Михаил Булгаков - Адам и Ева Страница 10

рассвет.

Пьют у костра коньяк.

Маркизов. Ну, как нервы? Пончик. Нервы мои вот как. Все начисто ясно. Вот к чему привел коммунизм! Мы

раздражили весь мир, то есть не мы, конечно, - интеллигенция, а они.

Вот она, наша пропаганда, вот оно, уничтожение всех ценностей, которыми

держалась цивилизация... Терпела Европа... Терпела-терпела, да потом

вдруг как ахнула!.. Погибайте, скифы! И был Дараган - и нет Дарагана! И

не предвидится... И Захар Маркизов, бывший член профсоюза, сидит теперь

в лесу на суку, как дикая птица, как сыч, и смотрит в небеса... Маркизов. Я Генрих, а не Захар! Это постановлено с печатью, и я просил не

называть меня Захаром. Пончик. Чего ты бесишься? А, все равно... Ну, ладно, ладно. Глупая фантазия:

Генрих, Генрих... Ну, ладно... Дошли до того, что при первом слове

вгрызаются друг другу прямо в глотку! Маркизов. Я равный всем человек, такой же, как и все! Нет теперь буржуев... Пончик. Перестань сатанеть! Пей коньяк, Генрих IV! Слушай! Был СССР и

перестал быть. Мертвое пространство загорожено, и написано: "Чума. Вход

воспрещается". Вот к чему привело столкновение с культурой. Ты думаешь,

я хоть одну минуту верю тому, что что-нибудь случилось с Европой? Там,

брат Генрих, электричество горит и по асфальту летают автомобили. А мы

здесь, как собаки, у костра грызем кости и выйти боимся, потому что за

реченькой - чума... Будь он проклят, коммунизм! Маркизов. А кто это писал: "Ваня! Ваня! - зазвенело на меже"?.. Я думал, что

ты за коммунизм... Пончик. Молчи, ты не разбираешься в этих вопросах. Маркизов. Верно, верно... Полевой змей! И как змей приютился ты у Адама за

пазухой. Пончик. Змей! Ты, серый дурак, не касайся изнасилованной души поэта! Маркизов. Теперь все у меня в голове спуталось! Так за кого ж теперь - за

коммунизм или против? Пончик. Погиб он, слава тебе господи, твой коммунизм! И даже погибнув

оставил нам фантазера в жандармском мундире... Маркизов. Про кого? Ты хоть объясняй... Кто это? Пончик. Адам.

Пауза.

Издали послышались револьверные выстрелы. Пончик и

Маркизов вскакивают.

Маркизов. Во! Ага!

Прислушиваются.

Пончик. Aт... Не волнуйся, это упражнение в стрельбе. Спиритический сеанс:

прародитель в пустое небо стреляет, покойников сзывает. (Кричит.) Зови!

Зови! Нет Дарагана! Это рассвет десятого! Довольно!..

Молчание.

Маркизов. Змей, а змей? Я от тоски роман написал. Пончик. Читай! Маркизов (достает тетрадку, читает). "Глава первая. Когда народ на земле

погиб и остались только Адам и Ева, и Генрих остался и полюбил Еву.

Очень крепко. И вот каждый день он ходил к петуху со сломанной ногой

разговаривать о Еве, потому что не с кем было разговаривать..." Пончик. Дальше. Маркизов. Все. Первая глава вся вышла. Пончик. Ну, а дальше что? Маркизов. А дальше идет вторая глава. Пончик. Читай! Маркизов (читает). "Глава вторая. - Ева! Ева! - зазвенело на меже..." Пончик. Что такое? Вычеркни это сейчас же! Маркизов. Ты говоришь - учись! Пончик. Учись, но не воруй! И притом какой это такой Генрих полюбил Еву? А

тысяча долларов? (Прислушавшись.) Стой, стой! Маркизов (вскакивая). Гудит, ей-богу, гудит в небе... Пончик. Ничего не гудит! В голове у тебя гудит... Маркизов. Кто идет? Пончик. Кто идет?

В лесу светлеет.

Адам (издали). Кто у костра? Маркизов. Это мы. Адам (выходя). Что ж, товарищ Непобеда, ты не идешь сменять профессора?

Пора. Пончик. Я не пойду. Адам. Скверный пример ты подаешь, Непобеда! Пончик. Я не крепостной твой, первый человек Адам! Адам. Я - главный человек в колонии и потребую повиновения. Пончик. Генрих! Ты здесь? Прислушайся. Когда главный человек начинает

безумствовать, я имею право поднять вопрос о том, чтобы его не слушать!

Ты утомляешь колонию зря! Адам. В моем лице партия требует... Пончик. Я не знаю, где ваша партия! Может, ее и на свете уже нет! Адам (берется за револьвер). А-а! Если ты еще раз осмелишься повторить

это... Пончик (спрятавшись за дерево). Генрих! Ты слышишь, как мне угрожают? У

самого револьвер найдется! Не желаю больше терпеть насилие! Адам. Пончик! Ты сознательный человек, советский литератор! Не искушай меня,

я устал! Иди поддерживать огонь! Пончик (выходя из-за дерева). Я - советский литератор? Смотри! (Берет

рукопись, рвет ее.) Вот вам землистые лица, вот пухлые щечки, вот князь

Волконский-Барятинский! Смотрите все на Пончика-Непобеду, который был

талантом, а написал подхалимский роман! (Маркизову.) Дарю тебе

"зазвенело"! Пиши! Подчиняюсь грубой силе! (Уходит.) Адам. Генрих, Генрих... Маркизов. Ты б пошел заснул, а то ты вторую ночь ходишь! Адам. Ты, может быть, поднимешься еще раз на дерево? А? Маркизов. Я поднимусь. Я пойду на гору. Адам. Как ты думаешь, Генрих, он прилетит? Маркизов. Теоретически... может прилететь. (Уходит.)

