Перебеги меня. Современная проза - Александр Цыганов Страница 12

«Да, для своего возраста он великоват… Хотя. Обычное лицо, ничего такого…»

Хотелось взглянуть на него как на идиота – это же надо, не понимать собственного блага! Неужели есть люди, которым всё равно, что такое хорошо и что такое плохо?

– Да я просто проведать. Я сегодня. Был. В больнице.

«Как, впрочем, и вчера.» – повисло в воздухе.

Нет, он не был дураком, напротив, иногда он проявлял чудеса сообразительности:

– Сказали, что меня спрашивали, я пришёл. Чё надо-то?

– Да так… – она неопределённо пожала плечами, – Уже ничего. Раньше надо было…

«Ну как объяснить, что нужен ты был на уроках, а не теперь, когда все ушли домой…»

– А-а-а… – в глазах промелькнуло некое подобие удовольствия. Лужин потёр тыльной стороной ладони выбритую макушку. – Ну, я пойду тогда, – развернулся и вышел так же молча, как и зашёл. Ни «здравствуйте», ни «до свидания».

– «Бескультурье какое.» – Лариса смущённо повернулась к столу, собрать рассыпавшиеся от неожиданности тетради.

***

У выхода Ларису догнал Михаил.

Как давно. Она тогда только пришла работать в школу. 28 декабря проводили новогодний корпоратив. Все «оторвались» в попытках забыться… а её Михаил пригласил на танец… И он всерьёз намеревался её тогда поцеловать. Она как будто бы и не сопротивлялась. Так бы всё и произошло.

«А почему бы и нет?» – Лариса заметила, что нравится ему, но зачем-то попросила до дома её не провожать.

А когда они танцевали, до других им не было никакого дела, никаких «соратников», благодушно прыгающих вокруг ёлки.

Он выше её на полторы головы, даже если она на каблуках. Тогда она впервые увидела себя чужими глазами:

– Ты очень светлая, – полупьяным голосом восхищённо говорил Михаил, сразу перейдя на «Ты», – У тебя такие волосы… как лунная дорожка – прямые и длинные, я даже рукой не могу дотянуться туда, где они кончаются…

– Не надо! – она, смеясь, поднимала его руку до своей талии.

– И в свете этих «фанфар», – он кивнул на цветомузыку, – Я затрудняюсь сделать вывод о цвете твоих глаз, вижу только, что они блестят… Ты, наверное, лёгкая, – он запросто приподнял её одной рукой и они так вот продолжали танцевать…

– Это уже быстрая музыка, – шепотом сказала она ему на ухо, подняв голову и вытянув шею.

– Для меня она звучит медленно, – он провёл пальцем по её шее, за ухом, поправил упавшую на лицо прядь…

Они танцевали долго. Михаил держал ей крепко, иногда пытаясь притянуть поближе, касаясь грудью её груди …куда уж ближе…

Возможно, тогда в её отказе он увидел обиду и потом чувствовал себя неловко?

***

Сейчас его глаза смотрели сердито и в то же время виновато. Лариса приложила палец к губам:

– «Ничего не говори…»

Михаил не послушался, отрицательно мотнув шевелюрой, сбивая наземь очарование воспоминаний, словно снег с шубки:

– Прости. Я, наверное, кажусь навязчивым, грубым. Не знаю. Нужно с кем-то поговорить, но много поговорить. Короче… что-то чувствую, страх какой-то… – оглянулся, словно этот самый страх крался следом. Губы Миши сжались в тонкую нить, придавая лицу жесткое выражение. Смешной контраст с растрёпанной шевелюрой: «Ах ты, милый хиппи…» – Ларис, давай я тебя провожу, а?

В его глазах жило суеверие. «Ну его! Надумается же к ночи!», а он продолжил:

– Я не могу один. Я провожу тебя домой. Я понимаю… но поверь, мне это нужно больше, чем тебе…

Лариса склонила голову, так что волосы полностью скрыли лицо – таинственно в свете единственной лампы над расписанием уроков.

«Как фея!» – зачарованно промелькнуло у Михаила. «Дзинькнуло» – снаружи школы с крыши сорвалось несколько инеинок.

Короткий миг.

Крик сверху «ау-га-га» – кто-то скатывался с лестницы, собирая пыль с перил и срывая одеяние чуда с мгновения.

