История моего моря - Кирилл Борисович Килунин Страница 18

Я помню, как лежал в полной темноте, под тонкой простыней, или просто так – без всего, скинув с себя последний лоскуток своей оболочки, и ждал, кода она появится из ванной комнаты.

Мне казалось, что вот, покатилась бесшумно волна, я чувствую прохладу ее дыхания, и то, как она опускается медленно, и накрывает меня с головой, прохлада и нега, ее сладкий поцелуй, как, будто я целую темноту, и сразу становится жарко, огонь растекается по венам от кончиков губ до пальцев на ногах. Если она волна, то я – море, волна становится мной, я растекаюсь, сливаюсь с тьмой, вспышка, рождение новой звезды и падение вниз, шепот ветра в мое правое ухо: давай, я хочу, все позабыть, будь огнем. Я горю, насколько хватает сил, и, истратив последнюю искру, начинаю ощущать свое тело и ее. Мы как два выброшенных после шторма, лежим без сил, слизывая соленую влагу с искусанных губ.

Она голая и я. Легкое головокружение. Голос. Голубка. Гордая. В окне горит горизонт. Рассвет. Я беру ее руку в горсть, горячая, пахнет мускусом, потом. Эти глаза. Моя, моя… Ты. Гравитация. Грань…

– Это – грех, – шепчет она.

– Глупая, я тоже, люблю, – отвечаю, целуя ее остывшие губы, которые стремительно покрываются льдом. Чтобы их растопить, я целую, целую ее в уста. Как будто пытаясь спасти, зная, что она давно готова шагнуть с моста в ПУСТОТУ и стать той кем я привык ее называть – Темнотой.

Мне казалось, что я люблю Темноту. Целую неделю мы все свободное время проводили вместе, и как дети держались за руки, гуляя по улицам этого родного и такого незнакомого города. Над нами смеялись прохожие, нам улыбались в лицо пубертатные мальчики. Но мы ничего и никого не замечали. Кажется, мы ходили в кино, в музей бабочек, на какую-то выставку из Санкт-Петербурга, все это ничего не значило, нам просто нужно было быть где-то вместе. Конечно, мы занимались любовью, теперь только ночью. Спустя еще одну такую неделю я неожиданно для себя начал замечать чужие взгляды. Особенно старались женщины и молодые девчонки, они смотрели на мою Темноту как-то по-особенному, а затем на меня, как будто хотели спросить: «Зачем мне вот эта, со шрамом, когда есть они…». Быть может мне все только казалось, но в моей голове как тараканы завелись нехорошие мысли, часть из них начиналась с того же слова – «зачем…?». «Зачем» сворачивалось змеею и кусало за сердце. «Зачем» касалось любви. А еще, я думал о том, смогу ли я показать свою Темноту друзьям или привести в дом, к маме…

Наши встречи стали все реже. Темнота как будто не желала замечать случившихся со мной перемен. Она строила планы, в которых мы вместе… Едем летом в ее старый дом, доставшийся ей от деда, в деревню где-то – под Кизелом. Копим на море, и будем вместе сидеть на балконе, встречая морские закаты, когда огромное алое солнце, опустится за горизонт. Пойдем за грибами, когда наступят слепые дожди. И будем, будем вместе – всегда. Я слушал ее с замиранием сердца, и сердце сжималось от боли, я уже знал, что всего этого с нами не будет, никогда.

Я думаю, она все поняла, когда на очередное свидание я принес ей бордовую розу.

– Ты меня разлюбил?

В глазах ее слезы.

– Почему ты так думаешь?

Такие цветы, приносят, тогда, когда, кто-то умер…

Ты говоришь, глупости…

Она разрыдалась.

Я не стал ее успокаивать, а просто развернувшись, ушел.

Она звонила мне раз пять или шесть, писала мне письма.

Но, я уже выстроил стену из своего упрямства и мыслей о том, что правильно сделал. А ночами, кусая подушку, скулил, словно побитый хозяином пес.

Спустя три месяца, ТЕМНОТА пропала, и наступила ТИШИНА.

Спустя годы, я все еще чувствую горечь своей неправоты и ничего не могу с этим поделать, исправить. Я могу только постараться больше не делать подобного зла и оставаться один, если нет настоящей любви. Такой, когда, ты не предашь… Я успокаиваю себя тем, что просто запутался… И продолжаю жить, собирая цветные сказки своего Серого города.

14. Цветные сказки Серого города

Я часто слышу, что мой город Серый… Никогда, слышишь, я никогда, так не думал. Не в далеком детстве и сейчас… Просто, те, кто думают так, наверное, не могут выбраться за пределы собственного косного видения мира, или не знают и не желают замечать цветные сказки, которые может рассказать тебе мой город, если захочешь.

Я начал собирать эти цветные истории с момента, когда впервые в одиночку отправился покорять неизвестную землю, состоящую из малознакомых улиц, парков, чужих палисадов, ржавых гаражей и ничейных сараев. Завороженный магией всех этих манящих и звенящих своей непознанной загадкою мест. Мне было тогда пять лет.

Когда мне было пять лет, за нашим домом в густой траве палисада за ажурной решеткой прятались кусты земляники, еще больше этих чудесных ягод водилось вдоль трамвайных путей, что бежали в свою голубеющую даль от Рабочего поселка и к Цирку. Трамваи тогда ходили редко, скорее всего, их расписание совпадало с началом и концом рабочей смены больших и дымных заводов, огородившихся по берегу реки Камы высокими каменными заборами. Но нам все равно строго запрещалось гулять вдоль линий трамваев. А мы, наплевав на глупые запреты взрослых, гуляли, потому, что вечно были голодны и мечтали о сладком, на склонах трамвайных линий мы охотились на алую ягоду – землянику.

Мы радовались и дождю и солнцу, мы ничего не знали о сводках погоды. Большое теплое солнце светило нам прямо в глаза, а о начале дождя, нам рассказывали небо и стаи ласточек, похожих на черные стрелы, пущенные чьей-то щедрой рукой, стремительные, обгоняющие ветер – птицы.

Ласточки жили в гнездах прямо под нашим балконом. Мы встречали их с началом весны, ходили смотреть, как они кормят птенцов и учат их летать. Растирая на немытых физиономиях соленые слезы, мы хоронили тех из юных птицов, что падали вниз, разбивались или ломали крылья, попадая в объятья дворовых котов, в их цепкие лапки с когтями.

Мы отчаянно играли в шпионов и цепи, делали закладки из фантиков и цветов, кладя сверху осколок цветного стекла – секретик, и искали тайные клады. Не зная, что те прячутся у нас под ногами, также как сотни цветных чудесных историй.

Тогда я еще не знал, что на карте 14 века, составленной венецианцами Франциском и Домиником Пициани, наша река Кама брала свое начало у мифического