Николай Львов - Лубянская справка Страница 10

И опять для И.О. наступила красивая жизнь. Сузи, прекрасная, образованная, капризная, избалованная вниманием, единственная дочь миллионера и министра, племянница бразильского посла в СССР, по уши влюбилась в нищего, неустроенного, безработного И.О.

Что делать! Есть для иностранцев какая-то притягательная сила в советских полуинтеллектуалах - нелепые, отчаянные, нервные, но зато такие энергичные, веселые и независимые, так безнадежно свыкшиеся со своим положением, что, отказавшись от настоящего и будущего, с королевской щедростью могут с первым встречным поделиться всем, что у них есть, и, что еще более ценно, - всем последним или единственным - сигаретой, рубашкой, рублем, любовницей или раскладушкой. Конечно же, там, у них, тоже есть подобные типы, но в русских людях, находящихся вне общества или стоящих на грани и готовых вывалиться за его пределы, они всегда замечают необыкновенные способности и таланты, которые могли бы проявиться с неожиданной яркостью, если бы не десятки и сотни досаднейших причин, без которых, впрочем, не было бы и самих этих уникальных талантов. Как часто наши художники и изобретатели, артисты и ученые слышат от этих пришельцев из неведомых стран горькие слова: "Э-э, вот если бы вы были у нас!" И находит после этих слов тоскливое безразличие, и сверлит мозги безнадежно ясная мысль, что никогда уже не выбраться из этой привычной и родной ямы с дерьмом, так и придется в ней подыхать.

Итак, для И.О. снова началась прекрасная жизнь, этакий искрящийся пунш, коктейль из самых вкусных напитков, и только маленький, звенящий кусочек льда напоминал ему о возмездии. "Ох, - говорил он себе, видя, как насмешливо и спокойно наблюдают за ним из-за стоек бара и с соседних столиков, или оглядываясь из посольского "мерседеса", ставшего для него привычным, на черную "Волгу", неотступно следовавшую за ними, куда бы они не направлялись, - ох, допрыгаешься, И.О., доиграешься, пора кончать эту комедию, не то упекут тебя черт знает куда, и будет Бразилия тебе только сниться... Ах, если бы победить!"

И.О. даже не задумывался, любит ли он Сузи, - так как все его существо было поглощено борьбой, в которой пока никто из его знакомых не побеждал, но сам он где-то в глубине души надеялся оказаться первым победителем. "А вдруг? - думал он. - Вдруг повезет?!" А что до любви, так пять баллов говорили сами за себя - стоило ему только взглянуть на Сузи, как он застывал на месте, любуясь ею с какой-то жгучей, восторженной гордостью: "Знал ли ты, щенок азиатский, что в твоей гнусной и нелепой жизни появится такая богиня?"

Сузи тоже боролась, как могла: через неделю она была влюблена в него по уши, и это придавало ему силы. Ни часу она не могла прожить без него, таскала его за собой всюду, делала щедрые подарки и каждое утро, заезжая за ним к Мишане, прыгала от радости и висла у него на шее, привлекая внимание прохожих и умирающих от любопытства соседей по дому. Вся Москва уже знала, что у И.О. роман с племянницей бразильского посла, необыкновенной красавицей. Одни скрипели зубами от зависти и злобно шипели, другие восторженно восклицали: "Какая чудесная пара!" И вскоре пошли разговоры о женитьбе, а в Бразилии началась настоящая паника - полетели с американского континента тетушки и дядюшки, чтобы только взглянуть на русского монстра, в чьи лапы попала их божественная Сузи. И всем И.О. при встрече нравился, все были им очарованы, и паника от этого только росла.

Но опять - увы, увы! - на пути у влюбленных встал один из самых насущных вопросов нашей действительности: где? Где он мог, говоря высоким языком, разделить с ней ложе, поскольку одними поцелуями, хоть и пятибалльными, сыт не будешь: попробуй-ка, утоли жажду морской водой! А ведь прекрасная, ухоженная Сузи - это не Сонька с Фурманного, ее в подъезд или на чердак не потащишь! К Мишаниной тетке, как назло, приехали родственники, Гольстманова бабка заболела, остальные "конторские" были в таком же положении, что И.О., а снять квартиру оказалось просто невозможно, хотя этим занималась вся "контора". Для начала с помощью Сузи решили купить тетке и всем родственникам билеты в Большой театр на "Щелкунчика" и на это время остаться у Мишани. Мишаня на случай слежки придумал планчик: Сузи подъедет к театру, отпустит "мерседес" и пройдет внутрь (на нее тоже должен быть куплен билет), побудет там до начала, а потом выйдет и сядет в такси к И.О.

