Мирза Ибрагимов - Наступит день Страница 15

"Нет, нет! - пронеслось в голове Фридуна. - Я соглашусь скорее на голодную смерть, чем пойду работать в это гнездо кровопийц! Не стану служить тем, кто несет гибель родине!"

И с чувством отвращения он отошел от здания.

Но какую-то работу надо все же найти. Не попытать ли счастья в министерстве торговли и промышленности? Фридун ухватился за эту мысль и отправился туда.

Швейцар сердито оглядел его.

- Вы к кому?

Фридуну была хорошо известна манера швейцаров - робких они в здание не пропускали.

- Я к министру! - смело ответил Фридун.

- Его нет!

- Ну, тогда к заместителю, - бросил Фридун небрежно и, не задерживаясь у входа, стал подниматься вверх по-лестнице.

В большом зале служитель направил его к секретарю.

Постучавшись в дверь, Фридун открыл ее и вошел.

- Разрешите?..

За большим письменным столом сидел уже немолодой человек с тронутым оспой лицом и разбирал лежавшие на столе бумаги. Секретарь окинул Фридуна равнодушным взглядом и снова занялся своим делом.

- Я к вам, сударь! - тихонько кашлянув, сказал Фридун.

Секретарь даже бровью не повел.

Фридун сказал несколько громче:

- Меня к вам направили, сударь!

Как будто ничего не слыша, секретарь поднялся и, тихо насвистывая, вложил бумаги в папку и понес ее к застекленному шкафу.

- Сударь, я говорю, меня к вам направили! - почти выкрикнул Фридун.

- Я не глухой и не слепой! - чуть повернувшись, проговорил секретарь, отчеканивая каждое слово, и снова сел на свое прежнее место за столом.

Еще несколько минут он возился с бумагами, распределяя их по папкам, наконец покончив с этим, поднял равнодушные глаза на Фридуна.

- Что скажете?

Фридун объяснил секретарю цель своего посещения и просил допустить его к заместителю министра.

- По такому маловажному вопросу беспокоить господина заместителя министра?! - презрительно спросил секретарь. - Лучше займитесь чем-нибудь полезным... Откройте лавочку, торгуйте!

И секретарь приподнялся, как бы собираясь оставить просителя одного.

- Благодарю вас за умный совет! - делая нажим на слове "умный", проговорил Фридун и вышел из комнаты.

Однако Фридун не падал духом. Он продолжал ходить по торговым фирмам и предприятиям. Эти поиски привели его, наконец, в контору табачной фирмы братьев Сухейли.

Было время обеда. В конторе за одним столиком сидели трое и ели плов. При виде обедающих Фридун повернулся, чтобы выйти, но один из них, приняв его, по-видимому, за лавочника, быстро поднялся с места.

- Пожалуйте, сударь, пожалуйте! Садитесь, пообедайте с нами!

Фридун, смутившись, стал благодарить.

- Мы готовы служить вам! Что вам угодно? У нас отличный курдистанский табак! - со слащавой любезностью говорил подошедший к нему человек, вытирая платком жирные пальцы.

- Я не купец! Я не торгую табаком! - пробормотал Фридун и тихо добавил: - Я ищу работу.

- Какую работу? - поинтересовался один из братьев Сухейли.

- Конторскую.

Сухейли задумался.

- А вы откуда?

Фридун, уже не сомневавшийся в отказе, все же ответил:

- Азербайджанец!

Сухейли подошел к сидевшим за столиком братьям; немного пошептавшись с ними, он спросил Фридуна:

- А вы хорошо владеете персидским?

- В совершенстве!

Три брата снова пошептались.

- Работы будет очень много, и все должно быть у вас в порядке! наконец сказал Сухейли.

- Обязуюсь! - ответил обнадеженный Фридун.

- Хорошо, двадцать туманов в месяц. А дальше посмотрим, - сказал Сухейли.

Фридун хотел сказать, что пятнадцать туманов платит только за комнату, но испугался получить отказ и согласился.

Так Фридун начал работать в конторе братьев Сухейли, владельцев табачной фирмы. Они закупали табак главным образом в Азербайджане и Курдистане. Избегая посредничества купцов, они часто устанавливали непосредственную связь с табаководами на местах и закупали сырье по низкой цене. Для укрепления своих коммерческих связей с Азербайджаном фирме нужен был человек, знающий азербайджанский язык, поэтому Фридун был для них находкой. Они собирались в дальнейшем, если их новый служащий проявит способности, посылать его в Азербайджан и Курдистан для закупки листового табака непосредственно у крестьян и для предварительной контрактации.

