Константин Станюкович - Том 9. Рассказы и очерки Страница 15

— Но если вы раскаетесь… Если полюбите другого… Не жалейте меня, Вера Борисовна! Скажите, если не догадаюсь… Клянусь, я не стану вам на дороге.

Вера крепко пожала руку Скворцова. И, оставляя свою маленькую руку в его руке, проговорила таким тихим, значительным голосом:

— Надеюсь, и вы не раскаетесь! — И снова пожала руку Скворцова.

Она, эта серьезно-спокойная девушка, ослепительно белая и свежая, стройная и дивно сложенная, с ясным проникновенным долгим взглядом больших серых глаз, с едва уловимой манящей улыбкой, взволновала влюбленного Скворцова.

И он привлек к себе эту невесту и целовал ее полураскрытые губы. Она не уклонялась. Напротив, она отвечала долгими и горячими поцелуями. Они казались Скворцову каким-то откровением неизведанных чар, — и он пьянел.

Но Вера уж отвела губы. Лицо ее, по-прежнему ласково улыбающееся, казалось ангельски-спокойным! Только чуть-чуть зарумянилось. И, словно не замечая восторженно-осовелого лица жениха, Вера Борисовна повела речь о том, что она постарается дать счастье Сергею Ивановичу, и добросовестно призналась, что бесприданница.

Скворцов посвятил в свои дела. На службе он получает три тысячи, и литературная работа дает полторы. Кроме того, у него есть в Курской губернии имение, от которого получает до трех тысяч. И скоплено десять тысяч. Он не проживал доходов.

— И все это ваше! — восторженно прибавил Сергей Иванович.

— Куда так много?.. Я не привыкла к роскоши! — сказала Вера Борисовна, втайне обрадованная, что жених более богат, чем думала.

Нечего и говорить, что приданое Веры Борисовны было роскошное. На этом настаивал жених, и она охотно уступала. Он торопил свадьбу. Через месяц они повенчались и после свадебного путешествия за границей вернулись в уютную петербургскую квартиру, которую Скворцов так полюбил.

Устраивали «гнездо» вместе жених и невеста и торопились с ним, чтобы оно было вполне готово к возвращению в Петербург.

Скворцов, живший холостяком скромно и бережливо, подумывавший до встречи с Верой Борисовной оставить службу, не внушавшую честолюбивых мечтаний, и переселиться в деревню, теперь уже не думал лишиться трех тысяч казенного содержания. Он решил тянуть «лямку» и не жалел своих сбережений на такое «гнездо», чтобы оно понравилось будущей жене.

«Да и такая обворожительная женщина, как Вера, будет еще красивее в красивой рамке, нарядная и довольная комфортом», — думал Скворцов, любуясь влюбленными глазами красивой невестой. И наконец до сих пор она, трудившаяся девушка, всю жизнь испытывавшая недостатки и лишения, обрадуется несравненно лучшим положением.

Несмотря на очень скромные привычки, Вера Борисовна обнаружила много вкуса и имела немало желаний, которые, впрочем, старалась таить, чтобы не смущать влюбленного. И с наивностью ребенка, не понимающего стоимости дорогих вещей, Вера Борисовна восхищалась в магазинах красивыми и изящными вещами, обращая на них внимание Скворцова.

Он узнавал от приказчиков «серьезные» цены; Вера Борисовна изумлялась и, решительно останавливая жениха, говорила:

— Уйдем, уйдем… Не покупай, милый… Это дорого!

Но Сергей Иванович с порывистой тароватостью влюбленного человека хотел покупать, не торгуясь, то, что нравилось Вере Борисовне, и восхищался ее деликатностью, когда она, ласково улыбаясь, отговаривала его и прибавляла:

— Зачем такая роскошь? К чему?

Скворцов настаивал и умолял, доказывая, что покупать дорогие вещи выгоднее, и Вера Борисовна наконец уступала и при покупке мебели и посуды и при заказах роскошного белья и элегантных капотов и дорогих платьев.

И Вера Борисовна была довольна, хотя и называла Сергея Ивановича мотом.

Медовый месяц в Италии пролетел как миг. Вера Борисовна находила природу прелестной, посещала картинные галереи и слушала мнения о них Сергея Ивановича, восхищалась роскошными отелями и подарками мужа.

Он вернулся в Россию, чувствуя себя помолодевшим, безумно влюбленным и счастливым.

И как же благодарила судьбу Вера Борисовна, мечтавшая о хорошей партии как об единственной карьере для бедной девушки, которая не обладает талантами.

