Михаил Салтыков-Щедрин - Современная идиллия Страница 16

- Непременно! Хотим! хотим!

- На днях ваше желание будет выполнено. А вот эти фиги мне Эюб-паша презентовал... Теперь, впрочем, не следовало бы об этом говорить - война! ну, да ведь вы меня не выдадите! Да вы попробуйте-ка! аромат-то какой!

- Эюб-то за что же вам подарки делает?

- А я тут ему одно сведеньице в дипломатических сферах выведал... так, пустячки!

- Балалайкин! пощадите! ведь вы себя в измене отечеству обличаете! воскликнули мы в ужасе.

- Ah, mais entendons-nous! {Ах, но мы договоримся!} Я, действительно, сведеньице для него выведал, но он через это самое сведеньице сраженье потерял - помните, в том ущелий, как бишь его?.. Нет, господа! я ведь в этих делах осторожен! А он мне между прочим презент! Однако я его и тогда предупреждал. Ну, куда ты, говорю, лезешь, скажи на милость! ведь если ты проиграешь сражение - тебя турки судить будут, а если выиграешь образованная Европа судить будет! Подавай-ка лучше в отставку!

- Не послушался?

- Не послушался - и проиграл! А жаль Эюба, до слез жаль! Лихой малый и даже на турку совсем не похож! Я с ним вместе в баню ходил - совсем, как есть, человек! только тело голубое, совершенно как наши жандармы в прежней форме до преобразования!

Балалайкин на минуту задумался, как бы захлебнувшись. Очевидно, лганье плыло на него с такой быстротой, что он не успевал справиться с массами беспрерывно вырабатывающегося материала.

- Да, господа, много-таки я в своей жизни перипетий испытал! - начал он вновь. - В Березов сослан был, пробовал картошку там акклиматизировать - не выросла! Но зато много и радостей изведал! Например, восход солнца на берегах Ледовитого океана - это что же такое! Представьте себе, в одно и то же время и восходит, и заходит - где это увидите? Оттого там никто и не спит. Зимой спят, а летом тюленей ловят!

- Желал бы я знать, тюленье мясцо - приятно оно на вкус? полюбопытствовал Очищенный.

- Мылом отдает, а, впрочем, мы с Немировичем ели. Немирович, Латкин и я. Там, батюшка, летом семьдесят три градуса морозу бывает, а зимой - это что ж! Так тут и тюленине будешь рад. Я однажды там нос отморозил; высморкался - смотрю, ан нос в руке!

- Ах, черт побери!

- Да, батюшка. К счастью, я сейчас же нашелся: взял тепленького тюленьего маслица, помазал, приставил - и вот как видите!

Он предложил нам освидетельствовать свой нос: действительно, нельзя было даже заподозрить, чтоб тут когда-нибудь пустое место было.

- Всего я испытал! и на золотых приисках был; такие, я вам скажу, самородки находил, что за один мне разом пять лет каторги сбавили. Теперь он в горном институте, в музее, лежит.

- Гм... да? А скажите, пожалуйста, слыхивал я, что на приисках рабочие это самое золото очень искусно скрывают. Возьмет будто бы иной золотничок или два песочку и так спрячет, что никакими то есть средствами... Правда ли это?

- Не по золотничку, а фунтов по пяти разом прячут - вот я вам как скажу! Я сам... да что тут! вы думаете, состояние-то мы откуда? Обстановка эта и все?..

- Неужто?

- Все оттуда! там всему начало положено, там-с! Отыскивая для мятежных ханов невест, не много наживешь! Черта с два - наживешь тут! Там все, и связи мои все там начались! Я теперь у всех золотопромышленников по всем делам поверенным состою: женам шляпки покупаю, мужьям - прически. Сочтите, сколько я за это одного жалованья получаю? А рябчики сибирские? а нельма? это не в счет! Мне намеднись купец Трапезников мамонтов зуб из Иркутска в подарок прислал - хотите, покажу?

- Ах, сделайте ваше одолжение!

- И покажу, если, впрочем, в зоологический сад не отдал. У меня денег пропасть, на сто лет хватит. В прошлом году я в Ниццу ездил - смотрю, на горе у самого въезда замок Одиффре стоит. Спрашиваю: что стоит? - миллион двести тысяч! Делать нечего, вынул из кармана деньги и отсчитал!

- Ах, господи!

Очищенный не выдержал: встал с кресла и перекрестился.

- Видал я, господин Балалайкин! даже очень часто видал! - сказал он, но, признаюсь...

- Я в Ницце двадцать лет жил, так все даже удивлялись. Оркестр у меня был, концерты по пятницам...

Балалайкин постепенно вошел в такой экстаз, что пена у него показалась у рта. Тяжело становилось.

- Скажите, Балалайкин, как вам приходится покойный Репетилов? - спросил я, чтобы как-нибудь разредить атмосферу лганья.

