Василий Боткин - Литература и театр в Англии до Шекспира Страница 2

В Старой Англии поэзия и представитель её – менестрель – слиты со всеми замечательными событиями её истории: по народным легендам, король Альфред, переодетый менестрелем, приходит в лагерь датчан; за четыре века до него, саксонец Бардульф менестрелем пробирается в город Иорк, в котором бритты осаждают брата его Кольгрима; шестьдесят лет позже менестрель проводит датского короля Алафа в лагерь Ательстона; наконец, в XII веке менестрель освобождает Ричарда Львиное-Сердце. Положим, что все это не более, как народные легенды, но они показывают, какое важное место занимали менестрель и его искусство в народном воображении. Впрочем, не одни легенды и хроники свидетельствуют о народности менестрелей: в 1315 году, при Эдуарде Втором, королевский совет, желая прекратить бродяжничество, издал повеление, запрещавшее прохожим останавливаться в монастырях и за́мках баронов, «кроме менестрелей». В 1316 году, в то время, когда король Эдуард праздновал в Вестминстере Духов день, въехала в залу переодетая менестрелем женщина, на разубранном коне «по обычаю менестрелей», и, подав королю письмо, тотчас же выехала из залы. Король, недовольный письмом, сделал строгий выговор привратникам, которые, в оправдание свое, отвечали, что «никогда не было в обычае отказывать менестрелям вход в королевский дворец». Из обнародованных монастырских и церковных архивов видно, что в XV веке нанимали менестрелей на всякий праздник, как для увеселения собирающагося народа, так и для самой монашествующей братии. Словом, где только собирался народ – на монастырских праздниках, на ярмарках, в деревнях и за́мках – там были непременно и менестрели, распевая свои баллады о народных героях, о подвигах владетелей за́мков, и битвах Перси с Дугласами, о Робине Гуде и бесчисленное множество других, давно уже совершенно утратившихся из народной памяти.

Возрождение классической литературы в Италии в XV веке, вкус к которой быстро распространился в Англии и охватил её высшие сословия, повело, с одной стороны, к уничтожению менестрелей, а с другой – к упадку народной поэзии и отделению её от литературы собственно. Уже в начале царствования королевы Елизаветы парламентский акт поставил менестрелей на ряду с нищими и бродягами. Образованные сословия, пораженные удивлением к древнему миру, с презрением смотрели на менестрелей, и, увлеченные стройной красотой его произведений, с жаром бросились изучать их, и думали только о подражании своим классическим образцам. Естественно, что следствием всего этого было решительное пренебрежение национальным элементом, так что, можно сказать, до самого конца XVI века, когда появились уже произведения Шекспира, в Англии не было собственно национальной литературы. Конечно, были английские поэты, но не было английской национальной поэзии, потому что поэты эти были бо́льшею частью только ученые, изучившие латинское и итальянское стихотворство и старавшиеся подражать своим латинским и итальянским образцам. Их сонеты, аллегории и рассказы естественно не могли иметь в себе много национального. Шекспир первоначально своими повествовательными стихотворениями и сонетами вступил тоже в ряды этих поэтов. Итак, почти до половины царствования королевы Елизаветы английская литература состояла из подражания иностранным образцам – французским и испанским рыцарским романам, итальянской поэзии и новеллистике. Но на сцене английской стал впервые проступать народный саксонский характер, и возникавший театр сделался очень скоро почти исключительною национальною собственностью. Любовь к театру быстро охватила двор, дворянство и народ, и в течение каких-нибудь двадцати пяти лет театр совершенно вышел из своего до тех пор весьма низкого положения. До Генриха VIII английские театральные пьесы были слабыми или грубыми драматическими попытками, а уже дворы Елизаветы и Иакова особенно любили шекспировские пьесы и, народ преимущественно посещал представления его труппы. Может быть, современники Шекспира и не вполне понимали достоинства его произведений, но все-таки, кажется предчувствовали их. Бэн-Джонсон, например, в стихотворении своем на смерть Шекспира, напечатанном в 1623 году, высоко ставил его над всеми английскими драматургами:

«Торжествуй, моя Англия!» говорит он: «ты можешь указать у себя на такого поэта, перед которым должны преклониться все театры Европы. Он принадлежит не одному нашему веку, а всем временам».

Эти слова показывают, как высоко уже ставили Шекспира его современники, а еще Бэн-Джонсон считался завистником и соперником Шекспира. Но, однакоже, тем не менее Шекспир, которого достоинства понимали знатоки и чувствовали его современники, при жизни своей далеко не пользовался обширною славой. Через несколько десятков лет по смерти своей он был почти совсем забыт, и потом более века оставался в совершенной неизвестности. Постараемся вкратце изложить причины такого странного забвения.

