Татьяна Назаренко - Прынцесса из ЧК Страница 14

- Ну да, "государство напоминает атлантам" - так в ваших легендах о законах сказано? - печально засмеялась она. И продолжила резко и убежденно: - Если жить по-вашему, общество, государство - рухнет. Нельзя государству без насилия-то! Разве бы мы победили, без крови-то? Черта с два! Утопили бы нас белые в крови! Выбора не было и нет!!! Так вот!

- Ведь сами с собой не согласны! - горячо воскликнул Юрий. - Я же вижу, вам тяжело здесь!

- Какая разница? Да, мне часто трудно, - отмахнулась она. - Но долг есть долг, дело, которое свершается в стране, выше любой человеческой жизни.

- Но ваш путь ведет в тупик! - горячо воскликнул Юрий. - Он строится на насилии и принуждении. Может, нельзя просветить каждого рабочего! Но и опустить всех до уровня рабочей скотины сложно! А большевикам нужны массы! Для вашего "великого перелома".

- Для нашего "великого перелома" нужны люди! - горячо возразила Елизавета Петровна. - Грамотные, культурные люди. Новые, свободные от пережитков старого. А вы, вместо того чтобы идти с нами, идете против нас. И я скажу почему!

- И ошибетесь! - крикнул Юрий. - Просто нам противно жить по команде! У вас инакомыслие наказуемо, а принцип ордена - давать мудрость в виде легенд, чтобы каждый мог трактовать их по-своему. У нас советов не дают, не то что команд!

- Так орден все же есть? - доверительным тоном спросила Елизавета Петровна.

Юрий задохнулся. Милая, искренняя следовательница легко и без труда поймала его. Он судорожно втянул воздух, закашлялся. Кровь отлила от головы, прошиб холодный пот. Кабинет качнулся и расплылся перед глазами.

- Да что вы? - всполошилась она. Налила воды, подала напиться.

Юрий сделал несколько глотков. Но как только он пришел в себя, она продолжила столь же твердо, как раньше:

- Так орден все-таки есть?

Он не успел сообразить, как лучше ответить. И подтвердил как сквозь сон:

- Ну есть.

- И то, что вы мне говорили, - это часть программы ордена? - она не дала ему опомниться.

- Ну, в каком-то роде.

- Вы же не будете отрицать, что ваши слова можно назвать критикой советской власти?

- Идеологии, мы не ставили целью подрыв и свержение советской власти. Я...

- Но вы вели агитацию с критикой советского строя в своем ордене. Да?

- Ну, можно так сказать, но... - он никак не мог вывернуться, вопросы были просты, и отрицать что-либо после разговора с ней было невозможно.

- Кто вовлек вас в организацию? - настойчиво продолжала она все тем же ровным, чуть ли не дружелюбным тоном.

Лицедейка проклятая, ханжа! Фарисейка! Схватила за горло - и давит, давит. И еще интересуется, что это он задыхается!.. Юра замолчал, решив больше ничего не говорить.

- Он?

Елизавета Петровна протянула ему фотографию.

- Солонович Алексей Александрович, преподаватель МВТУ? - сжимая карточку в своих тонких, костлявых пальцах с желтыми ногтями, мягко, но властно настаивала она.

Юрий заметался. Чертова баба знала больше, чем он предполагал. А до этого только играла, как кошка с мышкой. Магистр!!! Она знала и о магистре! Нет, он не выдаст его! Но... Как? Времени на принятие решения не было, кровь стучала в висках, мысли путались.

- Нет! - собрав всю волю, ответил Юра как можно тверже.

- Тогда кто?

Едва ворочая пересохшим языком, путая слова, Юра произнес:

- Я познакомился с Ириной Владимировной Покровской. Она пианистка, но сейчас - безработная... В орден она точно не входит. Она привела меня на вечеринку, там был Даня... Даниил Яковлев, мой сосед по дому, студент МГУ... Вот он мне и рассказал об ордене, легендах. Привел на посвящение... Кто нас посвящал - я не знаю. Он был в маске. Легенды слышал от него и от Дани... Мне плохо!

И он, действительно сильно побледнев, начал заваливаться набок, теряя сознание. Елизавета Петровна опять засуетилась, подала ему воды. Нажала на кнопку звонка и приказала вошедшему конвоиру:

- Валерьянки. И нашатырю.

Бережно поддержала Юру за плечи. Он мягко сполз на пол.

- Подготовь пока протоколы, Юля, - сказала Елизавета Петровна стенографистке. - Ох, какие мы нервные!

Поднесла Юрию под нос ватку с нашатырем и заботливо обтерла лицо мокрой тряпочкой, похлопала по щекам. Студент пришел в себя.

- Ну, вы меня и напугали, - пробормотала Елизавета Петровна и попыталась улыбнуться.

- Уберите от меня руки, - брезгливо отстранился Юрий.

