История моего моря - Кирилл Борисович Килунин Страница 17

– Мертвый теленок, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. – Купил у местного фермера за бутылку водки. У него телка скинула, не пропадать же добру.

Я хотел на него заорать, но промолчал, глядя, как весело уплетает шашлык наша бригада пропащих людей.

Когда через неделю бригада Ух ушла в запой во второй раз, украв и продав в какой-то из соседних деревень наш строительный инструмент, Заур их больше не простил. Он привез из города бригаду таджиков. И я сказал, ему: баста.

Сначала решил, что скажу ему, что просто больше не хочу, быть здесь, работать, потом, малодушно сослался на то, что застудил уши и заболел. Заур не ругался и не просил меня остаться, наверное, что-то понимал, или просто почувствовал. К моему удивлению он заплатил мне почти столько, сколько и обещал, правда, решил вычесть с меня за питание, и даже положил мне с собой в дорогу пару копченых судаков, которым так обрадовались по моему приезду сестра и мама. «Тааак – вкусно…»

Не знаю про бригаду Ух, а во, Шурик уехал в неизвестном направлении, хочется верить, он где-то там, где водятся настоящие мечты у дальнего холодного моря.

Мне часто кажется, что…, мы еще встретимся с ним, когда – ни будь, может быть, в следующей жизни, кто знает…

13. Кто знает

Кто знает, кто ты есть, пока не совершишь свой ПОСТУПОК. Он покажет, кто ты есть на самом деле.

Но даже если что-то не так, поторопись, ты еще сможешь все исправить, соверши, что-то другое, и мир изменится, и ты изменишься в этом новом МИРЕ…

Кто я? – спрашиваю старика, в одном из очередных своих снов.

Старик – шаман с руками, от кончиков пальцев и до локтей расписанными извивающимися змеями, кусающими свой собственный хвост, говорит: Скорпион… Ты управляешь глубиной и спокойными водами. Все пруды, провалы и пропасти, тёмные области, что существуют ниже уровня земли – Мати, растения, животные и люди, все, что привыкли жить в тени – твоя стихия, мой сын. Все пещерные храмы посвящения, тайные библиотеки и обители великих адептов будут тебе открыты. Скрытая тайна – есть твоя суть. Повсюду, где нет доступа солнечного света и где постоянная тьма, влияние Скорпиона.

Я улыбаюсь во сне, слушая СТАРИКА…

Хочешь, я расскажу тебе, как я полюбил Темноту?

Ну, если не хочешь не слушай, мне просто нужно выпустить эту историю туда, ну, куда она полетит, пусть она вырвется наружу, прочь из меня, и больше не мешает мне спать.

Так вот, если ты хочешь, то слушай…

Гавань. Я отчалил из дома, спустя час после того как написал, той чье имя давно потерял и забыл. А нашел я ее, в вездесущей сети Интернет, на очередном из сайтов знакомств. Там не было ее фото, смайлик сказал: «привет» и спросил: «не люблю ли я встречать закаты, затаившись у балконной двери, глядя на розовеющие облака, что уносит ветер перемен». Я ответил: люблю… Хотя, конечно, совсем, не любил. Но, очень хотел найти ту, что способна видеть мир также, как я. Как два сумасшедших, мы сговорились встретиться у городского почтамта, там, где отмечен нулевой километр, ровно час спустя и не минутой позже. А если опоздаем, то разойдемся как в море корабли, каждый в свою тихую гавань привычного одиночества. Я тогда успевал лишь почистить зубы и причесаться. Нужно спешить, меня волновала такая игра, вся необычность складывающейся ситуации. Новая встреча… Мне уже хотелось быть с ней, с той, которую я не знал и еще не любил.

Газель, потные хмурые люди, все скрипит, и вот – вот на голову посыпятся разные гаички, если усатый джигит – водитель газели, снова попадет этим чертовым колесом с лысой резиной в очередную яму в асфальте, каверну в иудейской смоле.

А, я думаю о ней, о своей незнакомке, и представляю героиню романа, отчаянную герцогиню, с глазами, созданными на погибель мужчин, способную заворожить, утопить в глубине, она тонка и гибка словно гимнастка. Пытаюсь определить и выстроить гипотенузу ее тела…, или улыбки. Я представляю ее голой. Я хочу разгадать ее тайну, или просто – хочу…, как никого никогда не хотел.

Спина. Вначале я вижу только ее спину, спрятавшуюся в сарафан – легкомысленного розового оттенка. Спина затаилась, она хочет казаться частью здания, частью воздуха, частью этого города, или этого чертова мира.

Мне показалось, что в ее точеной ладошке гладиолус или острый клинок, но это был зонт – трость, совершенно белого цвета. Загорелая, гладкая кожа – руки, сжатые в предчувствии встречи – хрупкие плечи.

– Обернись, – шепчу, я склонившись над ее правым ухом, не секунды не сомневаясь, что это – она. Ее глаза – голубая лазурь, пурпур губ, длинная шея. Обернувшись, она как будто совершает глоток, глубже, глубина глядит на меня, сдерживая, готовые сорваться с губ слова.

– Говори, – шепчут ее пурпурные губы.

А я молчу, только смотрю на ШРАМ.

Неровный, похожий на молнию, он начинается от ее левого уха и сбегает вниз до самого подбородка, обезображивая некогда красивое личико девочки – ангела.

Проглотив этот шрам, я говорю: Привет. Беру в свою руку ее тонкую ладошку, похожую на лепесток неведомого цветка и предлагаю: Пойдем.

– Куда? – спрашивает она.

– Куда, глядят твои глаза, – улыбаюсь я.

– Мои глаза, глядят на тебя, я вижу, как волнуется твое море. Лучшее средство его успокоить, это пойти и смотреть на Каму, ты знаешь, что она когда-то – очень давно, была морем?

Я киваю в ответ.

Уже потом, после нашей прогулки по набережной большой реки, двух порций мороженного, разговоров о разном, и странном, и после того, как в гостинице «Центральная» мы займемся любовью, выйдя от туда, как будто в совершенно другой – изменившийся город. Быть может, это мы тогда изменились. Я узнаю, что в детстве, когда ей было семь лет, ее укусила взбесившаяся собака, прямо в лицо. Ей сделали несколько операций, но шрам остался. Конечно, она много говорила о том, что накопит на пластику и избавится от него окончательно, как от какого-то кошмара, который мешает ей жить и чувствовать себя не хуже других. Я молчу. Только жду, когда она успокоится и можно начать говорить о чем-то другом, или начать целоваться. Вот только закрою глаза… Тогда был первый, и последний раз, когда мы занимались любовью при свете дня, дальше мы делали это, только в темноте, желательно полной…

Я полюбил ТЕМНОТУ, так я называл про себя девушку со шрамом, и, наверное, от этого быстро позабыл ее настоящее