Козьма Прутков - Сочинения Козьмы Пруткова Страница 12

Путник

Баллада

Путник едет косогором;

 Путник по полю спешит.

 Он обводит тусклым взором

 Степи снежной грустный вид.

«Ты к кому спешишь навстречу,

Путник гордый и немой?»

 «Никому я не отвечу;

Тайна то души больной!

Уж давно я тайну эту

Хороню в груди своей

 И бесчувственному свету

Не открою тайны сей:

Ни за знатность, ни за злато,

 Ни за груды серебра,

Ни под взмахами булата,

 Ни средь пламени костра!»

Он сказал и вдаль несется

Косогором, весь в снегу.

 Конь испуганный трясется,

 Спотыкаясь на бегу.

Путник с гневом погоняет

Карабахского коня.

 Конь усталый упадает,

 Седока с собой роняет

И под снегом погребает

Господина и себя.

Схороненный под сугробом,

Путник тайну скрыл с собой.

Он пребудет и за гробом

Тот же гордый и немой.

Желание быть испанцем

Тихо над Альгамброй.

Дремлет вся натура.

Дремлет замок Памбра.

 Спит Эстремадура.

Дайте мне мантилью;

Дайте мне гитару;

Дайте Инезилью,

Кастаньетов пару.

Дайте руку верную,

Два вершка булату,

Ревность непомерную,

Чашку шоколату.

Закурю сигару я,

Лишь взойдет луна...

Пусть дуэнья старая

 Смотрит из окна!

За двумя решетками

Пусть меня клянет;

Пусть шевелит четками,

 Старика зовет.

Слышу на балконе

 Шорох платья,— чу! —

Подхожу я к донне,

Сбросил епанчу.

Погоди, прелестница!

Поздно или рано

Шелковую лестницу

Выну из кармана!..

О синьора милая,

Здесь темно и серо...

 Страсть кипит унылая

 В вашем кавальеро.

Здесь, перед бананами,

Если не наскучу,

Я между фонтанами

Пропляшу качучу.

Но в такой позиции

Я боюся, страх,

 Чтобы инквизиции

Не донес монах!

Уж недаром мерзостный,

Старый альгвазил

Мне рукою дерзостной

Давеча грозил.

Но его, для сраму,

 я Маврою [1] одену;

Загоню на самую

На Сьерра-Морену!

И на этом месте,

Если вы мне рады,

Будем петь мы вместе

Ночью серенады.

Будет в нашей власти

Толковать о мире,

О вражде, о страсти,

О Гвадалквивире;

Об улыбках, взорах,

 Вечном идеале,

О тореадорах

И об Эскурьяле...

Тихо над Альгамброй.

Дремлет вся натура. Дремлет замок Памбра.

 Спит Эстремадура.

[1] Здесь, очевидно, разумеется племенное имя: мавр, Мавритании, а не женщина Мавра. Впрочем, это объяснение даже лишнее; потому что о другом магометанском племени тоже говорят иногда в женском роде: турка. Ясно, что этим определяются восточные нравы. Примечание К. Пруткова.

Древней греческой старухе,

Если б она домогалась моей любви

Подражание Катуллу

Отстань, беззубая!., твои противны ласки!

 С морщин бесчисленных искусственные краски.

Как известь, сыплются и падают на грудь.

 Припомни близкий Стикс и страсти позабудь!

Козлиным голосом не оскорбляя слуха,

Замолкни, фурия!.. Прикрой, прикрой, старуха,

 Безвласую главу, пергамент желтых плеч

 И шею, коею ты мнишь меня привлечь!

Разувшись, на руки надень свои сандальи;

А ноги спрячь от нас куда-нибудь подалей!

Сожженной в порошок, тебе бы уж давно

Во урне глиняной покоиться должно.

Пастух, молоко и читатель

Басня

Однажды нес пастух куда-то молоко,

 Но так ужасно далеко,

Что уж назад не возвращался.

Читатель! он тебе не попадался?

                       Родное

Отрывок из письма И. С. Аксакову [1].

В борьбе суровой с жизнью душной

Мне любо сердцем отдохнуть;

Смотреть, как зреет хлеб насущный

 Иль как мостят широкий путь.

Уму легко, душе отрадно,

 Когда увесистый, громадный,

Блестящий искрами гранит

 В куски под молотом летит...

Люблю подсесть подчас к старухам,

Смотреть на их простую ткань.

Люблю я слушать русским ухом

На сходках родственную брань.

Вот собралися: «Эй, ты, леший!

А где зипун?» — «Какой зипун?»

 «Куда ты прешь? знай, благо, пеший!»

«Эк, чертов сын!» — «Эк, старый врун!»

И так друг друга, с криком вящим,

Язвят в колене восходящем.

[1] Здесь помещается только отрывок недоконченного стихотворения, найденного в сафьянном портфеле Козьмы Пруткова, имеющем золоченую печатную надпись: «Сборник неоконченного (d'inacheve) № 2».

Блестки во тьме

Над плакучей ивой

Утренняя зорька...

 А в душе тоскливо,

 И во рту так горько.

Дворик постоялый

 На большой дороге...

 А в душе усталой

Тайные тревоги.

На озимом поле

Псовая охота...

А на сердце боли

 Больше отчего-то.

В синеве небесной

Пятнышка не видно...

Почему ж мне тесно?

 Отчего ж мне стыдно?

Вот я снова дома:

Убрано роскошно...

 А в груди истома

И как будто тошно!

Свадебные брашна,

Шутка-прибаутка...

 Отчего ж мне страшно?

 Почему ж мне жутко?

Перед морем житейским[1]