Елизавета Петровна вздрогнула, как от пощечины, и подчинилась. Юра сам встал, тяжело опустился на табурет. Лицо его дергалось и кривилось, он с трудом сдерживался. Елизавета Петровна нервно повела печами, достала из портсигара папиросу, хотела закурить, но оглянулась на подследственного.

- Курите уж, фарисейка, - огрызнулся он, но голос его сорвался, и закончил он почти со всхлипом: - Давайте ваши протоколы и...

Он заплакал. Елизавета Петровна отошла к окну и отвернулась. У нее нестерпимо заболела голова и на душе было так мерзко, словно и не было этого блестяще проведенного допроса и все ее старания пошли насмарку. Зверски захотелось напиться.

"Отставить сантименты, - приказала она себе, прикуривая новую папиросу от предыдущей. - Что произошло? Ты его расколола. Законными способами. Он виноват? Да. Так из-за чего разводим психологию, товарищ Громова? Заканчивай дело и ступай домой. Ты просто устала".

Юля дописала протокол, покосилась на Громову и сама подала его подследственному. Елизавета Петровна подошла к столу и нажала кнопку вызова конвоиров.

* * *

Вечерело. Проникающий из окон свет был еще не стал густо-медным, но уже не столь бесстыдно ярким. Марк Исаевич хрустнул пальцами, закурил и спросил устало:

- И долго ты еще будешь молчать?

Сидевший на жестяной табуретке еврей лет сорока поднял на следователя угольно-черные, скорбные глаза и спокойно произнес:

- Я уже сказал вам правду. Она вам не понравилась. Тогда я дал вам свои объяснения - они вас тоже не устроили.

Марк Исаевич было дернулся, чтобы вскочить, но вспомнил, что на его подследственного угрожающие жесты не производили не малейшего впечатления.

- Симонович, то, что вы написали - бред сивой кобылы. Я этой ахинеи к делу не подошью. Дайте честные показания.

- Те, что вы мне подсовываете, гражданин следователь? Так с точки зрения профессионального инженера это тоже ахинея, только очень правдоподобно составленная. А моя ахинея была неправдоподобной. Но она мне больше нравится. Я не понимаю, о чем мы спорим: ведь вам надо меня посадить. Так какая разница, по какому из двух поклепов я сяду?

Марк Исаевич перекатил желваки на скулах и сказал со зловещим спокойствием:

- Знал бы ты, Юдка, как хочется мне выбить мозги из твоей еврейской башки!

- Жидовской, - улыбнулся подследственный. - Вы имеете право говорить "жидовской".

Марк Исаевич задохнулся от ярости, а Симонович продолжил:

- Ведь вы сами уже давно потеряли право называться евреем.

- Я тебя убью! - выдохнул Марк Исаевич.

- Мы уже давно выяснили, что я этого не боюсь. А вы - не имеете права меня убить здесь. Только опосредованно - через приговор и Соловки. Так что мы вернулись к исходной точке. Я не подпишу вашего сочинения, гражданин следователь. Делайте со мной что хотите.

"Ничего. Я тебя Лизке передам. Завтра же, - подумал Марк Исаевич. - От этого ангела-хранителя ты не уйдешь..."

Он потер виски и сказал:

- Ну и черт с тобой. Ты у меня еще попляшешь. - Нажал на кнопку звонка.- Уведите.

Аккуратно разложил папки, приготовил их к просмотру. В дверь постучали, и вошла Елизавета Петровна, уже с портфелем и в фуражке. Марк отметил про себя, что выглядит она измотанной и чем-то сильно расстроена. Сперва было решил, что Семенов не заговорил, и спросил обеспокоенно:

- Расколола?

- Да.

Марк облегченно улыбнулся:

- Молодец! Садись. Я устал и страшно хочу есть. Составь мне компанию.

Громова сразу напряглась.

- Марк Исаевич, я тоже устала и нездорова. Если можно, то поговорим о деле и я пойду домой.

- Нельзя, - вздохнул Марк Исаевич. - Разговор долгий. Так что садись, лучше на диван.

Он подошел к шкафу, достал оттуда сверток, поискал, куда бы его пристроить. Прихватил по пути венский стул, придвинул его к дивану.

- Назначим его врид* стола.

Елизавета Петровна подчинилась.

- Ты докладывай, я слушаю.

- Он признал наличие организации, разъяснил идеологическую платформу...

- И как?

- Убежденные противники советской власти, но террором тут и не пахнет, только критика идеологии, - сухо доложила Елизавета Петровна.

- Мельчает анархист, - весело прокомментировал Марк Исаевич, доставая из глубин добротного шкафа в стиле модерн початую бутылку коньяка и два стаканчика. Оглянулся на дверь, легко подошел к ней, щелкнул ключом в замке, заговорщицки улыбаясь, пояснил:

- Нет меня. Устал.

- Фамилии назвал две: рыцарь Даниэль, это студент МГУ Данила Яковлев, и некая Ирина Владимировна Покровская, пианистка, дочь архитектора, продолжила Громова. Свойский тон начальника ей не нравился.