Лев Овалов - Двадцатые годы Страница 17

- Разве стихи могут нарушить спокойствие?

- О, еще как! - восклицает Андриевский.

- Что же это за стихи?

И голос у нее необыкновенный, отчетливый и ненавязчивый.

- Прочесть? - предлагает Андриевский.

- Нет, нет, - останавливает Быстров и указывает на Славушку. - Он пострадал, пусть он и читает.

Славушка уставился в окно.

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем...

Революцьонный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!

- Как? - спрашивает Андриевский.

- Молодец, - одобряет Быстров, только непонятно кого - чтеца или автора, и осведомляется у жены: - А как тебе, Шура?

- Я знаю эти стихи.

- Нравятся?

- Нравятся, не нравятся... - Александра Семеновна грустно усмехается. Они переживут нас с тобой.

За глаза Быстрова осуждали за то, что он оставил первую жену, не по себе, мол, срубил дерево, генеральская жена борцу за народное дело не попутчица. Славушка не знает ту, что оставлена в Рагозине, но такая, как Александра Семеновна, во всем свете только одна.

- Дайте-ка нам поговорить, - обращается Быстров к Андриевскому.

- О, понимаю: конфиденция.

Едва Андриевский скрывается, Быстров поворачивает мальчика лицом к себе.

- Часто бываешь в Нардоме? - спрашивает Быстров.

- Часто.

- Дружишь с Андриевским?

Странный вопрос: какая дружба может быть у него с Андриевским?

- Дружу...

- Напрасно, - строго произносит Быстров. - Этот человек...

- Враг? - неожиданно для себя спрашивает Славушка.

- Не знаю, - задумчиво говорит Быстров. - Но ни мне, ни тебе он не друг. Революционный держите шаг. А он - ванька-встанька. Видел такую игрушку? Наклонится и тотчас вскочит.

Быстров всматривается в лицо Славушки.

- Вот ты, значит, какой... - Оборачивается к жене. - А тебе он нравится, Шура?

Александра Семеновна слегка улыбается.

- Я кое-что надумал, - говорит Быстров. - Слушай...

- Может быть, в следующий раз? - вмешивается Александра Семеновна.

- Почему в следующий? - возражает Быстров. - Ничего не надо откладывать. Революционный держите шаг. - Затем он говорит о чем-то таком, что не имеет никакого отношения к Славушке. - Ты, может быть, удивляешься, почему я живу здесь, у помещиков. А зачем жить хуже, если можно жить лучше? Вопхнуться в чью-нибудь избу? Выселить какого-нибудь попа? А здесь и просторно, и удобно, и маскироваться Пенечкиным труднее. Назвались груздями... Коммуна? Так и будьте коммуной. Батраки пашут? Так и вы пашите. Спасайте шкуру, но не задаром. Пенечкины теперь выходят в поле наравне со всеми. Следующий вопрос: генеральская жена. Она действительно генеральская, только не жена, а дочь. Генеральская дочь. Ее отец из тех генералов, которые самим товарищем Лениным допущены в рабоче-крестьянскую армию...

Александра Семеновна хмурится.

- А говорю это я тебе вот зачем, - продолжает Быстров. - Я хочу, чтоб ты мне доверял, как я тебе доверяю, хочу, чтоб ты организовал в нашей волости молодежь.

Он неправильно произносит это слово, все время делая ударение на первом слоге: "молодежь, молодежь".

Подошел к роялю и, стоя, ударил по клавишам, беспорядочный аккорд тут же замер.

- Организуй-ка ты у нас союз юных коммунистов, - сказал Быстров. Понимаешь, на что я тебя подвигаю? Объединить молодежь на подвиги во имя Советской власти.

Он обломил веточку араукарии и помахал ею перед Славушкой.

- Ты готов?

Славушка ни к чему еще не готов, не готов он объединить молодежь на подвиги во имя Советской власти, и в то же время он не столько понял, сколько почувствовал, что именно сейчас и именно ему предоставляется возможность совершить подвиг.

- Готов, - сказал Славушка, потому что только "готов" и мог он ответить, - это было как клятва в вечной любви.

- Молодец, - похвалил его Быстров. - Сейчас мы с тобой обсудим...

- Может быть, в другой раз? - перебила мужа Александра Семеновна, Поздно уже!

- Ладно, отложим до завтра, - внезапно согласился Быстров. - Утро вечера мудренее.

- А ты один дойдешь? - спросила Александра Семеновна. - Собак не боишься?

- Конечно, - ответил Славушка. - Собак я нисколько не боюсь.

- Молодец, - еще раз похвалил его Быстров. - Завтра я тебя вызову.

- Спокойной ночи, - сказала Александра Семеновна. - Заезжай ко мне, если захочется, живу-то я постоянно в Ивановке, я ведь учительница там...

Славушка вышел, и собаки залаяли за домом, он боялся кукуевских собак, на крыльце стояла чья-то палка, он взял палку, не так страшно, спустился с крыльца, прошел аллеей, вышел на дорогу и, уговаривая себя ничего не бояться, торопливым шажком припустился к Успенскому.

