Максимилиан Волошин - Воспоминания о Максимилиане Волошине Страница 101

Маленькая, энергичная, но, как видно, очень нервная, Мария Степановна озадачила нас своей необычной манерой обращения, и мы даже почувствовали какой-то страх перед ней.

Сразу за Феодосией начиналась холмистая степь, покрытая ковылем, полынью и маками. Никогда раньше я не видела степи, и она поразила меня своим видом и особенно запахом. Тот же запах моря, полыни, чобра и чего-то еще стоял и в доме Макса.

Меня поместили вместе с Марусей * в маленькой комнате с фамильными фотографиями. В соседней большой зимой жил Макс. На лето он переходил к себе в верхнюю мастерскую 6, которую по его просьбе я ежедневно убирала. Простой стол на козлах, покрытый красным сукном, и на нем несколько ящичков с карточками и карандашами. В глиняном горшочке всегда сухие розы. Макс просил ничего на письменном столе не переставлять. Он вообще был очень аккуратен.

* Так звала Т. Шмелева Марию Степановну Волошину.

А люди все приезжали и приезжали. Это было первое послереволюционное лето, когда жизнь начала постепенно входить в свое русло и многих уже потянуло на отдых к морю.

Вскоре после нас приехала Александра Лаврентьевна Домрачева - "тетя Саша", как потом все ее называли, со своими младшими, одиннадцатилетними близнецами Ирой и Леней. Муж тети Саши, Петр Федорович - "дядя Петя", был известным харьковским юристом и, кроме того, прекрасным скрипачом. С двумя старшими детьми, Валерием и Надеждой, он оставался в Харькове, так как все трое работали и в Коктебель приезжали только в отпуск.

С этого времени все Домрачевы составили основную коктебельскую семью и до конца оставались самыми близкими друзьями Макса и Маруси 7. Тетя Саша до самой смерти была верна этой дружбе. Приезжая в Харьков, я тоже неоднократно пользовалась гостеприимством этой семьи.

Если что-нибудь случалось с Максом или Марусей, звали тетю Сашу, и она, бросив своих, ехала в Коктебель в любое время года. Тетя Саша все умела. Она прекрасно шила. Макс и Маруся были одеты ее руками. Умерла тетя Саша в глубокой старости, в 1967 году, а в 1959 году она на несколько дней приезжала ко мне в Ялту и удивляла всех своей бодростью и быстротой ног, ходила по горам без палки, опережая более молодых.

Кроме Макса и Маруси в доме жил старый политкаторжанин-шлиссельбуржец зоолог Иосиф Викторович Зелинский. Он помещался в столовой на диване. Макс привез его из Феодосии, где он был совсем одинок. Впоследствии его взяла к себе дочь. Маленький, сгорбленный, с острой седой бородкой и лукаво-грустными глазами, Иосиф Викторович был любимцем молодежи. Около его дивана всегда собирались компании слушающих его интересные рассказы. <...>

В это лето 1923 года наша основная семья питалась наверху, в столовой. Остальные живущие в доме ходили в ресторанчик грека Синопли (теперь это территория Литфонда). В общий котел шел паек Макса и продукты, привезенные тетей Сашей, запас которых систематически пополнялся посылками из Харькова. Мы с братом ничего не вносили и жили на "чужих хлебах". Готовила тетя Саша, а иногда и Маруся. После обеда молодежь шла на пляж мыть в морской воде посуду. Кастрюли терли песком и глиной-килом, которую брали в русле речки под мостиком. Сами мы мылись тоже этой глиной. Где она теперь?

За столом всегда происходили интересные разговоры. Иногда Макс читал только что полученные письма или отрывки из книг и журналов.

Первая половина дня проходила по строго установленному порядку. Сразу после утреннего чая Макс уходил на вышку лечиться солнцем. Потом спускался в верхнюю мастерскую работать. Входная дверь внизу закрывалась изнутри на ключ, а снаружи на ней висело объявление, что до двух часов вход в мастерскую закрыт. Я в это время делала балетные упражнения в нижней мастерской, где Таиах. Звук "гонга" - удар палкой в подвешенную к дереву рельсу - возвещал приглашение к обеду. Макс спускался сверху и по пути в столовую проверял мой язык: если он был синий, то это значило, что я хорошо потрудилась. Выпущенная на свободу, бежала перед обедом купаться.

После обеда, если не было походов в горы, Макс шел в нижнюю мастерскую писать акварели. Это было его любимым отдыхом. Садился в кресло спиной к свету и, прикрепив на большую доску куски ватмана, начинал приготовлять краски. В это время ему кто-нибудь читал вслух. В начале лета, когда было еще мало людей, это делала я. Макс хотел ближе познакомить меня с творчеством Микеланджело, которого очень любил. Время от времени он прерывал чтение и обращал мое внимание на особенности художественной манеры Микеланджело. На очереди стояло знакомство с Леонардо да Винчи. <...>

Но наши занятия были прерваны приездом новых людей, главным образом писателей. Тогда это время отдавалось беседам с ними.