Сузи провела операцию, как прирожденная шпионка, а в машине неожиданно для обомлевшего И.О., дрожа и краснея, заговорила о женитьбе и потом со слезами счастья расписала их будущую жизнь в необыкновенной квартире, обставленной старинной мебелью, и, наконец, - подумать только! - она даже объявила о своем решении перебраться из своей Бразилии в Советский Союз! "Ах ты, мое золото! Я боюсь, что ты здесь или свихнешься, или выбросишься из окна!" - отвечал счастливый И.О., вспомнив два жутковатых случая, в одном из которых жена советского дипломата, прожившая в ФРГ пять лет, сошла с ума через неделю после возвращения на родину ("Психика села", - сказал про нее Мишаня), а в другом - девушка, проработавшая в Швеции в нашем "Аэрофлоте" и каким-то образом там провинившаяся, была выслана в Москву и на третий день выбросилась из окна пятнадцатого этажа своего нового офиса на Калининском проспекте. "Это своего рода кессонная болезнь, - объяснил в заключение И.О. пораженной Сузи, не привыкшей к такого рода историям, - разница давлений и прочее. Надо посоветовать властям пропускать возвращающихся с Запада через какие-нибудь промежуточные страны победнее - Румынию, например, Польшу или, на худой конец, через наши прибалтийские республики".

В это самое время И.О. оглянулся назад и почувствовал знакомую ноющую, сосущую боль под ложечкой, хватанул ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег, и уныло присвистнул: за ним ехала черная "Волга", набитая до отвращения знакомыми мордами - тупыми и целеустремленными, - за ним был "хвост", и уйти от него было невозможно. "Ах, чтоб тебя..." - чертыхался И.О. и чуть не плакал от обиды и отчаяния. И сейчас его не пугали просто неприятности по службе, возможное отсутствие самой службы или даже административные санкции - все это было ему уже безразлично, - но впервые он осознал одну поразительную вещь, которая была пострашнее многого другого: где-то там на них тратятся деньги! Кто-то там о них непрестанно думает, пишет отчеты, снаряжает за ними машины, шоферы получают путевки, кто-то в них расписывается; людям, ну, хотя бы вот этим, в машине, платят зарплату, да еще бензин, да амортизация машин, да мало ли чего еще! - словом, если на них тратятся деньги, если из-за них двоих там ведется какая-нибудь бухгалтерия, значит, дело худо - значит, им все равно понадобится какая-нибудь бумажка, или еще черт знает что, что могло бы закрыть это дело и списать потраченную на них сумму. В общем, в лепешку разобьются, но сделают по-своему, и будет в конце концов у них эта самая бумажка. А в день получки у кассы будут вспоминать свою последнюю жертву и злорадно потирать руки: "Ишь, чего захотел - жениться на иностранке, да еще на богатой и красивой! Нет уж, дудки!" И.О. чуть не завыл от досады. "Ну, что же ты плетешься?! - воскликнул он, обращаясь к водителю. - Нельзя ли поскорей?" Но водитель, вместо того чтобы прибавить скорость, нажал на тормоза и осклабился в зеркале, глянув на И.О. нагло и спокойно одним глазом: "Убежать хочешь? Да куда ты денешься?!" - так что И.О. даже всхлипнул от неожиданности - вот те на! - и "шеф" оттуда! Как он его пропустил? проглядел? ведь на лбу же написано - оттуда! Ах, чтоб тебя! Увлекся "операцией", как мальчишка, не разглядел скулы, точно щипцы для гигантских орехов, и лоб - наковальню (молотком бы!), и глаза, и уши, и шею... Потерял бдительность. "От вас не убежишь... - в отчаянии выдохнул И.О. и махнул на все рукой, - а, будь что будет!" В это время они выезжали с Чернышевского на Садовое кольцо. Сузи, свернувшись калачиком, отдыхала у него на коленях, "шеф" косил глазом в зеркало, И.О. с тоской и ненавистью поглядывал назад на черную "Волгу" и иногда помахивал им носовым платочком, - словом, кавалькада благополучно двигалась по направлению к Басманной и наконец остановилась у Мишиного подъезда.

И сколько же было разговоров на следующий день! Соседи гудели: в девяносто второй шпиона поймали! Оказывается, "ребята" очень хотели каким-нибудь образом заглянуть в окна Мишаниной квартиры и лезли ко всем соседям, окна которых во дворе дома были напротив, а Мишаня взахлеб рассказывал, как отгонял от дверей неуемных агентов: "Три раза выходил на лестничную площадку! Стоят, как бараны, глаза вылупили и каждый раз тупо спрашивают: "А где девяносто третья квартира?" - "А кто вам там нужен?" спрашиваю. А им на этот счет никаких указаний не давалось - поймал их врасплох. Но один - до чего смышленый! - покраснел, поднатужился и как выпалит: "Ивановы!" И все за ним: "Да, да, Ивановы!" - обрадовались, довольные стоят. "Странно, - говорю я, - в девяносто третьей одни Рабиновичи живут, а Ивановых там никогда не было". - "Нет, - говорят, - нам именно Ивановы нужны, из девяносто третьей квартиры". Тут уж их не собьешь - раз выбрали Иванова, так их хоть пытай, а уж своего Иванова будут держаться до посинения".