После серенькой полубедности и завистливого раздражения против обеспеченных женщин, после унижений красивой и самолюбивой девушки, которые она испытала при ухаживании мужчин, готовых предложить любовь и средства без брака и флирт без надежды на хорошее замужество, — теперь она добилась «счастья», как называла обеспеченную и покойную жизнь, которой так упорно хотела.

Она — полная хозяйка «у себя», в своем уютном «гнезде». Она одевается хорошо и носит красивые брильянты. Многие женщины ей завидуют. Мужчины смотрят на нее и уже не смеют ухаживать, как прежде, унижая ее. Она не знает и никогда больше не узнает озлобления и унижения бедности, зависти к счастливцам и скуки бесцельной работы за тридцать рублей…

А муж?

Он порядочный и умный человек, безгранично любящий и влюбленный, и она добросовестно старалась сделать его жизнь счастливой.

И он был счастлив.

Молодая женщина умела очаровать Сергея Ивановича и хорошо понимала, силою каких именно чар она владела мужем как рабом. Но, пользуясь ими, никогда не показывала власти.

«Подчинения мужчины не любят. Ведь они считают себя господами. Пусть властительница мужа кажется ему покорной женой!»

И Вера Борисовна нередко думала с смелой откровенностью:

«Сколько нужно характера, выдержки, скрытности и лицемерия, чтобы завоевать себе властное право женской победы и дать мужу уверенность в любви жены и в своем безоблачном счастье!»

Молодая женщина ценила любовь Сергея Ивановича и была привязана к нему как к человеку, который дал ей «счастье»; но любви, разумеется, быть не могло.

«Если бы Сергей Иванович был моложе и красивее!» — все чаще и чаще стала думать Вера Борисовна и, отдаваясь ласкам влюбленного мужа, она мысленно повторяла циничные слова какой-то французской актрисы о своих поклонниках: «Ca lui fait tant de plaisir et a moi si peu de peine!»[1]*.

В эту Страстную субботу, после вечернего чая с озабоченной хлопотами женой, Скворцов читал книгу, полулежа на широкой сафьянной тахте в своем уютном щеголеватом кабинете, полном белого света электричества в матовых лампах сверху. Пол, занавеси, сафьянная мебель, несколько библиотечных шкапов и большой письменный стол среди комнаты блистали чистотой и порядком. Этот стол, по обыкновению, убирала каждое утро Вера Борисовна в капоте, прикрытом кокетливым ярким фартуком, в белом чепце на пушистых волосах. Она сметала пуховкой пыль со стола, на котором красовалось несколько ее фотографий и изящные письменные принадлежности и разные безделки, подаренные ею в дни рождения, именин, Рождества и Пасхи. Она знала, что эти маленькие подарки очень трогали Сергея Ивановича. Вера обтирала вещи и складывала бумаги и книги на столе так же, как и лежали, одним словом — прибирала стол, как бы священнодействуя у мужского «алтаря».

Сергей Иванович, верный как влюбленный супруг и потому не имеющий каких-нибудь секретов в ящиках стола, был рад, что жена заботлива и стол его в таком образцовом порядке.

«О, пестунья моя!» — умиленно думал муж, присаживаясь по вечерам к столу за спешный доклад, о котором просил директор департамента. И Скворцова трогало, когда жена работала над каким-нибудь рукодельем или читала журнал и дарила мужа ласковым словом соболезнования, что он много работает, и одним из тех долгих поцелуев, который заставлял его повторить жене, что она «родственная душа».

На все остальное в кабинете старательно и угрюмо «наводил чистоту» Игнатий, пожилой, молчаливый и далеко не представительный слуга, который жил у Сергея Ивановича до его женитьбы и очень был доволен барином. Он не требовал особой чистоты в квартире, не считал своего лакея лентяем и дерзким и не замечал кое-каких надбавок на цены покупок.

Но с тех пор, как явилась барыня, Игнатий понял, что пошли «строгости» и что, по всем видимостям, барыня характерная и из-за пустой неисправки с самым кротким видом даст расчет. И Игнатий подтянулся и, избегая «придирок», стал менее ленив и дерзок.

«Черт, мол, с ней! Небось раньше пешком трепала в погоду, а теперь резонится!» — осуждал Игнатий Веру Борисовну.

Скворцову он вначале изумлялся и не без презрения думал про него:

«Кажется, господин неглупый и с понятием, а влюбимшись до потерянности, в низкой покорности у жены».

И, далеко не поклонник равноправности мужей и жен, Игнатий решительно не одобрял «помрачения рассудка» в мужчине, да еще не старом. Жена что хочет, то и делает, а муж только будто глава в доме… «Все как ты, Сергей Иванович!.. Как хочешь, Сергей Иванович!.. Ловко!»