Иногда после обеда мы всей дачей отправлялись с вечера на прогулку. Впереди шел Макс с посохом.

Как-то на вершине Карадага мы сели на землю слушать его очередной рассказ. Сам он сел у самого обрыва, и мне стало страшно за него, так как сама очень боялась бездны. Макс, смеясь, сказал, что среди этих скал он чувствует, себя как старый кот на своем чердаке.

В другой раз, когда мы были в "Ассиро-Вавилонии" *, где паслись отары овец, послышался приближающийся лай чабанских овчарок. Собаки шли на нас, а встречи с этими огромными и свирепыми псами не сулили ничего доброго. Макс велел нам неподвижно стоять за ним и ни в коем случае не пытаться отгонять собак. А они уже перед нами. Макс спокойно обратился к ним и стал что-то говорить. Собаки сели и, высунув языки, внимательно смотрели на него. Мы же со страхом и интересом наблюдали эту сцену. Увидев мирную картину, пастухи похвалили Макса и нас за умное поведение и увели собак.

* Библейская долина (к северу от Коктебеля)

Еще через несколько дней приехала молодая, очень красивая женщина с грустным бледным лицом и удивительными зелеными глазами - Юлия Шенгели 8, жена и двоюродная сестра поэта Георгия Аркадьевича Шенгели.

Время от времени из Феодосии приходили местная поэтесса Галя Полуэктова и юноша Вадя Экк. Все они составляли нашу молодую компанию.

Как-то раз во время обеда к калитке подъехала линейка, наполненная вещами и людьми. Макс бросился встречать и устраивать новых гостей, прибытие которых было для него всегда большой радостью. Это приехала ленинградская поэтесса и журналистка Мария Михайловна Шкапская с двумя маленькими сыновьями: Лёликом и Атиком. <...>

Позднее приехал муж Марии Михайловны Глеб Орестович * с приятелем Александром Емельяновичем Алексеевым **. Оба были инженерами-электриками с завода "Электросила". Впоследствии Александр Емельянович стал крупным ученым, членом-корреспондентом Академии наук. <...>

Приблизительно в то же время приехали Софья Андреевна Толстая ***, внучка Л. Н. Толстого, и ее приятельница Ирина Карнаухова ****. Обе они недавно окончили Институт Слова. Ирина часто рассказывала нам русские сказки в своем переложении.

* Шкапский Г. О. (1891-1962) - радиоинженер.

** Алексеев А. Е. (1891-1975) - ученый-электротехник.

*** Софья Андреевна Толстая-"младшая" (1900-1957) - жена С. А. Есенина.

**** Карнаухова Ирина Валерьяновна (1901-1958) - писательница.

В июле и в августе дом уже наполнился многочисленными друзьями, друзьями друзей и совсем незнакомыми людьми. Всех встречали радостно и приветливо. Быт в доме был очень прост. Никакого комфорта. Им тогда вообще не были избалованы, да и ехали в Коктебель не за тем... <...>

В один прекрасный день на балкон поднялся очень высокий, очень худой и с очень большим носом человек - Корней Иванович Чуковский. Был он в то время весьма необщительным. <...>

Прихватив тетради и корзину с виноградом, Корней Иванович с раннего утра уходил в горы и возвращался только к вечеру.

Но один раз помню его другим.

Для кого-то из поэтов надо было собрать деньги на лечение. Макс предложил устроить в ресторанчике Синопли платный вечер. В качестве артистов выступали волошинцы. Корней Иванович читал свои детские стихи-сказки, восседая на "сцене" за столиком. Все дети как-то незаметно уползли от своих мам и окружили Корнея Ивановича. Его буквально облепили: на коленях, на плечах, за спиной, на столе и на полу у ног сидели очарованные слушатели, влюбленно глядя ему в рот. Кажется, и сам Корней Иванович не заметил своего окружения и машинально обнимал то одного, то другого наседавшего. <...>

Хорошо помню, но только внешность, Евгения Ивановича Замятина. <...> По профессии он был инженером-кораблестроителем. Худой, подтянутый, очень элегантный, он резко выделялся среди веселых волошинцев в свободных костюмах. <...>

День именин Макса - 17 августа - в этот год праздновали очень скромно. На море шторм. Я нашла бусину и подарила ее Максу. Бусина была маленькая, но генуэзская. Вечером в комнате, где жила Маруся, собралось несколько оставшихся на даче обитателей. Ягья * играл на скрипке. А мы, нарядившись в принесенные им старинные татарские костюмы, танцевали. Особенно хороша была Юлия Шенгели.