Перебеги меня. Современная проза - Александр Цыганов Страница 11

Сидящий рядом Петр сочувствующе похлопал по спине:

– Не переживай, Серёга. Всё проще, она не со зла, у директрисы должность такая – чтоб карась боялся, и чтоб трон не шатался. Короче… они делают вид, что платят, мы делаем вид, что работаем… Расслабься.

– Да надоело уже…

– Понимаю. Но ничего, всё одно – вечно жить не будешь.

***

Педсовет прошёл. Лужина определили в 10 класс, к Ларисе. Она пожала плечами, так как мало его знала – он и впрямь редко приходил на уроки. Работа есть работа.

Было сказано ещё много, но оно почему-то не запомнилось. Директриса для поднятия боевого духа ещё поорала на некоторых, потом перед учителями полчаса выступала «гостья», на тему «здравствуйтеяпредставителкосметическойкомпаниикоторая…» и т.д

Муть, реклама – та же проституция.

А кого-то и просто так дерут.

Кому это надо?

Нам!

Нахрена?

***

Михаил лениво вёл урок. В кабинете стояла посредственная тишина, её создавало работающее меньшинство класса. Остальные, погружённые в своё вели между собой монотонно жужжащую беседу. С губ Михаила изредка срывались фразы:

– Внимательнее…

– Вот здесь посмотри…

Единицы понимающе кивали, остальные…

– «Боже мой, как же мне влом! – думал Мишка, который раз открывая учебник и повторяя только что сказанное, – Как же они тупы и дебильны… Нет, не все. Но сколько же тут «дубов»! Дубоцефалы, маразм, натянутый на глобус. Снаружи некие разводы, будто очертания материков, а на деле – полный ноль, какие-то пятна. И внутри пусты! Чего я здесь делаю? Зачем я тут? У меня столько важных, нужных дел. Я мог бы принести пользу обществу, а не вянуть здесь. Кому нужен такой труд? Хотя, постойте, ясно, что никому. Если бы в нём кто-то нуждался, всё было бы не так… и родители не смотрели бы с презрением, принося учителям свои заношенные вещи: «Вы возьмите, а то мы на дачу увезём…» – он оглядел класс.

«Бедные дети… Ну чему, спрашивается, чему их могу научить я, думающий лишь о том, как бы мне сегодня поесть, и чтобы друзья не смотрели осуждающе: «Третий раз у нас питается…» И куда идти в следующий раз? Что я здесь делаю?

Да, умом я понимаю, что могу найти другую работу, денежную, надёжную… и оправдания мои: «Боюсь за будущее и потому хочу сделать его лучше», – чепуха, туфта. Ты «гонишь», Миха! Почему тут? Лень.

Лень и вбитая в башку еще в Университете идея о благородном и бескорыстном служении. Покорность… Человек, по-видимому, так привыкает к свинскому отношению к себе со стороны других, что уже не может без него обходиться. Это как мазохизм. Все зачем-то сочувствуют: «Ах, вы учитель…» – а за спиной злорадствуют. И потом любой, хоть как-то выше, больше получает, стремиться пнуть побольнее. А особенно плохо, если он тоже нищий, но на копеечку «дороже» и «имеет право» учить тебя, как тебе работать. Как же терпеть?

– «Привыкнешь, братан… Лох вонючий».

А потом на улице спросят: «Слышь, ты учитель? В школе работаешь? А ты, часом, не пидор?» – и загогочут, и третьим не возьмут. Как печать – хуже, чем у полицейских, тех хоть боятся.

***

– Закончили? А теперь открываем параграф сорок один на странице двести шестьдесят и зачитаем формулы… Синим они. Рустам?!

Ученик с красным от натуги лицом поднял голову. Он занимался тем, что изо всех сил вдувал воздух в стержень от ручки – среди учеников бытует миф о том, что от этого к стержню вернётся способность писать.

– Глаза вылезут! – Михаил кивнул на предмет в руке школьника, – Хватит дуть, возьми у меня на столе… Итак…

– Ладно, – Рустам поднялся, проходя между рядов, толкнул соседку впереди, за что получил мощный шлепок пониже спины. Класс развеселился.

– Хватит, не успеете… – Михаил многозначительно посмотрел на часы. Уловка не помогла – по кабинету гулял весёлый говорок.

Тогда Миша прошёлся по проходам, на секунду останавливаясь возле каждого. Он обращался к любому шёпотом еле слышно. Подействовало, ребята стали прислушиваться и затихать.