- Репетилов? мне? Помилуйте! да он меня от купели воспринимал! Но, кроме того, и еще чем-то приходится. Наш род очень древний! Мы - пронские Прокопа Ляпунова помните? - ну, так мы все по женской линии от него. Молчалины, Репетиловы, Балалайкины, Фамусовы - все! А Чацкий Александр Андреич - тот на границе с скопинским уездом!

- А знаете ли, Балалайкин, что про вас, пронских, дурная слава идет?

- Это что лгуны-то мы, что ли? Да, нечего сказать, любят-таки мои соотечественники поврать! Представьте себе, на днях какой случай был. Приезжает ко мне один компатриот: знаешь ли, говорит, что твоя родительница опять к Илюшке Соколову в табор сбежала? {Для уразумения этого необходимо напомнить читателю, что Балалайкин-сын известной когда-то в Москве цыганки Стешки, бывшей, до выхода в замужество за провинциального секретаря Балалайкина, в интимных отношениях с Репетиловым, вследствие чего Балалайкин и говорит что Репетилов ему "кроме того, еще чем-то приходится" (см "Экскурсии в область умеренности и аккуратности"). (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)} Натурально, сейчас же телеграмму в триста тридцать слов к Загорецкому: так и так, нельзя ли предотвратить? И что ж! ровно через год получаю ответ: помилуй, сердечный друг! твоя родительница вот уже третий год, как без ног в Пронске на постоялом дворе лежит! Нет, вы мне скажите, зачем он мне солгал? Взбудоражил, заставил горячку пороть? а?

Беседуя таким образом, мы и не заметили, как съели и выпили все, что находилось на подносах. Наконец Глумов первый опомнился.

- А ведь мы сели совсем не с тем, чтобы пронское вранье слушать, сказал он. - Иван Иваныч! ты, кажется, нам историю своих превращений обещал?

- Я готов!

- Так вот что, Балалайкин! велите-ка вы нам подать тех сигар, которые вам гаванский губернатор за лжесвидетельство прислал, да ликерцу того, который вам подарил Эрбер за написание объявления о распродаже вин и ликеров! - без церемонии распорядился Глумов.

Мы перешли в кабинет Балалайкина, и хотя он умолял нас прежде всего просмотреть приобретенную им в Париже коллекцию фотографических картинок, но мы переломили себя и отложили это благонамеренное занятие до более благоприятного времени. Усевшись кругом стола, покуривая удивительнейшие "non plus ultra" {Высшего качества.} и имея перед собой рюмки с душистым ликером des iles {С островов.}, мы были совершенно готовы к восприятию исповеди вольнонаемного редактора газеты "Краса Демидрона".

- Рассказывай-ка, Иван Иваныч, рассказывай, брат! - молвил Глумов, усаживаясь поудобнее в кресло и зажмуривая глаза.

Очищенный начал.

VI

"Я - отпрыск старинного дворянского рода, и настоящая, коренная моя фамилия - Гадюк. Очищенными же мы стали зваться недавно, по одному особенному случаю, о котором я упомяну в своем месте.

Насчет происхождения моих предков существуют два сказания: одно, мало достоверное, принадлежит маститому историку из Москвы, другое, еще менее достоверное, сложилось здесь, в Петербурге.

Маститый московский историк производит наш род из доисторического Новгорода. Был-де новгородский "благонамеренный человек" (а по другим источникам, "вор"), Добромысл Гадюк, который прежде других возымел мысль о призвании варягов, о чем и сообщил на вече прочим новгородским обывателям. "С незапамятных времен, - сказал он, - варяги учат нас уму-разуму: жгут города и села, грабят имущества, мужей убивают, жен насилуют, но и за всем тем ни ума, ни разума у нас нет. Как вы, други милые, полагаете, отчего?" Но так как новгородцы, вместо ответа, только почесали в затылках, то Гадюк продолжал: "А я так знаю отчего. Оттого, други милые, что хоть и учат нас варяги уму-разуму, но методы правильной у них нет. Грабят - не чередом, убивают - не ко времени, насилуют - не по закону. Ну, и выходит, что мы ихней науки не понимаем, а они растолковать ее нам не могут или не хотят. Так ли я, братцы, говорю?" Дрогнули сердца новгородцев, однако поняли вольные вечевые люди, что Гадюк говорит правду, и в один голос воскликнули: "Так!" - "Так вот что я надумал: пошлемте-ка мы к варягам ходоков и велим сказать: господа варяги! чем набегом-то нас разорять, разоряйте вплотную: грабьте имущества, жгите города, насилуйте жен, но только, чтоб делалось у нас все это на предбудущее время... по закону! Так ли я говорю?" Опять дрогнули сердца новгородцев, но так как гадюкова правда была всем видима, то и опять все единогласно воскликнули: "так!" Тогда выступил вперед старейшина Гостомысл и вопросил: "А почему ты, благонамеренный человек Гадюк, полагаешь, что быть ограбленным по закону лучше, нежели без закона?" На что Гадюк ответил кратко: "Как же возможно! по закону или без закона! по закону, всем ведомо - лучше!" И подивились новгородцы гадюковой мудрости и порешили: призвать варягов и предоставить им города жечь, имущества грабить, жен насиловать - по закону!