Константин Станюкович - Том 9. Рассказы и очерки Страница 16

Нечего и говорить, что Игнатий, уже не пользовавшийся прежним привилегированным положением, трусил мягкой, но строгой молодой барыни и, почтительный, в душе не терпел Веру Борисовну.

Немало видел он разных «мерзостей», как называл он семейные дрязги, в разных домах, в которых служил и лакеем и камердинером. И сам неудачно выбравший себе жену и брошенный ею, Игнатий был большой скептик в суждениях о семейном счастье и лукавстве и коварстве женщин и не очень-то верил в Веру Борисовну.

Несмотря на ее неустанную внимательность к мужу и заботы о Скворцове, Игнатий все-таки подозревал, что эта всегда спокойная тихоня показывает себя примерной женой по расчету и ведет свою «линию», форменно околпачивая своего не очень-то из себя казистого и «обалдевшего» от любви супруга.

«Наверное, путается на стороне с молодым любовником!» — думал Игнатий.

Как ни следил за Верой Борисовной Игнатий, ничего не выследил. Но он все-таки продолжал не доверять ей и решил, что она очень скрытная, умная «бестия» и ловко заметает свои следы.

«Все, мол, шито и крыто. Сергей Иваныч, верно, уж записал свое имение на жену».

В одиннадцатом часу в кабинет вошла своей неспешной грациозной походкой Вера Борисовна в красном капоте — «кардинале». Она была в красных, отороченных мехом туфельках на шелковых черно-розовых чулках, сквозь которые сквозила белизна ног, в папильотках у лба, с оголенными красивыми руками, с блестящими кольцами на безымянном пальце и мизинце одной руки. По обыкновению, ласковая и спокойная, она присела на тахту около мужа. От ее тела шло тонкое благоухание.

Скворцов отложил книгу и, обрадованно целуя руку жены, проговорил:

— Пасхальные заботы окончила?

— Все окончено. Умылась и зашла посмотреть, что делаешь…

— Читал, Вера.

— Интересная книга?

— Очень.

— А я целый день хлопотала… И все удалось. Пасхи, верно, понравятся. Кажется, хороши. Сама делала. Ведь ты их любишь, Сергей! — прибавила Вера Борисовна.

— Милая ты моя хозяйка!

И Сергей Иванович любовался своей милой женой.

— Ты что так смотришь?

— А гляжу на мою красавицу и думаю, как я безгранично счастлив с тобой и как ты балуешь меня.

И прибавил:

— Иногда просто не верится счастью. И как же я привязан к тебе, родная, если бы ты знала!

— Знаю, милый.

— А я надоедаю признаниями? Ты не слушай их, если надоело, — промолвил добродушно Скворцов.

— Это не надоедает, — шепнула, улыбаясь, молодая женщина.

Она взглянула на это дышавшее беспредельной любовью лицо, и большая шишка на лбу, как всегда, втайне раздражала Веру Борисовну. Раздражали ее и эти постоянные признания в серьезном и умиленном тоне. Ей казалось, что после пяти лет можно бы и несколько успокоиться на лаврах.

И, отведя глаза, Вера Борисовна сказала:

— А я немного растранжирила, Сергей, к праздникам… Не более ста рублей… А у тебя много предстоит праздничных?

— Рублей пятьдесят, как всегда…

— Ничего не ждешь к празднику?

— Чего же?

— Звезды…

— Ты разве хочешь, чтобы я имел звезду? — шутливо спросил Сергей Иванович.

— Зачем мне она? Но все-таки…

— Честолюбива за меня?

— Пожалуй… отличие…

— Я ведь не честолюбив, Вера…

— Но ты так много работаешь. Министр мог бы признать это…

— Он знает, что служу ради средств, и средства мне дает… И награды назначает денежные… Это умно… Разве не так, Вера?

— Конечно… А ты не устаешь?

— Отчего ты спрашиваешь? Или стареюсь? — с тревогой спросил муж.

— Не кокетничай, пожалуйста… Точно я не знаю, какой еще ты молодой! — чуть слышно проговорила Вера, улыбаясь глазами.

Она знала, что это был самый приятный комплимент влюбленному пожилому мужу, и видела, как он радостно просветлел, когда ответил:

— И если душа во мне молода, Вера, то ты, моя чаровница… Ты…

— Но меня все-таки беспокоит, что ты так работаешь в министерстве из-за меня… И если ты устаешь, если захочешь бросить службу, можно уехать в имение. Я хоть и не привыкла к глуши, но для тебя…

— И не устаю, и никуда не хочу отсюда… Тебе здесь хорошо, — и я счастлив. Точно не знаешь, милая! — порывисто воскликнул Сергей Иванович.

