Панас Мирный - Гулящая Страница 21

Жизнь впервые повернулась к ней своей суровой оборотной стороной, впервые почувствовала Христя на себе ее тяжелое бремя... "Нет счастья, нет талану на этом свете беднякам и никогда не будет!" - решила она.

- Христя, ты бы погасила свет, что зря горит? - сказала из другой комнаты Олена.- Сегодня больше ничего не будем делать.

Христя потушила свет... Что же ей теперь делать? Ложиться? Она бы охотно прилегла, отдохнула. Где же ее место, где ей придется спать? Тут ничего не разберешь.

Она приткнулась у стола, положив голову на руку. Слава богу, боль унялась; только под сердцем жжет, сосет под ложечкой... Да, ведь она сегодня не обедала! Из дому вышла рано, сюда пришла поздно. Никто у нее не спросил, ела ли она, и она никому ничего не сказала. Да ей и есть не хотелось. И теперь ей не то чтобы хочется,- так, тошнит только... В комнате начался разговор.

- Когда же ты думаешь куличи печь? - спросил Загнибеда.

- С завтрашнего дня начну,- ответила Олена.- Не знаю, много ли печь?

- Чтоб хватило,- сказал он.

- Ты всегда так говоришь: чтоб хватило. А сколько нужно? И прошлый год и позапрошлый одинаково пекла. Позапрошлый осталось, а прошлый год как назвал гостей, так всё за один раз съели.

- Ну, вот так и подгадывай... Чтоб хватило, и конец!

Разговор оборвался. Через несколько минут он снова возобновился.

- Ты вот о куличах думаешь,- начал Загнибеда,- а меня другое мучит. Вон на одной чехони рублей двести убытку будет. Подвел меня в этом году Колесник! "Купи, говорит, пополам возьмем". Я и купил; а он, черт бы его побрал, от своей половины отказался. Вот теперь и вертись! Придется в канаву вываливать, да как бы еще полиция не накрыла. Сегодня полицейский проходил. "Петро Лукич! Петро Лукич! - кричит.- Что это из вашей лавки несет?" - "Это потому,- говорю я ему, усмехаясь,- что вы никогда ко мне в лавку не заходите".- "Ну-ну,- отвечает он,- не шутите!.. Отберите-ка десяток хороших щук,- я десятника пришлю".

- Что ж ты, отобрал?

- А как же! Это еще хорошо!.. А если бы он в лавку зашел да разворошил эту гниль... Право, не знаю, как ее это мужичье ест. Тухлятина тухлятиной!.. Сегодня заходит один. "Что-то, говорит, она припахивает"."Оттепель, говорю, почуяла, а так не рыба - золото..." Вытаскиваю из-под низу, чтобы показать, а она так в руках и расползается... Ничего - берет... Вот если бы Лошаков на завод взял - хорошо было бы. На днях забегал: "Бочку надо".- "Не совсем, говорю, хороша".- "Да пес с ней! у меня рабочие,сожрут!.." Да вот уж третий день что-то не присылает. Если бы взял бочку, перевез бы! За эти дни бочку надеюсь распродать; а там если полбочки и пропадет - невелика потеря... В нашем деле без этого не обойдешься!

- А ты знаешь, что Христе надо платье шить,- ввернула Олена.

- Подождет! - отрезал Загнибеда.- Мы ее больше ждали... Кто теперь, в эти дни, станет шить? А самой - некогда будет. Пусть уж после праздника. Посмотрим еще, какая из нее работница будет.

- Тише! - сказала Олена.

- Что тише?

Христя дух затаила, чтобы ни слова не пропустить из того, что про нее будут говорить. Напрасно!.. Разговор на этом оборвался. А когда хозяева снова заговорили, то уже про людей ей не знакомых, про плутни лавочников, про то, кто кого надул, поддел, облапошил...

Грустно и тяжело стало Христе слушать все это. Где уж тут, черт возьми, жалости искать, когда люди только об одном думают - как бы из другого все жилы вытянуть, как бы другого оседлать!

- Христя! убери самовар,- немного погодя позвала ее Олена.

Христя приняла самовар, убрала посуду. А там Загнибеде вздумалось еще поужинать,- подала ужин. Пока после ужина помыла посуду и сама поужинала, было уже около полуночи. А хозяйка, идя спать, велела чуть свет поставить самовар: "Завтра базарный день,- Петру Лукичу надо пораньше в лавку".

"Тухлой чехонью людей травить!" - с тяжелым вздохом подумала Христя. Она примостилась на лавке, погасила свет и тоже легла.

Ее сразу окутала черная, непроглядная тьма. Темно хоть глаз выколи, не видно ни зги. Слышен только глухой шепот из третьей комнаты. Это хозяева, богу ли они молятся, шепчутся ли о барышах? Какое ей дело? Она за день так утомилась сегодня от ходьбы и от всех злоключений, что сразу закрыла усталые глаза. Сонное забытье нашло на нее.