Любовь, которую оказывали к произведениям Шекспира при жизни его, никаким образом не могла быть всеобщею уже потому, что театральное искусство было в то время ремеслом, на которое, вообще, смотрели очень дурно. Духовенство, сословие судейское, среднее сословие, лондонский лорд-мэр и городской совет постоянно были против театров и актеров. Набожность и строгие нравы сильно восставали против чувственного, светского искусства; даже писатели нападали на театр, как на общественную порчу. Сами драматические авторы, как, например, Грин и Госсон, раскаявались в старости, как делывали это рыцарские эпические поэты в XIV веке, в своей прежней греховной деятельности, заклиная своих друзей бросить грешное искусство и, для искупления своих грехов, писали набожные сочинения. Самые горячие защитники театра соглашались, что это такое дело, которое не может существовать без подпоры и покровительства. В узаконениях того времени актеров постоянно ставили на ряду с фокусниками, фиглярами, бродягами и разносчиками всякой дряни. Таким образом, во время своего самого цветущего положения драматическое искусство в Англии должно было постоянно защищаться от угроз и преследований яростных и сильных врагов. Правда, что положение актера было тогда очень выгодно, но на нем лежало нравственное пятно: актер был богат, но отделен от общества, а театральный писатель, находясь в совершенной зависимости от актера и не разделяя его денежных выгод, был точно так же, как и тот, отвергаем обществом.

Вообще, положение драматического писателя было в то время в Англии весьма незавидным. С ними было не то, что́ с французскими и немецкими поэтами прошлого века, когда ничто другое не развлекало внимания публики и когда литературное движение одно наполняло собою всю жизнь общества и господствовало над всеми другими интересами. История Англии, до утверждения в ней протестантизма Елизаветою, была самою тревожною и воинственною. Более века – с 1339 до 1453 года – продолжавшаяся война с Францией выказала в великолепном блеске мужество английского рыцарства и воинственные таланты его предводителей: – Черного принца и короля Генриха V. Тотчас за тем возгорелась кровопролитная междоусобная война домов Ланкастерского и Иоркского, известная под названием войны Алой и Белой Розы. В этой войне, продолжавшейся тридцать лет, с 1453 до 1485 года, погибла почти вся английская аристократия баронов и более миллиона народа, так что при Генрихе VII оставалось в верхней палате только двадцать семь лордов. После тяжелых и тревожных царствований своенравного Генриха VIII и католической Марии Тюдор, восшествие на престол Елизаветы было истинным благодеянием для Англии: с этого времени начались и благоденствие, и величие её. Религиозная самостоятельность нации, искусства и науки, свойственные духу английского народа, будущая морская сила и политическое значение государства – все это впервые стало обнаруживаться в царствование Елизаветы. Необыкновенно быстро начал тогда развиваться в Англии дух предприимчивости, торговли, промышленности; вместе с тем во внешних сношениях своих и именно в протестантской борьбе своей с католической Испанией и папой, английская политика приняла чисто-национальный характер. Гибель «непобедимого испанского флота» (1588), посланного для завоевания Англии, отважные морские экспедиции, образовавшие в то время целый ряд героических моряков – все эти события вместе утвердили политическое превосходство маленькой Англии над тогдашнею почти всемирною монархиею Испанскою и положили основание её будущему морскому величию. После присоединения к ней Шотландии, последовавшего по кончине Елизаветы, начались счастливые колониальные предприятия. Способствуя развитию торговли и промышленности, начинали они быстро распространять внешнее влияние государства. Естественно, что при этой юной политической деятельности, при этом только-что обнаружившемся национальном чувстве, среди таких важных практических и государственных интересов, литература – и в особенности театральная литература – могла занимать очень незаметное место. Отсюда легко понять, почему среди столь важных государственных событий такой философ, как Бэкон, и такой поэт, как Шекспир, хотя и были замечены знатоками, но далеко не имели всеобщей известности. Слава Ариоста и Тасса и впоследствии Расина быстро пронеслась по всему европейскому свету, а о Шекспире в XVII веке никто не слыхал вне Англии, и даже свидетельства об его прежней славе в отечестве надобно было впоследствии отыскивать с большим трудом. Таким образом, даже одна известность Шекспира должна была с самого начала бороться с враждебными обстоятельствами, тем менее могло быть речи о понимании его произведений. При жизни его на пьесы его только смотрели, и они написаны были единственно для представления; кто их не видал – совсем не знал их. С драматическим искусством поэта было почти то же, что́ с искусством актера, которое имеет ту бедственную участь, что его невозможно ни оковать, ни уловить, и исчезает оно в тоже самое мгновение, в которое чарует собою зрителей. Важные и серьезные люди того времени с состраданием посмеивались над легкомысленным занятием ожидавших себе бессмертия от своих театральных стишков. Из шекспировских пьес при жизни его напечатаны были очень немногие; сочинения его явились, уже семь лет спустя после его смерти, в 1623 году, собранные его товарищами. В то время произведения его были еще в некоторой чести, хотя нашлись уже порицатели и гонители их; затем в скором времени о них совершенно забыли.