Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Страница 123

Жизнь есть стремленіе къ благу. Стремленіе къ благу есть жизнь. И потому сознаніе жизни нарушается одинаково и тѣмъ, что люди считаютъ благо животной личности своимъ благомъ, и тѣмъ, что они свою жизнь считаютъ жизнью животнаго. Происходить и то и другое отъ смѣшенія сознанія личности съ сознаніемъ разумнымъ. Смѣшеніе это ошибочно, п[отому] ч[то] разумное сознаніе показываетъ безсмысленность личнаго сознанія, – не умѣщается въ личномъ сознаніи. И потому отреченіе отъ блага личности есть необходимое условіе жизни разумнаго человѣка.409 Личность имѣетъ только существованіе, разумное сознаніе, включающее въ себя личность – только имѣетъ жизнь. Живыми мы называемъ животные и растенія, когда организмъ включаетъ въ себя, подчиняя своему закону, вещество съ его законами. Также и человѣкъ. Мы можемъ называть живымъ только тогда, когда его разумное сознаніе включило въ себя, подчиняя себѣ, его жив[отную] личность. Человѣку кажется, что410 жизнь его есть существованіе его личности, п[отому] ч[то] это существованіе видимо ему. Жизнь же невидима, но это кажется только ему, нельзя не отречься отъ личности, п[отому] ч[то] жизнь безсмысленна, и нельзя не отдаться тому одному, что остается.411 – Вѣдь жизнь личности есть безсмыслица и неперестающая погибель, и потому признаніе ее жизнью есть не перестающее мученіе, а исходъ все тотъ же – отреченіе отъ нея совершающійся хотя бы при смерти. Дѣло въ томъ, чтобы сдѣлать охотно то, что неизбѣжно совершится мучительно.

Но для чего же тогда личность, съ которой нужно бороться? Для того же, для чего законы вещества, съ которыми нужно бороться животному для исполненія своего закона жизни. Личность есть не препятствіе. но орудіе жизни, которое должно тратиться. Кто хочетъ сберечь то, что должно тратиться, тотъ потеряетъ то, что должно сберечь. Человѣку должно родиться снова въ этой жизни, т. е. познать, что благо его животной жизни не есть благо, а есть другое благо открытое его разумному сознанію. Въ этомъ состоитъ ученіе конф(?) дающее412 свѣтъ и жизнь тѣмъ, которые принимаютъ этотъ свѣтъ и жизнь также, какъ солнце даетъ жизнь зернамъ, а не землѣ. Почему одни зерна, a другіе плесни, никто не знаетъ,413 никто не можетъ знать, когда и какъ зарождается жизнь, п[отому] ч[то] жизнь есть жизнь, начало всего.

Жизнь человѣческая проявляется во временныхъ и пространственныхъ условіяхъ, но не зависитъ отъ нихъ.414 Существованіе совершается какъ бы въ движеніи плоскости, но415 жизнь совершается какъ бы въ движеніи въ высоту. Это движеніе въ высоту есть подчиненіе закону разума, увеличеніе согласія съ закономъ разума416 и не зависитъ отъ длины и ширины существованія. Жизнь начинается тогда, когда между силами, влекущими въ плоскость и силой подчиненія устанавливается борьба, и жизнь поднимается надъ плоскостью. Отъ этаго происходить колебанія жизни. Человѣкъ, поднявшись на высоту, но не вѣря въ то, что то движете и есть жизнь, видитъ гибельность своей животной жизни и ужасается и, чтобы не видать этаго, препадаетъ къ землѣ. Но человѣку надо вѣрить въ свои крылья, и жизнь его только на высоту.417 Задержекъ и колебаній жизни только кажутся. Промежутки между періодами жизни только кажутся и временными и пространственными въ плоскости. Но ихъ нѣтъ для жизни. Жизнь есть, когда есть. Она одна есть, и для нея нѣтъ времени. Кажущійся промежутокъ въ 2 часа и 50000 лѣтъ безразличны. Для нея нѣтъ ни времени, ни пространства, п[отому] ч[то] то, что составляетъ жизнь:418 разумъ и подчиненіе ему животнаго существованія419 внѣ пространственно и временно.

Разумному человѣку420 ясно, что благо и жизнь личности невозможны и что возможны только421 благо и жизнь разумныя. И въ самомъ дѣлѣ. Мысленно разсматривая то, что должно произойти въ жизни человѣка при перемѣнѣ пониманія жизни, человѣкъ видитъ, что 1) законъ міра не есть борьба, а есть согласіе и взаимопомощь, и потому личная жизнь, состоящая въ подчиненіи разуму, нѣтъ борьбы, а есть возможность согласія т. е. цѣли поставленныя мнѣ разумомъ. 2) Стремленіе къ личнымъ наслажденіямъ замѣнилось бы поддержаніемъ равнаго стремленія422 съ моею – жизнью всѣхъ другихъ существъ. 3) Смерть представилась бы не бѣдствіемъ, a явленіемъ согласія съ закономъ разума. Допустивъ это, человѣкъ не можетъ не видѣть, что таковъ законъ разума, управляющій міромъ. Допустивъ жизнь въ личности, весь міръ былъ огромная злая безсмыслица, допустивъ жизнь въ подчиненiи разуму, весь міръ есть нѣчто разумное и благое, стремящееся къ далекой но опредѣленной, благой и достижимой цѣли. И только при этомъ допущеніи существующiя личныя влеченія получаютъ наибольшее удовлетвореніе. Но мало и этаго, человѣкъ видитъ, что въ этомъ движеніи законъ всей прошедшей жизни человѣчества. Мало и этаго. Подтвержденіе того, что въ этой жизни человѣкъ находитъ и въ своемъ сердцѣ въ чувствѣ любви, влекущемъ непосредственно къ тому что указываетъ разумъ.