Христя сразу заснула. Ей ничего не снилось, ничто не нарушало ее тихого покоя. Прижав больную руку к груди, она спала. На то и ночь, чтобы все почивали. Да все ли? Что это за свет колеблется в маленькой комнатке? Вот он уже рядом, в соседней комнате, в светлой его полосе чернеет чья-то высокая фигура... Кто это? Чего ему надо? Это Загнибеда, босой, раздетый, со свечой в руке, тихо, как кот, выскользнул из комнаты, входит в кухню и, озираясь по сторонам, крадется в сени. Он слегка нажимает щеколду, чтобы не стукнуть, и отворяет дверь, держа свечу высоко над головой.

В углу на лавке лежит Христя, спит. Темная тень ее трепещет, колышется на стене... У Загнибеды глаза загорелись, когда он увидал девушку. Тихо, на цыпочках он подошел к ней, поднял свечу так, чтобы свет падал на ее голову... Из темноты выступило круглое спокойное лицо, черные брови, закрытые глаза, полураскрытый рот. От тихого дыхания чуть заметно поднимается и опускается высокая грудь. Глаза у Загнибеды засветились, рука дрогнула... Долго он стоял над Христей, смотрел на девушку, упивался ее красотой. Вот... он тихо вытянул руку, подержал над нею, как держат, озябнув, над огнем, и... тихо опустил... Христя проснулась. Свет мгновенно погас... Снова стало темно. Христя спросонок не поняла, снилось ли ей, или она в самом деле видела свет. Усталая, она повернулась на другой бок и снова заснула. Она не слышала, как потом что-то зашуршало в темноте; как скрипнула дверь в комнату; как Олена, проснувшись, спросила:

- Кто там?

- Это я,- тяжело дыша, ответил Загнибеда.

- Чего ты?

- Ходил поглядеть, заперта ли дверь на засов. Он грузно опустился на кровать, так что она заскрипела, долго ворочался, пока заснул. Зато Олена всю ночь не спала.

3

"Христос воскрес! Христос воскрес! Христос воскрес!"- только и слышно было у Загнибеды, только и разносилось по всему его дому на второй день пасхи.

В этот день у Загнибеды всегда пир... Круглый год заботы да хлопоты, купля да перепродажа, тяжбы да сделки... Только и праздника, что три дня пасхи да три дня рождества. Да и то потому, что в эти дни никто не торгует. Вместо того чтобы отдохнуть, устраивают пиры... Целая орава соберется из ближних и дальних мест; все являются к кому-нибудь одному; народу набьется уйма,- яблоку негде упасть; шум, гам, будто вода в потоке пенится и бурлит; споры да смех; выпивка да закуска... Так уж издавна повелось, так и по сию пору ведется.

Второй день пасхи - день Загнибеды. Об этом помнили и свои люди, и посторонние, и сами хозяева. Готовились к этому дню заблаговременно. Заблаговременно делали закупки, пекли, варили. Христя под руководством хозяйки целую неделю, как каторжная, хлопотала у печи, урывая минутку после обеда, чтобы почистить, подмазать, помыть да побелить комнаты. В субботу все комнаты будто в белые сорочки нарядились; по углам из-за ворохов искусственных цветов выглядывают образа в блестящих ризах, лики святых сияют; небольшие лампадки покачиваются перед ними на тоненьких цепочках; на окнах узорные занавески; солнце пробивается сквозь мелкий узор... Столы, покрытые белоснежными скатертями, ломятся от яств и питий... Во всем виден достаток, роскошь, богатство...

Христю поражало это изобилие... "Господи! - думала она.- Одному вон сколько даешь, а другому... Да если б моей матери хоть десятую часть всего этого, как она была бы счастлива! А то!.."

Она посмотрела на себя. Уходя из деревни, она надеялась получить платье от хозяев и свое, поновее, оставила дома. И вот теперь, в чем пришла, в том и праздник встречает... Старенькая запаска коротка ей, засаленная корсетка расползлась на плечах. Обожженная рука не зажила. Чтобы не растравлять ее, Христя повязала ее рваной тряпицей; от кочерег да ухватов тряпица испачкалась, покрылась сажей... И вот среди всей этой роскоши она такая оборванная, обшарпанная! Ей самой это бросается в глаза. А хозяевам наплевать!

Хозяйка как-то спросила:

- Ты нового платья не взяла из дому?

- Ей и в этом хорошо,- и сказал, ухмыляясь, хозяин... и все.

"Служанка! Служанка!" - думала Христя, и под сердцем жгло у нее, как огнем.

Дождались и пасхи. Будь это в деревне, Христя знала бы, что ей делать, куда пойти, где погулять. А здесь?.. Она слоняется по двору; прислушивается к гомону, который долетает с улицы; выйдет за калитку, посмотрит на людей... Разодетые, разряженные, идут они на гулянья да на карусели, а на нее и не поглядят. А и взглянет кто, так разве только затем, чтобы посмеяться.

- Откуда такая замарашка взялась? - вылупив на нее глаза, спрашивает одетый по-городскому парень.

- Из деревни! не видишь, что ли? - отвечает другой.

Христя опрометью бежит во двор; парни вдогонку ей кричат, улюлюкают...