Игорь Ефимов - Новгородский толмач Страница 15

Но никакие уговоры уже не могли подействовать. Весь город словно бы превратился в единое существо, опьяненное страстью, злобой, собственной силой, жаждой испытать ее, упиться бешенством смертельной схватки. Даже архиепископ Феофил не смеет уже возвысить свой голос в защиту мира и благоразумия. Вооруженные отряды патрулируют улицы, часовые сменяются у пушек на стенах и башнях.

И вот вчера судьба ударила в свой колокол: из Москвы доставили "разметную грамоту" князя Ивана. Так здесь называют объявление войны.

Господь Всемогущий, сохрани и помилуй заблудшее стадо Твое!

Преданный Вам, Стефан З.

Фрау Урсуле Копенбах, в Любек,

из Новгорода, сентябрь 1471

Дорогая мать и благодетельница!

С горечью и тоской сообщаю Вам, что того Стефана, которого Вы знали, пестовали и растили, больше нет на свете. После того, что мне довелось пережить и увидеть в Новгороде этим летом, душа моя выгорела дотла и превратилась в чадящую головешку. В ней не осталось ни любви, ни сострадания, ни надежды.

Сколько я прочел книг об ужасах войны, сколько слышал рассказов бывалых воинов! Но все это оставалось словами, излившимися на бумагу, словами, отзвеневшими в воздухе. Миллиона слов не хватит, чтобы передать вопли одного раненного стрелой в живот или вой матери, прижимающей к груди обгорелый труп ребенка.

Если это послание доберется до Вас, в пакете Вы найдете хронику, которую я вел с июня месяца. Прошу Вас, передайте ее нашему дорогому епископу. Моя связь с ним прервалась, купцам сейчас запрещен въезд и выезд из Новгорода. Псковский гонец согласился отвезти пакет Алольцеву, а тот уже переправит его Вам.

Не знаю, хочу ли я, чтобы Вы прочли хронику. Боюсь, она изранит Ваше сострадательное сердце. С другой стороны, я, по слабости своей, так привык делиться с Вами даже самым сокровенным, что рука не поднимается написать: не читайте. Решите сами - хорошо? Во всяком случае, Вы теперь знаете, что, по милости Господней, тело мое уцелело. Единственный заметный след войны: моя исхудавшая оболочка болтается на костях, как ряса, вывешенная для просушки.

Храни Вас Бог, моя бесценная.

С. З.

Хроника военного лета 1471 года

1 июня

Из Пскова пришла весть, что московский дьяк Яков Шачебальцев привез туда от княза Ивана приказ выступать вместе с Москвой против Новгорода. Псковичи ответили согласием. Их поведет княжий наместник Федор Шуйский вместе с сыном своим Василием Федоровичем.

4 июня

Цены на хлеб выросли втрое, а мясо и птица так вздорожали, что не подступиться. "Не было еще такого, чтобы летом против нас воевали, - толкуют легковерные новгородцы. - Наши болота и топи любую рать летом проглотят, как кит Иону". Но дождей все нет, и земля суха и тверда под сапогами идущих где-то воинов, под копытами их коней.

8 июня

Лазутчики Борецких доносят из Москвы, что в мае месяце Иван собирал в Кремле всех своих братьев и бояр и епископов, прося совета. И все собравшиеся поддержали его намерение - немедленно идти войной на Новгород. Отправлены послы и воеводы князя к вятчанам, и двинянам, и устюжанам, и тверянам с приказом поднимать рати против новгородцев.

Все против нас!

А кто "за"? Одни литовцы?

Борецкие срочно отправили верного человека к королю Казимиру с просьбой спешить на помощь.

12 июня

Отец Денис уговорил городские власти отдать ему пустующий дом рядом с его церковью под лазарет. Один тысяцкий хвастливо объявил, что раненых новгородцев не будет, а раненых москвичей никто врачевать не собирается. Но пожилые бояре, помнившие войну 1456 года, прикрикнули на него и выдали отцу Денису денег из казны на чистое полотно, на дрова, на муку.

Я помогаю в лазарете чем могу. Нанятый литовский лекарь сказал, что понадобится много горячей воды, и мы расчищаем колодец во дворе дома, чиним крышу на бане, затаскиваем лавки и топчаны в горницы. Женщины приносят с окрестных лугов подорожник - говорят, он хорошо вытягивает гной из нарывов, и зверобой - его отвар помогает вылечивать раны.

14 июня

В городе появились первые беглецы с южной границы: с Валдайского озера, из-под Заборовья, Демона, Холма. Рассказывают страшные вещи. Видимо, московским ратникам велено нарочно нагонять ужас на людей. Они ведут себя хуже татар. Врываются в деревни, жгут дома. Христианские воины поднимают на пики христианских детей на глазах у христианских матерей. Насилуют жен на глазах мужей.

