планировалась высадка воздушного десанта. И его удар, совмещенный с нашим, наверняка имел бы большой эффект. Однако действия 5-й воздушно-десантной бригады в тылу врага почему-то не были согласованы с наступлением войск с фронта. Выброска десанта была осуществлена в ночь на 24 сентября, мы же начали форсировать Днепр двумя сутками позже. Кроме того, видимо, был неправильно определен район десантирования. Командование бригады не имело ясных данных о противнике. В результате наши воины, заброшенные во вражеский тыл, неожиданно попали в центр расположения гитлеровских войск. Многие из них были уничтожены. Вот почему десант, как справедливо отмечает в своих мемуарах Маршал Советского Союза К. С. Москаленко, «своей задачи не выполнил»[2]. Следует добавить, что мы не знали о готовящемся броске 5-й бригады в тыл фашистов и при всем желании не могли помочь ей, хотя десантирование производилось в полосе наступления нашего корпуса. Лишь отдельные группы парашютистов сумели потом выйти к нам на плацдарм. Из их рассказов мы, собственно, и узнали о разыгравшейся трагедии.

Бои между тем продолжались. Мы делали все, чтобы закрепить плацдарм, а местами даже расширить его, но явно не хватало переправочных средств. На правобережье Днепра следовало бы уже перебросить не только полковую, но и значительную часть дивизионной артиллерии, что намного повысило бы устойчивость нашей обороны. Поэтому, как только командир корпуса на рассвете 26 сентября появился у нас на КП, генерал Королев первым делом спросил его о понтонерах.

— Вы говорили, что придадите их тому, у кого наметится успех, — напомнил он генералу Чувакову.

— Раз обещал, дам, — сказал Никита Емельянович. — Только не зазнаваться. Успех невелик, надо развивать его.

— Когда же прибудут саперы? — спросил Королев.

— А они уже прибыли. Знакомьтесь: командир двадцать третьего отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона майор Тихонов.

Высокого роста офицер шагнул из-за спины комкора. Мы пожали друг другу руки.

— У майора Тихонова большой опыт по части форсирования рек, — заметил Чуваков. — Да и люди у него отличные, можно сказать, асы понтонного искусства. Верно, комбат?

— Так точно, товарищ генерал, — смутился офицер, — народ в батальоне работящий.

Скромность офицера мне понравилась, так же как и его спокойная уверенность. Держался он с достоинством. Чувствовалось, что комбат дело свое знает отлично. Дальнейшие события подтвердили это.

Чуваков, приказав наращивать усилия на плацдарме, уехал. Мы остались в блиндаже втроем, и Королев сразу же стал расспрашивать командира понтонеров о его возможностях и намерениях. Оказалось, что майор А. П. Тихонов и дивизионный инженер Д. В. Слепинкин уже провели разведку района форсирования и имеют хорошо продуманный план. С наступлением темноты было решено организовать пять пунктов переправ, из них две паромные, грузоподъемностью до 12 тонн, и три десантные, легкие. В местах переправ намечалось соорудить пристани, оборудовать укрытия.

Мы одобрили эти предложения. Тут же усилия понтонеров были согласованы с действиями частей 30-й дивизии, которые тоже следовало перебросить на западный берег, уточнен расчет переправы по времени.

Теперь мы получили возможность передислоцировать на противоположный берег не только свою артиллерию, но и орудия приданной дивизии 29-й истребительно-противотанковой бригады, в чем наши полки очень нуждались. Кроме того, на плацдарм предстояло перебросить большое количество боеприпасов, горячую пищу, оружие, а оттуда вывезти раненых. Работа предстояла огромная, а в нашем распоряжении было лишь темное время суток. Днем зеркало реки простреливалось сплошным огнем, и переправляться через нее было почти невозможно.

Понтонеры блестяще справились со своей задачей. Батальон майора А. П. Тихонова переправил на правобережье приданные нам и поддерживающие нас средства, а также главные силы 30-й стрелковой. И все это — под почти непрекращающимся артиллерийско-минометным огнем врага. Майор Тихонов лично руководил переправой, неоднократно перебирался с одного берега на другой, организовывая быструю разгрузку и погрузку понтонов. Умело и бесстрашно действовали его подчиненные. Каждый из них делал за ночь по семь-восемь рейсов. Хотя гитлеровцы стреляли по площадям, тем не менее снаряды иногда поражали и личный состав, и понтоны. Саперы прямо на плаву исправляли повреждения и продолжали свой опасный путь.

За отличное выполнение задания и проявленные при этом отвагу и мужество А. П. Тихонову было присвоено звание Героя Советского Союза. Такой же высокой награды удостоился и моторист ефрейтор С. Е. Седнев. На своем катере БМК-70 он под непрерывным огнем пересекал Днепр более трехсот раз, переправив множество боевой техники и личного состава. Во время одного рейса паром Седнева был поврежден прямым попаданием снаряда и мог быстро затонуть. Но Сергей, не обращая внимания на продолжающийся обстрел, выбуксировал паром на песчаную отмель и тем спас его вместе с грузом и людьми. В другой раз при подходе катера Седнева к берегу снаряд угодил в его корму. Однако воин и тут не растерялся: с помощью трактора он вытащил суденышко из воды, тут же, на берегу, за несколько часов восстановил его и продолжал перевозить войска и технику.

Как только паромы подходили к берегу, расчеты вручную, на лямках подхватывали орудия и по сыпучему песку, утопая в нем по щиколотки, вытаскивали пушки на огневые позиции. Видя, как трудно артиллеристам, на помощь им приходили пехотинцы.

С утра 27 сентября гитлеровцы возобновили свои контратаки, введя в бой большие силы пехоты и танков. Трудно сказать, как обернулось бы дело, если бы не артиллерия, переправленная за ночь и поставленная на прямую наводку. Особенно трудная обстановка сложилась в районе высоты 175,9, которая господствовала над местностью. Фашисты делали все, чтобы вернуть ее. Здесь на сильно поредевшие левофланговые роты 225-го стрелкового полка навалилось до двух батальонов пехоты и полтора десятка танков. Усилила удары фашистская авиация, ни на минуту не прекращался и артиллерийско-минометный обстрел. Гитлеровцы уже были уверены в успехе и с присущей им наглостью кричали издали: «Рус, буль-буль!»