Людмила Петрушевская - Новые Гамлеты Страница 2

И отец прочел ему наставление (успел прочесть до смерти Леки), когда сын возразил ему, что сам хочет возделывать свой сад: "Но чтобы в земле твоего сада не были закопаны трупы".

Так значительно сказал великий отец, у которого как раз в родном городе росла именно что незакопанная дочь десяти уже лет!

Короче, пал и этот удар на совершенно обезумевшую семью уже взрослых людей, они часто собирались одни, втроем, вроде были дела на могиле матери, потом они собирались и решали, что делать со страшным гвоздем в двери,

но тут отец благополучно выписался из квартиры, прислав дочери в конверте слова "будьте вы все прокляты", сильное изречение.

И тогда настал период исхода.

Лека по маме была еврейкой, и старший сын, придравшись к этому, уехал навсегда в Израиль, даже носил перед отъездом кипу и цитировал Тору без умолку, как бы сойдя с ума, всем талдычил не останавливаясь, не давая никому сказать словечка. Жена и дети с ним не поехали.

За ним тронулся и младший так и не женившийся брат, и они все время вызывают сестру, а она все не едет, но страшно жалеет и любит их, как бы став маленькой Лекой; братья там живут один при другом, не в силах расстаться, привыкшие к семейному теплу, и работа уже имеется, сданы экзамены, оба дисциплинированные и работящие, как мать и Петр, это он им втемяшил в головы законы жизни своими криками, явно. Мать тоже что-то в этом духе говорила, но более возвышенно: о добре и зле, о пользе и т. д.

Знала бы ты, мама, чем обернулось твое добро, думали дети.

В дни рождения братья подолгу говорят с сестрой и гостями, платя потом, видимо, большие деньги по счетам за телефон. Но не в день рождения отца, которого они не простили, новые Гамлеты.

Хотя в мире бывает и так, что дети дружат с новыми детьми, а прежние супруги остаются хорошими знакомыми и совместно обсуждают жизнь детей.

Но, видимо, очень глубоко впилась в их души еще в детстве какая-то заноза, боль, что отец пришел к ним незаслуженно с небес как святой, что он все кинул ради них, от всего отказался, что надо благодарить небеса за то, что отец все остается и остается с ними.

И он - вот что интересно - действительно все оставался и оставался с ними до самых похорон, не уезжал к той семье, предпочитал эту, хотя дети уже выросли, а жена представляла собой беспомощного инвалида.

Но именно это дети восприняли как самую изощренную подлость, как утаение камня за пазухой, как ложь; а ложь для взрослых детей самое невыносимое, оказывается. Отец притворялся!

Ну что же, семья действительно распалась по частям, отец далеко, сыновья совсем за линией горизонта, дочь здесь, младшие без отцов и без деда, словно была война, унесшая всех мужчин рода.

Но отец-то жив, несмотря на то что дети его не воспринимают, и вот он,

живой, живя рядом со своей новой семьей, живя в полном порядке, дочь растет, и жена пылинки с него сдувает (опять), он вдруг присылает письмо - и не домой дочери, и не сыновьям в огненно-солнечный Израиль, а посторонним людям, которые были десятки лет верными друзьями дома.

Это тоже семейная пара, где жена - художница. Художнице принадлежит

ав торство портрета Леки, где вся Лека видна как живая - яркое платье, черные пылающие глазки, крутой детский лоб и румяные щеки, все раздвинуто, сморщено улыбкой.

И вот муж Леки Петр почему-то пишет в порыве это письмо, и в этом письме содержится плод многолетних раздумий, что это был правильный портрет. Она там злобная! Сам портрет злобный и правдивый. Как его автор, кстати. То есть десять лет ждал и написал наконец ошеломляющую правду - смеялись знакомые и дети.

Чуть ниже этого муж Леки написал, что за десять лет ни строки! Никто! Дети ладно, они прокляты, но друзья? Или вы притворялись друзьями сомневается Петр теперь уже в них, в совершенно посторонней паре чужих ему людей, которые всегда приходили именно к Леке, поскольку именно с Лекой учился муж художницы.

И что это за странность, десять лет прошло, старику под семьдесят, что за думы одолевают этого гордого человека, если он хочет обидеть теперь и этих, посторонних людей, очень любивших Леку?

Может, теперь у него тоже распалась связь времен, то есть он начал сомневаться, как Гамлет, а вообще любил ли его кто-нибудь?

Дети, любили ли они его? Друзья? Жена (и новая жена)?

Вся жизнь, все счастливые совпадения, спасение старшего из пруда, страшные болезни младшего, чудная дочь, которой они гордились, говорит по-английски, как англичанка,- вся эта семейная связь, на которой держатся времена, что, она распалась?

И не думает ли он теперь, быть или не быть,- этот новый Гамлет в поисках выхода из своего положения: несправедливо обиженный, брошенный, преданный, может быть, он все пытается кому-то объяснить что-то, все пишет в уме письма, вероятно, так: деточки, дети мои, быть или не быть? Был я или не был?