Разумеется, Вера Борисовна видела, что муж и утомляется и скрывает от нее недомогание после службы, что он с удовольствием вышел бы в отставку и поехал бы искать «идиллию» в имение вместо того, чтобы изнывать над работой, которая ему не нравилась; но она так же хорошо знала, что он не выйдет в отставку и не уедет из Петербурга, который ей нравится и где муж хорошо зарабатывает.

Да и не похоронить же себя в деревне?

И Вера Борисовна уже более не говорила об утомлении Сергея Ивановича. Она сказала о том, что завтра у них, верно, будут обедать брат Сергея Ивановича, две знакомые барышни и двоюродный ее брат, студент.

— А разве Басков не будет? Не звала? Ведь он всегда в этот день у нас обедает… Или мой приятель тебе надоел?..

— Я ничего против него не имею, Сергей… Он привязан к тебе и любит поговорить с тобой. Верно, придет поздравить, и мы оставим его обедать… Ну, до свидания… Пора одеваться и ехать к заутрене… Ты ведь не поедешь со мной?

— Прости… Не поеду… Ты возьмешь Игнатия?..

— Зачем? До «Уделов» два шага. Погода прелестная, и я дойду. А Игнатий должен накрывать пасхальный стол.

С этими словами Вера Борисовна пошла одеваться.

Через полчаса она пришла показаться в белом платье.

— В первом часу вернусь из церкви. Похристосуемся, разговеемся и скорее спать. Я устала сегодня!

Но Вера Борисовна не казалась утомленной.

Необыкновенно интересная и блестящая в своем нарядном платье, лиф которого обливал красивые формы бюста, она, обыкновенно спокойная, была оживленнее. Ее лицо слегка зарумянилось, и большие серые глаза блестели.

— До свидания, Вера! И какая же ты красавица! — будто подавленный от восторга произнес Сергей Иванович.

Она улыбнулась и торопливо вышла.

Скворцов проводил жену и, вернувшись в кабинет, вынул из ящика письменного стола футляр, полюбовался брильянтовыми серьгами, которыми похристосуется с женой, и, радостный, что обрадует Веру своим роскошным подарком, положил футляр на стол и, усевшись на тахту, принялся за книгу.

Прошло четверть часа, и Скворцов поморщился. Он перестал читать и озабоченно потрогал бок.

Он почувствовал тупую боль. Она не проходила. Мнительный и особенно заботившийся о своем здоровье с тех пор, как женился, он давно уже лечился массажем и душами, ходил пешком и часто советовался со своим старым приятелем, Дмитрием Александровичем Басковым, известным врачом, который раза два в неделю приходил к Скворцову обедать.

Этот веселый и остроумный доктор, крепкий, здоровый и румяный, с большими бойкими голубыми приветливыми глазами и крупными белыми зубами, рассказывал за обедом анекдоты и свои наблюдения над пациентами. Болтал он преимущественно с Сергеем Ивановичем, с которым был давно на «ты», и мало обращал внимания на его красивую жену. Он громко и вкусно смеялся, ел за двоих и выпивал бутылку хорошего красного вина.

После обеда он шел в кабинет выпить кофе с fine champagne[2], выкурить тонкую сигару и узнать о здоровье приятеля. Но, найдя, что он в «порядке», через полчаса уходил, угостивши иногда, в качестве «нераскаянного холостяка», каким-нибудь скабрезным анекдотом или откровенным добродушным признанием, что хоть супруга Сергея Ивановича и прелестная женщина, но — «уж ты не сердись, влюбленный муж» — не его романа.

И Сергей Иванович не только не сердился, но, крепко пожимая широкую руку Баскова, просил его не забывать и чаще заходить обедать.

Скворцов взглянул на себя в зеркало. Его худое длинное лицо с коротко остриженными волосами — ничего себе. Свежести нет и цвет лица «петербургский» — желтоватый, без намека на румянец, — но болезненного и осунутого вида нет. Сергей Иванович приложил тонкую выхоленную руку, с безукоризненными ногтями, к покатому, несколько облысевшему лбу: жара, кажется, нет. Значит, процесса в боку не может быть… Но вместо тупой боли начались покалывания… Это раздражает и тревожит Скворцова… И мнительность растет… Он как нарочно вспоминает о недавней смерти одного сослуживца. Был здоров и вдруг почувствовал боли в боку, — и через три месяца похоронили от скоротечной чахотки…

«Всякую болезнь следует захватить в начале!» — думал Скворцов и, начинавший трусить, решил тотчас идти к Баскову.

Он живет близко и, наверное, дома; читает медицинские книги — не отстает от науки и после одиннадцати к больным не ездит. Он выслушает легкие Сергея Ивановича и, вероятно, объяснит эти покалывания в боку и успокоит. Успокоится и Вера. Ведь она так заботится об его здоровье… еще только что тревожилась: не устает ли он от занятий…