Фридун приходил на службу раньше всех и уходил из конторы последним, проводя весь день от восхода до заката солнца за работой, и это нравилось братьям Сухейли.

В путаных коммерческих операциях фирмы многое казалось Фридуну странным. Фирма снабжала сырьем государственную табачную фабрику. Фридун часто слышал разговоры о подношениях стоимостью в десятки тысяч туманов разным должностным лицам. В коммерческих операциях братьев Сухейли принимал близкое участие даже один депутат меджлиса. И это было основным источником его доходов.

С первого же дня поступления на службу Фридуну было поручено вести две конторские книги. Одна из них, висевшая в конторе над столом старшего Сухейли, считалась официальной, и все доходы записывались в нее уменьшенными почти в пять раз. Во вторую же книгу записывались подлинные доходы и расходы фирмы, она ежедневно тщательно проверялась хозяевами и хранилась под замком.

Фридун рассчитывал, что в раскрытии этой коммерческой тайны может помочь ему только Курд Ахмед, которого он продолжал ожидать с нетерпением.

В один из воскресных дней Фридун, получив у хозяев разрешение отлучиться на час, опять пошел на склад, по ему ответили все то же:

- Господин Курд Ахмед не приехал.

Фридуну показалось, что его здесь уже запомнили, и он решил пока на складе не появляться.

Однажды вечером, вернувшись домой, Фридун застал Фериду и мать Серхана в сильном волнении. Не дожидаясь расспросов Фридуна, Ферида начала рассказывать:

- Ах, братец Фридун, какие подлые дела творятся на свете! Иной раз думаешь, лучше бы родиться бесчувственным камнем.

И Ферида рассказала драму приехавшей из Баку бедной девушки, которую она, не скрывая этого, очень любила.

Эта девушка, будучи персидской подданной, вместе с семьей, состоявшей из престарелых родителей и младшего брата, вернулась в 1930 году из Баку к себе на родину. В Баку девушка окончила зубоврачебный институт, но, вернувшись в Иран, устроиться на работу не могла. Как все иранцы, вернувшиеся на родину из Советской страны, она была взята на подозрение. Еженедельно она была обязана отмечаться в полицейском участке и не имела права выезжать из города без ведома полиции. Нередко ее вызывали в жандармское управление и настойчиво допрашивали.

- С какой целью вы прибыли сюда? Какие задания получили от большевиков? - мучили ее там, добиваясь нужных жандармерии показаний.

А сегодня утром к девушке явились полицейские и, забрав ее со всей семьей, увели в участок, чтобы оттуда выслать в Аравию, как называют в народе южную часть Ирана, населенную грабами.

При налете полиции, которая с бранью выбрасывала вещи семьи на улицу, собрались все соседи. Побежала туда и Ферида. Улучив минуту, девушка из Баку обняла подругу.

- И вот эти книги успела она мне украдкой дать на прощанье. Шепнула, что все время прятала их от жандармов, даже в землю закапывала. Вот посмотрите, как пожелтела бумага и отсырели переплеты... - И Ферида, вытерев набежавшие на глаза слезы, принесла четыре книги с истлевшими от сырости углами и покоробившимися переплетами.

Фридун перелистал их. Все они были отпечатаны в Баку старым арабским шрифтом. Две из них были по медицине, третья - роман Джнованьоли "Спартак", а на титульном листе четвертой стояло: "Максим Горький", а пониже: "Мать". Фридун знал, что в высших кругах и в официальной печати о Горьком говорили с ненавистью, но чувствовалось, что он для них несокрушимый, наводящий ужас гигант. Они ненавидели его, но отрицать не имели сил. А для Фридуна Максим Горький был как бы омываемый водами океана, живущий своей загадочной жизнью, еще не открытый для него утес.

В какой-то правительственной газете Фридун прочитал, что Горький, отрицая все религии и аллаха, создал новую религию и нового бога. Этот бог разрушает все старые представления, все законы морали, увлекая людей в греховный мир, где нет ни законов, ни веры, ни правопорядка.

Эти слова, бросая читателей в дрожь, вместе с тем возбуждали в них и непреодолимое любопытство: да кто же этот бесстрашный человек, выступивший против аллаха, открывший нового бога? Хотя бы одну строчку увидеть из написанного им!

Вначале, когда Фридун впервые прочитал подобное, он почувствовал пробуждение именно такого любопытства, но впоследствии, услышав от людей другого лагеря совершенно противоположные суждения о Горьком, Фридун загорелся настоящим интересом. По словам этих людей, Горький был великим художником, который показал миру истинную правду жизни - правду, которую до него ни один писатель не сумел раскрыть так глубоко и ясно.