Мирза Ибрагимов - Слияние вод Страница 21

Ширзад с отвращением морщился всякий раз, когда вглядывался в Ярмамеда, а если б Рустам хоть раз попристальнее всмотрелся в лицо своего счетовода, то без труда угадал бы за смиренной улыбочкой такую глубокую годами выношенную злобу, что, пожалуй, у бывалого солдата дрожь пробежала бы по телу.

Как от собственной тени, Ярмамед всю жизнь не мог уйти от своего прошлого.

Однажды он скрыл в анкете, что отец его был моллой, а мать профессиональной гадалкой. Его прогнали с работы. Он устроился в другом месте - в районном отделе народного образования, но и оттуда его уволили по той же причине. Заглянул в коммунхоз, в райпотребсоюз - всюду говорили, что вакансий нет.

Отец Ширзада, Касум Кенгерли, в ту пору заведовал райфинотделом. Сжалился он над Ярмамедом, взял к себе, не посчитавшись с анкетой. "Был бы только честным!" - так рассуждал Касум.

А честным-то Ярмамед и не был.

Старый коммунист Касум Кенгерли всегда говорил то, что думал. То он открыто критиковал никуда не годную систему заготовок мяса и молока, то неодобрительно отзывался о ком-то из Наркомата финансов, то высмеивал бюрократов из Госплана республики. А Ярмамед слушал да на ус мотал.

Родители его давно умерли, но трусу казалось, что только отец-молла с Кораном в руках загораживает ему путь, мешает сделать карьеру. Значит, следует выслуживаться, хоть на брюхе подползти к выгодному, тепленькому местечку, любой ценой снять с себя кличку чужака. Ярмамед нашел покровителей, по дешевке купивших его совесть, по их приказу начал шпионить и строчить доносы о "контрреволюционных настроениях" Касума. Капля камень точит, а грязевые потоки после ливней подмывают и рушат гранитные скалы. Доносы сделали свое дело, и отца Ширзада арестовали, а Ярмамед возликовал, решив, что теперь навсегда избавился от своей тени,

Но пришло наконец время, когда отца Ширзада посмертно оправдали, восстановили в партии, и преступления, словно ржавая цепь, обмотавшаяся вокруг шеи, начали душить Ярмамеда. Еда и чай превратились в отраву: каждую минуту он ждал, что Ширзад остановит его, воскликнув: "Убийца! Ты погубил моего отца!"

Где искать защиты? Ярмамед расстилался перед Рустамом-киши, хотя был уверен, что, узнай председатель о его преступлениях, - секунды около себя держать не будет, прогонит с позором.

Таков был тихоня Ярмамед.

5

Ширзад шел рядом с Гызетар, - она привыкла к его молчаливости, не мешала думать, и он был благодарен ей за это. А ему нужно было серьезно подумать о Салмане, о том, принесет ли тот пользу колхозу на посту заместителя председателя. Нельзя отрицать, что Салман - расторопный, общительный, пожалуй, и авторитетом у колхозников пользуется. Он знает колхозное хозяйство, зорок, умеет вовремя рассмотреть положение на том или ином участке и сманеврировать. Недостатки? Недостатков в нем уйма. Ну, а кто без недостатков? Будем критиковать, исправим, глаз не станем спускать. А возражать против Салмана Ширзаду неудобно, еще посчитают, что он сам зарится на эту должность.

Так доверчивый Ширзад оправдал полностью или почти полностью Салмана и в душе передал этот вопрос на усмотрение Рустама-киши: пусть, мол, сам решит и выносит дело на правление...

На дороге послышались резкие гудки автомобиля, все обернулись, отошли к обочине, увидев, что их нагоняет грузовик.

Поравнявшись с Рустамом, шофер лихо затормозил и, выпрыгнув из кабины, спросил с перепуганным видом:

- Товарищ Рустамов, что случилось? Почему пешком идете?

Шофер был из "Красного знамени".

Когда ему объяснили, что произошло, он крепко обругал неповоротливых плотников, - ведь там и работы-то на полчаса от силы, - и пригласил гостей садиться.

Тотчас Ярмамед распахнул пошире дверцу кабины, протер рукавом сиденье и обернулся к председателю:

- Пожалуйста, киши, место ваше.

- Сам садись. С молодыми поеду, есть разговор...

Ухватившись за борт, Рустам подтянулся, прыгнул в кузов и опустился на скамейку. Лишь прерывистое дыхание выдавало, что нелегко ему дался такой прыжок. Машина тронулась, ветер степных раздолий ударил в лицо, засвистел в ушах.

Рустам, довольный, что незнакомый шофер из "Красного знамени" узнал его, положил руку на плечо сидевшего рядом Наджафа и миролюбиво сказал:

- Ну, орлы, ваше дело теперь поднять на ноги всю молодежь! Вся надежда моя на вас. Год особый, решающий. Далеко вперед надо шагнуть, будто в семиверстных сапогах.

