Развилки - Владимир Александрович Дараган Страница 18

Алена

Это была самая страшная зима в моей жизни. Нет, не случилось ничего катастрофического и непоправимого, все было как обычно. Но эта обычность меня и добила. Уборка, готовка, поездки в магазин за продуктами, по вечерам традиционный бокал вина у бассейна. Я пила вино и размазывала слезы по щекам. Иногда я гуляла по дорогам между холмами. Осенью и зимой там страшно, особенно, когда небо затянуто серыми тучами, а одинокие кипарисы кажутся гостями из темного мира. Я шла, смотрела на пожелтевшую траву и казалось, что моя жизнь, как эта дорога. И спереди, и сзади все было похожим. Сзади было недавнее прошлое, которое хотелось забыть, а впереди было будущее, похожее на это прошлое. И становилось страшно, что ничего не изменится, что я так и буду стоять у плиты или бегать с тряпкой по комнатам, что складки у носа станут глубже, будет больше морщинок в уголках глаз, а на попе и бедрах уже не удастся скрыть ямочки от целлюлита.

Да бог с ними, с ямочками, в депрессию меня вогнал Андреа, когда-то живой, веселый, ласковый и любимый. Что с ним стало? Осенью он почти перестал выходить из дома. Столовая и спальня, где стоял стол с компьютером — это его мир, это то, что его устраивало, откуда он никуда не стремился. Он располнел, стал спать еще больше. Иногда он звал меня, чтобы показать новые дизайнерские изыски: сидящие на голых ветках страшные совы, идущие по облакам дети… Я хвалила, говорила о его креативности и таланте, он кивал, отворачивался и снова утыкался в экран.

Нам еще принадлежал небольшой участок земли, заросший сорняками. Иногда Андреа начинал разговор, что неплохо бы посадить там оливковые деревья или разбить виноградник. Я молчала, представляя, какие еще заботы свалятся на мои плечи. Андреа это понимал и разговор затухал. Один раз за зиму мы выехали в гости. У тетки Андреа был день рождения, и она пригласила всех родственников. Жила тетка в Пиензе, в большой старой квартире. Я не любила там бывать. У них всегда пахло чем-то стариковским, кислым. И еще меня там преследовал запах старого дерева и пыли. Нет, пыли в квартире не было, но запах присутствовал, и он выводил меня из себя. Я ненавидела их старую мебель из темного дуба, кресла и диваны с завитушками, обитые красным плюшем, копии религиозных картин в золоченых рамах, тяжелые хрустальные бокалы с желтыми ободками. Казалось, что жизнь в этой квартире протекала так, как будто мир не менялся сто лет. И еще разговоры за столом — вот от этого хотелось выть. Может кто-то представляет итальянцев веселыми, танцующими тарантеллу под гитару или поющими серенады в лунные вечера? Загляните в дом тетки Андреа, и вы увидите молчаливых стариков, сидящих за столом, не спеша обсуждающих рецепты соусов к пасте или свои болячки. Рядом с ними сидит молодежь, внимательно слушает беседу о том, что с возрастом меньше радостей и что надо больше ценить здоровье, вкусную еду и сон. Молодежи отпускались редкие комплименты, обязательно сопровождаемые советами и поучениями.

Что я, даже Андреа с трудом выносил эти семейные сборища. Он рассказал, что когда мужчины уединились на террасе, чтобы обругать политику нового правительства, то разговор быстро перешел на болезни. Когда кто-то начал рассказывать о больной пояснице, то Андреа в шутку предложил лучше поговорить о женщинах. Рассказчик замялся, покашлял и начал рассказывать о своей соседке, у которой на ноге вскочила шишка, а когда ей сделали операцию, то оказалось, что это… Кстати, о пояснице. Андреа в декабре стал жаловаться на боли в спине и начал обертывать поясницу толстым шерстяным шарфом. Представляете картину? Молодой еще мужчина в мятых брюках, вытянутом свитере и с шарфом вокруг пояса. Все мои попытки купить ему для дома что-нибудь приличное, оканчивались разговором об экономии и что ему ничего не надо. «Это надо мне», — говорила я, но Андреа махал рукой и уходил к своему компьютеру.