Петя спал, Вера Васильевна тоже легла.

- Где это ты шатаешься?

- У Быстрова был.

- То есть как у Быстрова?

- Он меня вызвал к себе.

- Зачем ты ему понадобился?

- Хочет организовать Союз молодежи.

- Какой союз... Что за глупости!

- Для помощи Советской власти.

- Ничего не понимаю. Чем ты можешь помочь Советской власти?

- А вот хотя бы... контролировать учителей!

- Ты собираешься меня контролировать?

- Не только тебя...

- У тебя с Быстровым, кажется, ум за разум зашел...

- Знаешь, мама, мы все равно с тобой ни до чего не договоримся.

- Тогда гаси свет.

Он так и сделал, заказал себе интересный сон и заснул, но ему так ничего и не приснилось, а когда проснулся, мама причесывалась, а Пети уже не было в комнате.

- Вставай, вставай, - поторопила Вера Васильевна сына. - Опоздаешь.

- Успеем, - снисходительно сказал он и соврал: - Мне приснился удивительный сон...

Мать торопилась, утром ей не до снов.

- О чем это?

Славушка наскоро сочинил сон.

- Понимаешь: Москва, революция. Идут солдаты. Отряд солдат, понимаешь? С ружьями. На груди у них красные банты. А впереди командир, Исус Христос...

- Глупости какие, - оборвала Вера Васильевна сына. - Я думала, действительно что-нибудь интересное...

Славушка подумал: как же неинтересно - Исус Христос во главе вооруженных солдат? Но спорить не стал. К тому же следовало подумать о себе. Идти в школу неприятно. Так же неприятно, как идти мимо собак. Разница одна, собаки лают, а в школе молчат.

Долго ли будет продолжаться игра в молчанку? Нарочно пошел попозже, позже Веры Васильевны, чтоб прийти к началу занятий, вошел в класс вместе с Никитиным, посторонился, уступая ему дорогу, но тот сам отступил, предлагая пройти Славушке, и с ходу вызвал к доске:

- Ознобишин!

Неужели опять единоборствовать?

- Вы не изменили мнения о своих стихах?

- Нет, Иван Фомич.

- Что ж, ваше право, я держусь более консервативных взглядов, мне ближе муза мести и печали, вам - песен, маршей и революции. На вкус и цвет товарищей нет, оставайтесь при своем мнении, но к следующему уроку попрошу всех - всех! - написать характеристику поэмы, любой по собственному выбору, но обязательно Александра Сергеевича Пушкина. Вы не возражаете?

Иван Фомич улыбается, улыбается Славушка, все обращено в шутку.

- Нет, Иван Фомич, не возражаю.

- Отлично, садитесь. - Затем к классу: - Если у кого возникнут трудности, обратитесь за помощью к Ознобишину, он поможет...

Амнистия! Не просит даже извиниться за "баранов". Поворот на сто восемьдесят градусов. Что за чудо? Все входит в обычную колею.

После уроков Иван Фомич окликает убегающего Славушку.

- Да! - Делает вид, что вспомнил, хотя ничего не забыл и нарочно поджидал Славушку. - Утром заезжал Степан Кузьмич. Просил вас зайти после уроков в исполком.

Теперь все ясно.

Славушка перемахнул Озерну и остановился перед исполкомом. Двум смертям не бывать - вошел в президиум. За большим столом Быстров, сбоку, за дамским письменным столиком, секретарь исполкома Никитин, брат Ивана Фомича, Дмитрий Фомич.

- Заходи, товарищ Ознобишин!

Ого! "Товарищ Ознобишин"... Так к нему еще не обращались!

Должно быть, Быстров только что кричал, губы стиснуты, в глазах молнии.

У стены две невзрачные женщины и поближе Устинов с обиженным выражением на багровом лице.

- А я говорю, будете пахать землю красноармейкам, - продолжает, обращаясь к нему, Быстров. - Не найдешь лошадей, самого в плуг впряжем... Прервал себя, повернулся к Никитину: - Дмитрий Фомич, покажите-ка Ознобишину бумажку, которую мы разослали по сельсоветам.

Дмитрий Фомич вздохнул: еще одна затея Быстрова, не осуждал, иные затеи приносили пользу, но кто знает...

Славушка взял четвертушку с витиеватой писарской скорописью.

"Циркулярно. Всем сельсоветам... Предлагается с получением сего провести сход всей молодежи обоего пола в возрасте от 13 до 18 лет с целью избрания на таковом двух делегатов; каковым явиться в воскресенье 13 мая 1919 года в помещение Успенской школы 1-й ступ. к 10 час. утра с продуктами лично для себя на весь день..."

Славушка ничего больше не видел и никого не слышал, он чувствовал, что стоит на пороге самого большого события в своей жизни, прав Быстров, мы создадим союз юных коммунистов и еще посмотрим, кто и какие будет чихать стихи...