Не заботиться о благѣ своей личности кажется невозможнымъ людямъ, положившимъ свой разумъ на увеличеніе своихъ потребностей. Онъ не вѣритъ возможности этаго. Бѣдный трудящійся человѣкъ не будетъ оспаривать требованія разума, но развитой человѣкъ всѣ силы разума употребляетъ на отрицаніе его. Происходить это отъ того, что разумъ его направленъ не на то, что нужно.423 Животная личность и не можетъ доказывать законности своихъ требованій и, если бы могла, то требованія эти такъ малы и легко удовлетворимы, что и не придется отстаивать ихъ. – Отстаиваетъ человѣкъ не потребности, а порочныя привычки, какъ пьяница – похмѣлье. Люди все, что они имѣютъ и къ чему привыкаютъ, считаютъ своими потребностями. И удовлетвореніе этихъ потребностей скрываетъ отъ нихъ ихъ жизнь. Есть даже ученіе о потребностяхъ. Но ученіе это глупо: потребностей или нѣтъ никакихъ, или ихъ безчисленное количество. Потребность есть условіе животнаго существованія. A условій столько же, сколько же радіусовъ въ центрѣ. Потребности можно сравнить съ шариками, способными раздуваться. Стоить сознать одну изъ нихъ, чтобы она задавила всѣ остальныя.

Существуетъ ученіе о томъ, что развитіе потребностей424 есть высшее развитіе человѣка. Люди всѣ силы разума употребляютъ на развитіе ихъ, и жизнь ихъ истинная вся заглушается потребностями. Говорятъ, нельзя отречься отъ личности, да никто и не требуетъ отреченія отъ личности.425 Отреченіе отъ личности также невозможно, какъ и отреченіе животнаго отъ окисленія. Нужно не отреченіе отъ личности, а нужно не признавать свою жизнь въ удовлетвореніи требованій личности. И потому учете о томъ, что жизнь не въ личности, съ древнѣйшихъ временъ извѣстно человѣчеству. И напрасно думаютъ, что матерьяльный прогрессъ можетъ скрыть отъ людей это положеніе. Люди пережили ступень сознанія, на которой ясно, что жизнь человѣческая не можетъ быть въ его личномъ благѣ, а потому вернуться назадъ нельзя, надо признавъ это положеніе – идти дальше.

Жизнь для426 цѣли личности невозможна, а разумное сознаніе указываетъ другія цѣли, но человѣку съ извращенньмъ сознаніемъ кажется, что цѣли эти не влекутъ его къ себѣ. И потому жить не зачѣмъ. И философы составляютъ теоріи жизни объ уничтоженіи ея, а простые люди убиваются. Похоти личности загромоздили всю жизнь, и человѣку кажется, что если427 удовлетвореніе ихъ невозможно, то за428 вычетами ихъ ничего уже не остается. А между тѣмъ, въ этомъ то невидимомъ за похотями остаткѣ и есть вся жизнь. Но свѣтъ во тьмѣ свѣтитъ. Ученіе истины знаетъ дилемму безумнаго существованія или отреченія отъ него и разрѣшаетъ его. Ученіе истины полно обличеній лживости личнаго блага, указываетъ людямъ ихъ истинное благо. Благо это. Благо это, свойственное, извѣстное человѣку и разрѣшающее всѣ противорѣчія, чувство любви. Чувство это разрѣшаетъ и противорѣчіе борьбы, отдавая себя другимъ, и наслажденій и страданій, перенося свою дѣятельность изъ наслажденій гибнущихъ въ помощь другимъ и спасающихъ отъ страха смерти.

Люди всѣ знаютъ чувство любви и то, что оно разрѣшаетъ противорѣчіе и даетъ благо, но имъ кажется, что это одно изъ многихъ настроеній, въ которыхъ не можетъ быть вся жизнь. Люди, непонимающіе жизни, утверждаютъ, что любовь есть непосредственное чувство429 и что можно любить однихъ, не любя Бога, и ровно всѣхъ.430 То, что они называютъ любовью, есть совсѣмъ другое чувство, чѣмъ то, которое этимъ словомъ называетъ ученіе истины. Любовь есть проявленіе уже разумной жизни. Любовь какъ предпочтеніе къ извѣстнымъ лицамъ, не имѣетъ главнаго свойства любви полнаго удовлетворенія себя и благой дѣятельности. Любовь, не имѣющая въ своей основѣ разумнаго сознанія, не можетъ быть благомъ, дѣятельностыо ни для себя, ни для другихъ и потому не есть любовь. Любовь, какъ предпочтеніе выражается, какъ нелюбовь и часто ненависть къ другимъ. Она и не можетъ быть иною. Но кромѣ того, проявленіе дѣятельности любви для людей, не понимающихъ жизни, невозможно безъ разсужденій, уничтожающихъ возможность любви.431 Человѣкъ, понимающій подъ любовью предпочтете однихъ существъ другимъ, не можетъ предаться никакой дѣятельности любви, не обдумавъ вопроса о томъ, не нарушаетъ ли онъ одной любви, предаваясь другой. Кто ближній?