Константин Золотовский - Рыба-одеяло (рассказы) Страница 12

Темно в стальной утробе "Ростислава". Иду осторожно, чтобы не запутаться во всяких трубах и железных обломках. Так и добрался до котельной. Машины оказались исправны, на некоторых даже след густого тавота сохранился. Пора и обратно.

Вернулся к полупортику. Что же принести в доказательство? Не возьмешь же кусок железа, его ведь и возле броненосца много валяется. Никак не придумаю. По краям отверстия торчат острые ракушки. Чтобы не порезать руки, когда вылезать буду, взял полено и начал их сбивать с полупортика. Дров целая поленница стоит возле меня, придавленная чугунными колосниками. Расчистил полупортик, выкинул полено наружу, а оно ударилось о песок и медленно поднимается кверху.

- Принимайте доказательство! - заорал я, хотя мы работали без телефона и, конечно, никто меня не услышал. От радости я перекидал всю поленницу из броненосца. Поднимают меня кверху, а над головой будто туча - дрова плывут.

Сергеев снял с меня шлем.

- Все-таки догадался! - смеется. - Грузы развязывал?

- Пришлось, - говорю.

Ребята хлопают меня по плечу: выдержал экзамен! А Сергеев полез в карман и молча протянул мне свой вышитый кисет с табаком.

10. УБЕГАЮЩИЕ БАШНИ

В ЭПРОН вливались молодые кадры. Лучшие традиции старых водолазов: никогда не отступать, не страшиться тяжелой работы и, как бы ни было трудно, поднимать корабли - передавались и выпускникам балаклавского водолазного техникума.

Помню, в 1931 году наш инструкторский класс отчаянно боролся за орудийные башни дредноута "Императрица Мария". Этот дредноут вошел в строй в конце 1915 года и сразу стал грозой для иностранных флотов. Мощные двенадцатидюймовые орудия "Марии" в первом же бою заставили поспешно удрать быстроходные немецкие крейсеры "Гебен" и "Бреслау", которые безнаказанно совершали нападения на Крымское побережье. Базировались они в Константинополе - Турция была союзницей Германии.

Через год на северном рейде Севастополя чудовищной силы взрыв сотряс могучий корпус дредноута. За ним последовали, один за другим, еще шестнадцать ударов. Это было дело рук вражеского диверсанта.

Дредноут медленно перевернулся вверх килем и затонул, заняв почти треть бухты. Погибло более трехсот человек команды, остальных успели спасти с днища опрокинутого судна, в том числе и командующего Черноморским флотом адмирала Колчака.

Стальной гигант лег поперек бухты и мешал идущим кораблям с низкой осадкой. Но подняли "Марию" и отвели в док только перед самой Октябрьской революцией. А через три года снова вывели "Марию" в бухту - дредноут мог раздавить подгнившие стенки дока - и вторично утопили, но уже на неглубоком месте.

Главные механизмы и котлы почти не пострадали от взрыва. На дредноуте находилось много металла. Рудметаллторг пытался разобрать "Марию", но в воде сделать это было невозможно. Обратились к водолазам. Эпроновцы подняли и сдали государству около миллиона пудов цветного металла и большое количество вполне исправных механизмов.

А все башни двенадцатидюймовых орудий дредноута как оторвались от "Марии", так и оставались по-прежнему в грунте, на месте взрыва. Покоились они вместе с орудиями на глубине шестнадцати метров. Вязкий ил засасывал их все глубже и глубже.

Не раз принимались за извлечение башен, но они упрямо уходили в грунт. Пригласили для консультации знаменитых английских, итальянских, японских морских специалистов, и все они авторитетно заявили, что орудийные башни в зыбком грунте северного участка Севастопольской бухты невозможно поднять.

- Достанем! - решительно сказали молодые водолазы.

Целое лето мы догоняли башни когда-то грозного дредноута. Казалось, вот-вот подденем тросами... И снова убегают они, прячутся в вязком иле.

Мы превратились в песчаных свиней - так яростно рылись в грязи.

Все дальше убегало дно бухты, а рядом все выше поднимались горы намытого песку. Мощный грунтосос "Карбедзь" выбрасывал вместе с грунтом камни и черепа погибших матросов. У водолаза Барашкова втянуло в пасть насоса манжет рубашки, еле руку успел выдернуть, а рукав оторвало. В костюм хлынула вода. Еле вытащили человека из тридцатиметровой ямы. Конечно, все мы перепугались.

"Это что - рукав, - сказал нам тогда водолаз Сезонов, - куда более страшный случай произошел, когда мы обследовали отсеки внутри "Марии".

В котельном отделении даже на плоту, словно по большому озеру, плавали. Сумрачно там, как в чугунном склепе. Над головой тяжелые пятидесятитонные котлы... Воздух сырой. Капля сверху сорвется, шлепнется об воду да так гулко, что даже вздрагиваешь.