Остановившись у доски и оглядев уже успокоенный класс, Михаил опять посмотрел на часы, удовлетворённо вздохнул и, взяв в руку мел, принялся записывать номера параграфов, начертав сверху буквы «ДЗ».

«Волчья работа»…

***

В середине января отключили горячую воду. Страдальцы многоквартирных домов нещадно жгли газовые плиты, согревая кастрюльки с H2O. Особо не повезло тем, у кого газовые плиты были заменены электрическими. Счета за электроэнергию возросли многократно. На электроплите даже чайник закипал неохотно, потом долго еще плевался кипятком, не желая затихать.

Батареи слегка грели. Самые «ушлые», отвинтив непредусмотренные конструкцией вентили, набирали в тазы ржавую жидкость и споласкивали ей посуду. Лицо от такой воды долго щипало.

А снег покрыл всё. Снегоуборочные машины не справлялись, их железные щётки не могли продраться до асфальта сквозь слой свалявшегося снега. У домов тротуары сужались с каждым днём, скоро они превратились в узенькие тропинки, пьяно бегущие через изгороди и бордюры – не глядя, бездумно, криво…

– Извините, простите пожалуйста, не будете ли вы любезны передать деньги за проезд?

– Ты чё, бля, интеллигент?

– Да нет, что вы, что вы! Такое же быдло, как и все…

***

27 числа по школам и дошкольным учреждениям объявили карантин. Михаил забросил все свои аналитические разработки учебных ситуаций, свысока наплевал на конспекты. Всё чаще, просыпаясь утром, он с отвращением смотрел на гору непроверенных тетрадей, выходя в обед из школы, бродил по городу, разглядывая людей и витрины. Что-то с ним происходило. С каким-то исступлением он начал посещать театры и музеи, будто навёрстывая время, отнятое у него школой. Прежнее увлечение – книги – отошло на второй план. По вечерам, возвращаясь по околоночной пурге, Миша с наслаждением вбирал в себя литры свежего воздуха, ронял тело в постель, быстро проваливался в пустой сон. «Что-то происходит. Медленная перестройка сознания. И это тот самый отдых, который я представлял? Ничего не хочу. Нет… Одного… Пусть карантин продлят…»

А карантин сняли 7 февраля.

Отчёты, зачёты, тетради, дневники… мартышкины задницы и кучи дерьма.

Усталость брала своё, она сменилась подозрительностью:

– «Начальство наблюдает за деятельностью… оно таинственно считает недочёты… чтобы в один прекрасный день выложить перед тобой все твои недостатки. Это как шантаж – ты выполнишь любое поручение, лишь бы не узнать, что именно у тебя получается хуже, чем у других…»

– Михаил Александрович, вы когда сдадите мне отчёт за полугодие? Нужно составить списки пропускающих уроки и предоставить в Министерство… – руководитель методического объединения, прыщавая, вечно сутулая, вечно грустная от забот женщина тяжело поднимает на него бесцветные глаза человека, от рождения бродящего по тёмным лабиринтам.

– Хорошо, я завтра постараюсь… – Михаил врал, он добавлял про себя: «Может быть…»

А дома забрасывал школьный пакет в дальний угол и отправлялся жить к телевизору.

Определённо, что-то менялось… Долгое время Михаил никак не мог понять, что же именно, а потом дошло: просто теперь, неизвестно от чего, люди стали его раздражать. И ученики, и особенно коллеги…

Узнай кто об этом…

Больше всех – пресловутый Лужин, хоть и видел его Максим нечасто. «Сложно признать, но этот человек вызывает у меня чувство отторжения, чужеродности…»

Лариса? Михаил заметил, что в ней по отношению к Лужину вообще поселился страх, так скукожилась и осунулась её фигурка, а лицо, такое раньше солнечное лицо, перестало улыбаться. «Отчего?»

– «Лужин… Не нравится он мне, меня вообще не привлекают проблемы, тем более лишние. И главное – за что?»

***

28 февраля в 17:30 закончились уроки второй смены. Лариса собиралась домой. Выходные она хотела провести сама по себе, не ехать ни к родителям, ни к знакомым. Приятно было бы потоптать лыжами снег где-нибудь в парке, но… Мечты.

Из легкой задумчивости её вывел звук захлопнувшейся двери кабинета – кто-то вошёл, пока она собирала свою сумку. Обернулась.

«Лужин.»

Инстинкт «мамы-утки» встал на первое место, неожиданно для себя, она спросила:

– Вова, ты только что пришёл? Почему же не ходишь на уроки? Мы договаривались?! – он смотрел и медленно думал, нельзя было определить, о чём, И вообще, то ли он слышит её слова,