Валерий Брумель - Не измени себе Страница 21

Ник Джемс в состязаниях не участвовал: не мог оправиться после серьезной травмы. На матч явилось около ста тысяч зрителей, присутствовали члены правительства и американского посольства.

Учитывая свою подготовленность, я почувствовал, что эти соревнования пройдут для меня как праздник. Так и случилось. Легко, без нервов, почти торжественно я неуклонно наращивал высоту. Каждый мой новый прыжок сопровождался аплодисментами. Затем под бурю восторгов пали и 228.

Сейчас я думаю, что мой мировой рекорд так или иначе связан с всеобщим подъемом в стране. Печать в то время сообщала:

"Коллектив Ленинградского Металлического завода имени XXII съезда КПСС успешно трудится над созданием уникальных гидротурбин для Красноярской ГЭС".

"Воздушный лайнер Ту-114, названный Фиделем Кастро чудом техники, совершает беспосадочные трансатлантические полеты от Москвы до Гаваны за 14-15 часов".

"Атомный ледокол "Ленин", взламывая двухметровый ледяной покров, бороздит северные воды".

"Челябинский трубопрокатный завод в ответ на отказ Западной Германии поставлять Советскому Союзу трубы большого диаметра начал выпускать свои трубы такого же диаметра. На одной из них рабочие написали: "Ответ Аденауэру".

"Вступил в строй крупнейший в мире газопровод Бухара - Урал протяженностью 2 тысячи километров".

"Советские войска получили мощное ракетное оружие, которое закрывает воздушные границы Родины от любых посягательств агрессоров".

После того как меня признали лучшим спортсменом в мире, на меня неудержимо покатился ком славы. Радио, телевидение, специальные фильмы, статьи в журналах с огромными фотографиями, бесчисленные интервью, автографы, масса поклонников - начиная с известных артистов, кончая директорами гастрономов.

Жену в этот период закружило вместе со мной. Мы забыли о прежних распрях (потом, правда, оказалось, что забыл один я) и с головой окунулись в этот приятный вихрь.

Позже я стал понемногу перенимать кое-что от напыщенного индюка. Но деградировать полностью не позволило дело. Я повел штурм следующей высоты.

В Риге преодолел 223. В Цюрихе 224. В Лос-Анджелесе я вплотную подошел к рубежу 229. Подвела гаревая дорожка. В этот сезон все секторы на американских стадионах задумали перекрывать заново. На выбор мне предложили "гарь" или "гростекс". Искусственная дорожка была лучше, она чуть пружинила, но "гростекс" еще не признала Международная легкоатлетическая федерация. Я опасался, что рекорд не будет засчитан, и выбрал старое покрытие. И просчитался: прыгать пришлось, что называется, "на пахоте". Грунт, постланный за два дня до соревнования, не успел улежаться. В Лос-Анджелесе удалось взять лишь два метра двадцать пять сантиметров.

Через две недели я снова вышел в сектор, уже в Киеве. Всего 224.

Затем несколько состязаний подряд. Везде на высоте 229 планка звонко брякалась на землю.

И вдруг, словно после изнурительной гонки, я ощутил страшную усталость, апатию. Не хотелось даже думать о прыжках. А предстояло первенство Советского Союза.

Я проиграл его Габидзе. По попыткам, с результатом два метра семнадцать сантиметров.

В погоне за новым рекордом я не заметил, как приблизились сроки Олимпийских игр в Токио.

На первой тренировке в Токио (за полторы недели до начала игр) мне еще удалось взять два метра. Куда все подевалось: техника, чувство грунта, воля. Но втайне я все же надеялся выиграть Олимпиаду.

Заключительный этап подготовки я провел в одиночестве, отыскав какой-то захудалый стадион с запущенным сектором. Я не хотел, чтобы кто-либо увидел меня слабым. И правильно сделал. Однако я перестарался и от нервного перенапряжения перестал спать. Выручил начальник команды Кислов.

- На ночь стакан водки! - авторитетно заявил он. - Лучше не придумаешь!

Я выпил и за день до начала Олимпиады заснул как ангел.

Настал наконец "судный день". Контрольный норматив утренних квалификационных соревнований равнялся двум метрам шести сантиметрам. Кому он не покорялся, тот не попадал на вечерний финал. Признаться, здесь я натерпелся страха.

Преодолев два метра, я застрял на высоте 203. Первая попытка - сбил. Вторая - то же самое.

Ко мне подошел Габидзе:

- Ты что, спятил? Это же 203!

Я тупо кивнул. Воля, разум, мышцы как бы парализовались.

На последней попытке я несколько раз вставал на место разбега и тут же отходил в сторону. Меня обдавало холодом. "Что делать? С ума сойти! А если не возьму? Нет, нет! Ведь всего два метра три сантиметра".