– Нет, не сегодня… – ответила, не поднимая головы, чтобы не раскрыться, не разбить до конца ощущение тайны своей неожиданной радостью…

«Мне нужно прийти в себя, помечтать, ты же тоже понимаешь, что значит тайна…» – собравшись с силами, Лариса выпрямилась и с лёгкостью улыбнулась:

– Может быть… завтра?

«Тогда и ты продлишь для себя этот приятный миг знакомства… Это как птица с маленькими белыми крылышками, как случайное пёрышко, выпавшее из подушки…» – она, не оборачиваясь, пошла к выходу…

***

На дворе небо уже кое-где пробили кончики зелёных звёздных лучей. Ветел, до того донимавший снежинки, затих. Фонари мягко растекались по кирпичной стене школы и падали светом в снег, переливаясь на нём следами невиданных зверей, прошедших тут, казалось, вечность назад.

Давно.

Деревья подступали к дорожке неопасной, молчаливой и обещающей темнотой, сквозь которую островками тепла горели окна больших домов.

Лариса шла домой, от Михаила к Пушку, и в груди у неё тоже было тепло, тоже светилось.

Она завернула за угол школы, прошла под аркой заиндевевшего забора, чудесным образом растворив на секунду его железный холод.

Мальчишки, жмущиеся в тени, показались ей загадочными призраками сказочных эльфов, вышедших полюбоваться звёздным небом. Огоньки, перебегавшие у них из рук в руки выглядели не сигаретами, а сигнальными маячками для потерявшихся в ночи.

Лариса прошла мимо, с улыбкой распускаясь счастьем, которое несло с собой всё её тёплое существо: «Вот я, такая же, как и вы, живой огонёк…»

Вдруг сзади её что-то ударило. Несильно, как снежок. Потом ещё… Ноги зацепились за несуществующий порог, сумочка удивлённо брякнулась на лед, который прыгнул навстречу. Ларису что-то скрутило, заставив против желания повернуть голову. А там, из тьмы, явилось знакомое лицо, и чужие руки отпустили её, такую лёгкую, даже в осеннем пальто, на землю.

«Лужин… Странно… Что…»

Лицо, такое серьёзное и сосредоточенное, постояло в памяти и растворилось, как растворяется на морозе пар дыхания.

…Михаил чуть-чуть не успел. Он шёл медленно, вглядываясь и одновременно находясь в своём мире.

В свернувшемся у сугроба калачике он сначала узнал только знакомую сумочку, потом, уже совсем отбросив размышления, пригляделся и, не теряясь, медленно выпустил пакет с учебниками из рук, проходя вперёд и выбирая место.

Он мог успеть.

Если всё будет быстро.

Как должно.

Потому, что перед ним лежала Лариса, а обострившееся зрение выхватывало разбросанные вокруг неё красные пятна, которые подпитывались от лежащего комочка и росли.

Стоящих напротив было семеро, им всем где-то лет по 16, в пуке первого – зажат узкий тёмный предмет – финка? – всё это не имело значения…

Михаил сделал ещё шаг вперёд, вынося себя в стойку на дистанцию удара, и… узнал в этом, с ножом, одного из своих учеников…

«Я же учитель»… – вспомнил Мишка…

и опустил руки.

***

Дурачок

– Ну, дурачок он и есть дурачок. Подыми глаза! Во-о-он его домишко стоит. Да выше подымай – на самом холмике краюшка! Старая избушка лесничего там, это потом до неё повырубали. Только от избушки вглубь и остался. Родник дальше есть, но сам не найдешь его, зря тока проплутаешь – первый раз с Колькой надо идти – лес там не прибран. Колька-то, хоть и за лесничего, а или не прибирает, или прибирает по-своему – дурачок же, – все ноги себе скопытишь.

– А ты, Владимир Михалыч? Покажи мне хоть направление, а я там не собьюсь – географ же, да и карту знаю – соврал я. Приехав не так давно, я еще не привык к многочисленным обязательным знакомствам, долгим разговорам за жизнь и, честно говоря, за три дня слегка от них подустал и нового не очень-то и хотел.

– Гео-ограф, – Михалыч усмехнулся. – Недосуг мне сегодня, забор надо поправлять – машкина коза всю мою капусту пожрёт. А что гео-ограф – это хорошо! В нашей школе они во как нужны! Да Колька и покажет – чай не сломается!

– Да дома ли он? Может, и нет его?

Михалыч задумался…

– Как ни заходил – всегда он дома есть. Ну, и сейчас я же тут стою, а значит, попадешь