В общем, как пишут в книгах, тоска сжимало мое сердце. И от этой тоски я начала общаться с Никитой. По вечерам мы болтали по телефону. Он уходил от жены на улицу, рассказывал мне о желтых листьях, шампиньонах и холодных дождях. Романтика, одним словом. Я слушала, хлюпала носом и вспоминала, как мы с первым мужем осенью гуляли в Сокольниках. Влюбилась ли я в Никиту? Скорее нет, чем да. Не могла я забыть, как он воровато оглянулся, когда попытался меня обнять у ворот нашего участка. Не смогу я полюбить такого мужчину, но болтать мне с ним было интересно.

А вот весной пришла настоящая тоска. Впереди лето, гости, в разы больше готовки и уборки. И так мне стало себя жалко, что я захотела увидеть Никиту. Ничего эротического в моей хотелке не было, просто хотелось чего-то нового. Погулять, послушать его рассказы, снова ощутить себя женщиной. Никита предложил встретиться в Париже — отлично, там есть куда пойти и на что посмотреть. Люблю я этот город за его многообразие.

И что? Я прилетела, и тут же позвонил Андреа. Еще перед моим отъездом он реально начал хныкать, что ему будет одиноко и что он будет за меня волноваться. Не знаю, что он представлял. Наверное, темную ночь, когда я голая сижу в окружении десятка разгоряченных мужчин. Иначе, как объяснить, что он выпытывал малейшие подробности моих планов: где я буду жить, где питаться, куда пойду, где живет подруга, которая позвала на помощь… Достал он меня ужасно, я разозлилась, резко прекратила его расспросы, сказав, что буду периодически присылать ему фотоотчеты, чтобы он был спокоен.

Так вот, Андреа сообщил, что ему плохо, у него одышка и болит сердце. Я ожидала нечто подобного. У него всегда болит сердце, когда он меня ревнует или, когда он не хочет заниматься домашними делами. Сначала я решила не обращать внимания на его жалобы, но он сказал, что ему правда плохо, что так сильно сердце никогда не болело и что он, наверное, вызовет неотложку. Когда мы с Никитой приехали в квартиру — шикарная квартира на набережной, напротив Лувра, Андреа позвонил снова и сообщил, что его везут в больницу на обследование. Черт! Вот это уже серьезно. Ни о чем другом я больше думать не могла. Перенесла рейс в Рим на следующий день, выпила снотворное и легла спать. Никита попытался приставать ко мне, но быстро понял мое состояние и лег спать в другой комнате. Спасибо ему за это!

И что вы думаете, я увидела в римском аэропорту? А увидела я Андреа с виноватой улыбкой и букетом цветов. Как же я разозлилась!

— И что это было? — спросила я в машине.

— Врачи сделали ЭКГ, анализы и сказали, что возможны три причины.

— Какие причины?

— Межреберная невралгия от простуды, спазм сосудов от переживаний или изжога.

— Боже! Какая еще изжога?

— Она может вызвать такие боли, — сказал Андреа. — Это самое вероятное. Ты улетела, и я съел целую банку маринованных оливок.

— Я же тебе котлет нажарила, рис сварила, суп из курицы в холодильнике оставила.

— Мне было грустно и я решил поесть оливок.

— Ты чудовище! — почти закричала я. — Испортил мне поездку.

Андреа замолчал, надулся.

— Прости, дорогой, — сказала я и погладила его по голове. — Я волновалась за тебя, верю, что тебе было плохо. Теперь мы вместе, все будет хорошо.

Вот так я побывала в своем любимом Париже. Лувр я видела, когда мы выходили, а потом садились в такси, а площадь Бастилии видела из окна машины.

Из дневника Макса

Расстаешься с женщиной и думаешь: а была ли любовь? Ответ простой: если ты ее ненавидишь или с теплотой вспоминаешь, то была. А если вспоминаешь только, когда видишь, то расставание было правильным. Никакой любви не было.

***

Старался устраивать