Я понесся вперед и, изобразив лишь форму прыжка, перелетел через планку, слава богу! 206 я взял сразу же.

Однако пережитое ощущение катастрофы все еще не покидало меня. Выходя из сектора, я увидел вытаращенные глаза Кислова, которые под очками казались еще больше, со всей остротой представил последствия своего провала: реакция в газетах, слухи. Желая быстрее скрыться, я забыл пригнуть голову и ударился лбом в перекладину железной калитки, отделяющей стадион от публики. Кислов в последний миг успел подхватить меня, я чуть не потерял сознание...

Сейчас мне кажется, что именно этот удар привел меня в чувство, избавил от панического состояния.

С огромной шишкой на лбу я вышел на вечерние состязания.

К Олимпийским играм в Токио легкоатлетическая команда США подготовилась как никогда за всю свою историю. Американцы претендовали минимум на двадцать золотых медалей. Бег, мужская эстафета, толкание ядра, метание диска, прыжки в длину, с шестом, наконец, в высоту - эти виды они считали беспроигрышными. И не ошиблись. Завоевав в легкой атлетике уверенную командную победу, они увезли с собой четырнадцать золотых медалей. Мы только пять.

В финал по прыжкам в высоту вышли Ник Джемс и Патрик Фул (США), Габидзе и я (СССР), швед, поляк, австралиец и министр по спорту небольшой африканской республики. Кроме меня и Ника Джемса, все они имели результаты порядка 220, министр - 216. Прыгать начали с 203. На этот раз я, как и остальные, преодолел эту высоту с первой попытки. На 209 "посыпались" те, кто не обладал олимпийским опытом. 212 не покорились шведу, поляку, австралийцу и министру. В секторе остались Ник Джемс, Патрик Фул, Габидзе и я.

На высоте 214 начались неприятности. Первая попытка оказалась неудачной для всех, вторая - лишь для нас с Габидзе. И опять спасибо Габидзе. Он как тень принялся ходить за мной по сектору и настраивать на третью попытку:

- Эту Олимпиаду должен выиграть ты, только ты! Я нет. Я уже все... Соберись!

На этой Олимпиаде Габидзе рассматривал себя лишь как своеобразное прикрытие моих тылов. Я был для него не соперник, а надежда и оправдание собственного выступления на этих играх. В моей победе он видел свою.

214 я взял. Габидзе выжал из себя все, что мог, и перепрыгнул эту высоту тоже. Я подошел к нему, искренне обнял его. От того, что нас по-прежнему двое, у меня заметно поднялось настроение.

216 я преодолел с первого раза. Ник Джемс - со второй попытки, Патрик Фул - с третьей. Габидзе выбыл. Однако сектора он не покинул, остался со мной.

Погода начала портиться. Спустился легкий туман, стал накрапывать мелкий дождь.

Пока в лидеры состязаний вышел я. По попыткам. За мной Ник Джемс, следом его соотечественник. На стадионе присутствовало множество наших туристов. Они беспрерывно подбадривали меня дружными выкриками и самодельными транспарантами типа: "Отступать некуда - позади Москва!", "Буслаев, даешь рекорд!"

218 я вновь перелетел с первой попытки. Меня бросился целовать Габидзе. От радости он едва не плакал.

Когда Ник Джемс перелетел 218 с первого захода, у меня все равно оставался резерв - выигранная попытка на предыдущей высоте. Патрик Фул на 218 выбыл.

Установили 220. Я почувствовал, что не сделаю уже ни одного толкового прыжка. Вдобавок дождь усилился, потемнело. Посматривая на Ника Джемса, я понял, что этой высоты он тоже не возьмет. Американец радовался своей личной победе: после третьего места в Риме теперь второе, серебро. Он был доволен и не желал больше бороться. А зря! Если бы он знал, что отдает титул олимпийского чемпиона сопернику, который пребывает в своей наихудшей спортивной форме!

Закончилось все так, как следовало ожидать: ни я, ни Джемс два метра двадцать сантиметров не покорили.

Спустя некоторое время я стоял на высшей ступени олимпийского пьедестала почета, по бокам от меня высились два рослых американца: Ник Джемс на второй тумбе, Патрик Фул - на третьей. Несмотря на разную высоту ступенек, наши головы находились на одном уровне.

У меня вдруг появилась мысль: "А не пора ли? Вот самый удобный момент, когда можно уйти. Уйти непобежденным олимпийским чемпионом и шестикратным рекордсменом мира. Или нет?"

Я не успел себе ответить - над стадионом загремел Гимн Советского Союза...

КАЛИННИКОВ

Больные ко мне теперь ехали со всех концов Союза: из Грузии, Прибалтики, Сибири, Молдавии. Один двенадцатилетний мальчик прикатил из Карелии, притом "зайцем". (У него был врожденный вывих тазобедренного сустава.)