"А хороший у нас председатель!" - расчувствовался Наджаф и, выкатив колесом выпуклую грудь, заверил:

- Молодежь не посрамит колхоза. А ваша забота, дядя, старичков расшевелить. Вот и получится полный ансамбль.

- Если так, обязательно перегоним Кара Керемоглу, - с улыбкой сказал Рустам.

- Кто такой Кара. Керемоглу перед вами, дядюшка! - воскликнул Салман. - Да его всерьез и считать-то нельзя!

- Ну-ну! - замахал обеими руками Рустам и поморщился. - Чепуха! Кара крепыш! И умен, как бес.

- Крепыш-то крепыш, а перед вами не устоит, - не согласился Салман.

Ширзад, раздраженный однообразной лестью бухгалтера, резко вмешался в разговор:

- Если каждый будет жить только работой, думать о благе колхоза, а не о собственной корысти, то, конечно, выйдем победителями! А вы с утра перины взбиваете, чтобы спать мягче было.

Наступило молчание. И хотя льстивые слова Салмана были Рустаму приятнее справедливой резкости партийного секретаря, он, важно наклонив седую голову, согласился:

- Да, пока надо толковать о работе, не о лаврах. - И поправил растрепанные ветром усы.

6

По обеим сторонам дороги тянулись хлопковые поля "Красного знамени".

Когда машина, замедлив ход, осторожно пробиралась среди ухабов, Рустам, окинув внимательным взглядом равнину, сказал:

- Золотая земля. Кара Керемоглу выбрал под хлопок замечательный участок...

Ширзад подумал: вот вступают в борьбу два самолюбивых человека, чтобы доказать свое личное превосходство, умение образцово вести хозяйство. А в пожилом-то возрасте самолюбие особенно выпирает. Рустам по складу характера не любил сидеть во втором ряду, а старался всегда пробраться на первое место. Конечно, в прежние годы случалось, что Рустаму доставались вторые и даже третьи места, но тогда он искал для себя оправдание в трудностях послевоенных лет. И с ним обычно соглашались. А теперь ссылаться на войну не приходится. Только заикнись - засмеют!

Может быть, и сейчас многоопытный председатель заранее ищет объективную причину возможного поражения: "У Кара Керемоглу земля лучше нашей".

Эта предусмотрительность не понравилась Ширзаду, он возразил:

- У нас земля не хуже. Некоторые участки для хлопка даже выгоднее, чем здешние.

Рустам снисходительно улыбнулся.

- Ты уж меня спрашивай, деточка, о земле. Каждый вершок колхозного поля знаю.

- Рустам-киши - бог муганского хлопководства! - подхватил Салман. - К самой бросовой земле прикоснется его рука и там зацветут прекрасные лилии...

- Салман напрасно толкует о каких-то богах и лилиях, - вздохнул Рустам. - Но в одном он прав. Нет плохой земли, есть плохие землепашцы. Муганская земля нам говорит: "Любовно ухаживай за мною, и я тебя возвышу. Забросишь меня - уничтожу. За твое прилежание заплачу вдесятеро, а заленишься - пеняй на себя". Конечно, в "Новой жизни" земля лучше, тучнее. А почему?

Потому, что за нею ухаживают такие верные патриоты Мугани, как вы, ребята.

И он сгреб в кучу стоявших рядом парней, начал их мять, с довольным видом похохатывая:

- А в старике силенки куда больше, чем в целой стае игитов.

Ширзад сидел у самого борта, и руки председателя до него не дотянулись. Задумавшись, он глядел в степь, накурившуюся теплым, влажным паром землю, и чудилось ему, что от земли пахнет, как от вынутых из очага чуреков.

Машина подъезжала к селу. Показались дома, окруженные еще безлиственными садами, фермы, водонапорная башня, сараи. На дороге толпились колхозники с красным флагом. Среди них находился и Кара Керемоглу, невысокий, худенький, в скромном черном пиджаке шапке-ушанке. Вид у него был такой, словно он по ошибке попал сюда и хотел бы затеряться в толпе. Лишь глянув в его глаза, почти прикрытые мохнатыми седыми бровями, можно было догадаться о том, как он взволнован.

Грузовик остановился, гости с веселыми восклицаниями спрыгнули на землю. Из кабины вышел и начал кланяться ниже всех Ярмамед. Салман помог спуститься крикнувшему Рустаму, и тут оказалось, что Кара Керемоглу стоит впереди встречающих, как и подобает председателю, на достойном его месте.

- Добро пожаловать, милости просим! - сказал он с искренней улыбкой. Да будет легка ваша поступь, дорогие!

Раздались дружные крики: "Ура!"

Председатели сперва крепко пожали руки друг другу, потом расцеловались. Поцелуйный обряд понравился и гостям и хозяевам, они тоже стали целоваться. Даже на Гызетар кто-то наскочил, ухватил в обнимку и смачно чмокнул в холодную румяную щеку. Потом она очутилась в объятиях другого парня и вдруг с изумлением заметила, что целует ее Наджаф.