Уходит и Адам.

В лесу светает. Через некоторое время показывается

Ефросимов. Совершенно оборван и в копоти. Проходит в

шатер. Сквозь полосатый к просвечивает лампа, которую он

зажег. Пауза. Крадучись, выходит Ева. Она закутана в

платок. В руках у нее котомка и плетенка.

Ева. Саша...

Отстегивается окно шатра, и в нем Ефросимов.

Ефросимов (протягивая руки). Ева! Не спишь! Ева. Саша! Потуши огонь. Совсем светло. Ефросимов (потушив лампу). А ты не боишься, что Адам рассердится на тебя за

то, что мы так часто бываем вдвоем? Ева. Нет, я не боюсь, что Адам рассердится на меня за то, что мы так часто

бываем вдвоем. Ты умывался сейчас или нет? Ефросимов. Нет. В шатре нет воды. Ева. Ну, дай же я хоть вытру тебе лицо... (Нежно вытирает его лицо.)

Сашенька, Сашенька! До чего же ты обносился и почернел в лесах!..

Пауза.

О чем думал ночью? Говори! Ефросимов. Смотрел на искры и отчетливо видел Жака. Думал же я о том, что я

самый несчастливый из всех уцелевших. Никто ничего не потерял, разве

что Маркизов ногу, а я нищий. Душа моя, Ева, смята, потому что я видел

все это. Но хуже всего-это потеря Жака. Ева. Милый Саша! Возможно ли это, естественно ли - так привязаться к собаке?

Ведь это же обидно!

Тихо появляется Адам. Увидев разговаривающих,

вздрагивает, затем садится на пень и слушает их.

Разговаривающим он не виден.

Ну, издохла собака, ну что ж поделаешь! А тут в сумрачном лесу женщина,

и какая женщина, - возможно, что и единственная-то во всем мире,

вместо того, чтобы спать, приходит к его окну и смотрит в глаза, а он

не находит ничего лучше, как вспомнить дохлого пса! О, горе мне, горе с

этим человеком! Ефросимов (внезапно обнимает Еву). Ева! Ева! Ева. О, наконец-то, наконец-то он что-то сообразил!

Адам прикрывает глаза щитком ладони и покачивает

головой.

Ева. Разве я хуже Жака? Человек влезает в окно и сразу ослепляет меня

свечками, которые у него в глазах! И вот я уже знаю и обожаю формулу

хлороформа, я, наконец, хочу стирать ему белье. Я ненавижу войну...

Оказывается, мы совершенно одинаковы, у нас одна душа, разрезанная

пополам, и я, подумайте, с оружием отстаивала его жизнь! О нет, это

величайшая несправедливость -предпочесть мне бессловесного Жака! Ефросимов. О Ева, я давно уже люблю тебя! Ева. Так зачем же ты молчал? Зачем? Ефросимов. Я сам ничего не понимал! Или, быть может, я не умею жить. Адам?..

Да, Адам!.. Он тяготит меня?.. Или мне жаль его?.. Ева. Ты гений, но ты тупой гений! Я не люблю Адама. Зачем я вышла за него

замуж? Зарежьте, я не понимаю. Впрочем, тогда он мне нравился... И

вдруг катастрофа, и я вижу, что мой муж с каменными челюстями,

воинственный и организующий. Я слышу - война, газ, чума, человечество,

построим здесь города... Мы найдем человеческий материал! А я не хочу

никакого человеческого материала, я хочу просто людей, а больше всего

одного человека. А затем домик в Швейцарии, и - будь прокляты идеи,

войны, классы, стачки... Я люблю тебя и обожаю химию... Ефросимов. Ты моя жена! Сейчас я все скажу Адаму... А потом что? Ева. Провизия в котомке, а в плетенке раненый петух. Я позаботилась, чтобы

тебе было с кем нянчиться, чтоб ты не мучил меня своим Жаком!.. Через

час мы будем у машин, и ты увезешь меня... Ефросимов. Теперь свет пролился на мою довольно глупую голову, и я понимаю,

что мне без тебя жить нельзя. Я обожаю тебя. Ева. Я женщина Ева, но он не Адам мой. Адамом будешь ты! Мы будем жить в

горах. (Целует его.) Ефросимов. Иду искать Адама!.. Адам (выходя). Меня не надо искать, я здесь. Ева. Подслушивать нельзя, Адам! Это мое твердое убеждение. У нас нет

государственных тайн. Здесь происходит объяснение между мужчиной и

женщиной. И никто не смеет слушать! Притом у тебя в руке револьвер и ты

пугаешь. Уходи! Ефросимов. Нет, нет, Ева... У нас то и дело вынимают револьверы и даже раз в

меня стреляли. Так что это уже перестало действовать. Ева. Уходи! Адам. Я не подслушивал, я слушал, и как раз то, что вы мне сами хотели

сообщить. Револьвер всегда со мной, а сейчас я стрелял в память