В одном селе согнали в церковь всех, кто не успел убежать в лес, заперли ее и подожгли.

В другом устроили себе потеху: загнали голых баб в баню и велели по одной выходить и бежать к реке, а сами тренировались в стрельбе из лука по ним. Успеешь спрятаться в воде - твое счастье. Но немногим это удалось. Скоро весь берег был покрыт мертвыми и ранеными женщинами. А стрелки только хохотали и поздравляли друг друга с меткими выстрелами.

Все это зверство достигает своей цели: волна ужаса катится по Новгородской земле, обгоняя московское войско.

18 июня

Вернулся новгородский посол, отправленный к королю Казимиру. Магистр Тевтонского ордена не дал ему проехать в Литву через Ливонию. Только теперь стало ясно, что мы отрезаны от всего мира: с запада - Псков и Орден, с юга и востока - Тверь и Москва. Поплыть Белым морем на север? Но сколько на это уйдет времени? Три месяца, полгода, год?

На вечевой площади ропот. Раздаются выкрики:

- Ну, где же ваш Казимир? А Иван - вот он, у самых ворот!

Но сторонники Борецких хватают недовольных и запирают их в тюремные погреба. Какая-то ожесточенная решимость появилась в их глазах, какой-то предсмертный восторг. Звенят доспехами проходящие по улице дозоры, гремят копытами конные отряды, стучат топоры лодочников, строящих новые ушкуи и насады. Подъемники со скрипом тянут на стены пушечные стволы.

22 июня

Привезли первых раненых с южного берега Ильменя. Московский воевода Холмский внезапно появился под Руссой. Новгородская рать едва успела запереться в городе. Но долго она не продержится.

Жара, грязь - раны быстро воспаляются. Отец Денис научил меня накладывать повязки с медом. Среди раненых - молоденький ученик ювелира. Он раньше и меча-то в руках не держал. Удар татарской сабли пришелся ему по кисти. Он ухитрился подобрать в пыли, под копытами, три отрубленных пальца, привез их с собой. Молча подсовывал их мне, будто надеялся, что я каким-то чудом могу медом приклеить их обратно. Из собора Святой Софии приходили с чудотворной иконой Богоматери, давали целовать раненым.

25 июня

Вчера московские войска взяли Руссу. Город горит. Новгородская рать, посланная на подмогу в лодках, через озеро, не поспела. Беглецы рассказывают, что победители не щадили никого: ни старых, ни малых, ни баб, ни попов. "Бей изменников князя великого!" - кричат убийцы.

Теперь стало ясно, что отряд Холмского - левое крыло наступающей московской армии. Сам князь Иван с главным полком наступает в центре на Яжелбицы, в обход озера Валдай. Третий отряд обходит справа, по реке Мста. Когда выступят с запада псковичи и вятчане с востока, кольцо замкнется.

26 июня

Мы увидели их издалека. Они шли цепочкой, держась друг за друга, как нищие слепцы. Двое провожатых, в голове и в хвосте шеренги, расчищали дорогу, уговаривали народ расступаться. Но люди будто застывали при виде страшного зрелища, не могли двинуться с места.

Сначала мне показалось, что на них надеты смеющиеся скоморошьи маски. Да-да, первое впечатление было - застывший красноротый смех. Только когда они приблизились, я понял, что у несчастных были отрезаны губы. А у некоторых вдобавок - и носы, и уши. Измазанные кровью зубы скалились в беззвучном хохоте.

Женщины в толпе плакали, закрывали лица ладонями. Кто-то совал им за пазуху хлеб, кто-то пытался поднести питье. Но они только мотали головами.

Провожатые рассказали, что их отряд прибыл в ушкуях к селу Коростынь, что на юго-западном берегу Ильменя, и напал внезапно на армию Холмского. Но их командиры не выслали лазутчиков, не разведали силы врага. А силы были не равны, и москвичи разбили их наголову. Нет, победители зверствовали не своими руками. Это они самих пленных заставили друг другу отрезать губы и носы. Не станешь? Рубили на месте, выталкивали следующего. И вот в таком виде отправили искалеченных новгородцам в устрашение.

Весь оставшийся день ушел у нас на уход за несчастными. Но что мы могли сделать? Они уже два дня были без еды и питья, потому что ничего не могли взять в израненный рот. Мы осторожно поили их, кормили овсяной кашей. Вдруг какая-то женщина с распущенными волосами ворвалась в лазарет, стала бегать между ранеными, вглядываясь в изуродованные, неузнаваемые лица. Муж ее сам должен был ухватить за руку. Только тогда она узнала его. Упала на колени, завыла.

Провожатые еще рассказали, что доспехи и оружие пленных москвичи побросали в воду. У них своего снаряжения было вдоволь.