Дредноут, как вы знаете, вверх килем лежал. В днище отверстие пробили, огромную трубу вставили - шлюзовое приспособление, наследство мостостроителя Альберта Томи. По этой трубе и спускались на "Марию", без водолазного костюма. У каждого из нас свечка в руке. Открыли однажды еще не осмотренный отсек, а там сероводород. Газ как полыхнул - целое облако огня вырвалось. Еле выбежали. И с нами комиссар Каменецкий ходил. Посмотрел я на него, да так и обмер. Глаза у Каменецкого нет! И не кричит. Хочу ему сказать - голоса нет. Наконец выдавил: "Товарищ комиссар, у вас же глаз выбит!" А он спокойно разжимает кулак и протягивает мне на ладони глаз... "Не бойся, Тимофей Михайлович, - говорит, - потрогай". А я в себя прийти не могу. Дотронулся... Глаз-то оказался стеклянным. Каменецкий, как попал в "Марию", сам вынул его".

Только осенью, пройдя еще примерно десяток метров, мы подсекли наконец первую орудийную башню и пристегнули к ней круглые понтоны. И вот мы стоим на берегу поздним вечером. Клокотала и вздувалась вода, окрашенная ярким светом прожекторов, направленных со всех кораблей севастопольской бухты. На поверхности, в ожерелье железных понтонов, вынырнула трехсоттонная чугунная махина. Она поднимала на себе огромный кумачовый лозунг: "Нет такой крепости, которую бы не взяли большевики!"

* * *

ЭПРОН прославился на весь мир. Когда-то маленькая экспедиция под Севастополем и Одессой, она превратилась в мощную организацию. На всех морях, реках и озерах Советского Союза эпроновцы уже строили порты, гидростанции, мосты, прокладывали кабеля и трубы. Мчались на сигнал "SOS", спасали терпящие бедствия корабли; и в южных морях и в ледяных широтах Арктики поднимали давно затонувшие суда, упорно завоевывая новые глубины морей и океанов.

О ЭПРОНе писали газеты, журналы; выпускались специальные почтовые марки, спичечные коробки с изображением водолазов, и был даже сорт папирос "ЭПРОН".

А поэт А. Чивилихин посвятил ему свои стихи:

"И волны, что ветром клубимы,

Осилить его не смогли.

Входил он в немые глубины,

Со дна поднимал корабли.

И жгло его ветром суровым,

Над ним пролетела заря

Его называли ЭПРОНом,

Что значит "входящий в моря".

"ДЕВЯТКА"

Спасательное судно ЭПРОНа бороздило воды Финского залива, разыскивая подводную лодку номер девять.

"Девятка" шла в очень густом тумане и столкнулась со встречным кораблем. Удар был смертельным, и она затонула. Точное место ее гибели не удалось установить.

Лето 1932 года уже было на исходе. Казалось, найти лодку так и не удастся. Но вот... трал вздрогнул и туго натянулся. Судно остановилось.

Что это могло быть? "Девятка", просто скала на дне или подводная лодка "Единорог", которая покоится на дне залива еще с дореволюционного времени?

Эхолот спасательного судна показал семьдесят семь метров. На такую глубину не спускался в те годы ни один водолаз. Предел в вентилируемых костюмах был сорок пять метров, а в Финском заливе из-за плохой видимости только двадцать один. Бывалый эпроновец, доктор Павловский, призадумался. Сколько времени водолаз может пробыть без вреда для себя на этой глубине? С какими остановками поднимать смельчака на поверхность, чтобы не наступила внезапная смерть от разрыва кровеносных сосудов?

Таблиц{16} для такой глубины еще не существовало.

- Товарищи, глубина не изучена, - сказал командир и испытующе посмотрел на водолазов. - Кто первым осмелится?

- Есть! - одновременно отозвались два молодых друга комсомольца: широкоплечий, кряжистый Разуваев и худощавый стремительный Гутов. Разуваев первым вышел вперед.

Уже одетый в водолазный костюм, он перевалился с кормы на ступеньки железного трапа и тихонько шепнул своему другу:

- Ваня, чтобы я не сдрейфил, обмани по телефону, сообщай мне глубину поменьше, чем на самом деле.

- Ладно, уважу, - улыбнулся Гутов и надел на Разуваева шлем.

Сквозь зеркально чистое стекло иллюминатора водолаз шевелил губами, как немая рыба: "Помни, о чем я просил!"

Гутов дал Разуваеву в руку подводную лампочку и легонько шлепнул ладонью по макушке медного шлема: "Отправляйся".

Водолаз сошел с трапа. Вода как бы расступилась перед ним, и он, раскинув руки, ушел в темную неизведанную глубину. Мощные компрессоры подавали водолазу воздух. Обычные помпы уже здесь не справлялись.