Добрые люди - Сергей Степанов Страница 21

Все дружелюбно закивали. Николай встал с кресла, взял пачку и зажигалку.

– Не… Не могу уже. Умру, если хоть одну ещё выкурю, – честно сказал Олег в ответ на его приглашение.

– Да, он прав, ему нелегко теперь придётся. Где ещё дурачков на такую зарплату найдёшь? – как всегда, невпопад произнёс Данила, когда за Николаем закрылась дверь. – Хотя… У меня вон знакомый начальником работает – по пять человек в месяц меняет. И ничего! Конвейер.

Олег вздрогнул. Представил, что в этом тихом уютном кабинете – на жёлтых стенах которого, как напоминание о прожитом времени, висят созданные им лично таблицы, инструкции, прикольные плакаты, расположение предметов в котором ему знакомо до автоматизма, до закрытых глаз, который даже по ночам иногда снился ему тёплым символом отдыха от жизненных проблем, отдыха, не работы – в этом кабинете через месяц будет сидеть другой человек; его же здесь не будет никогда.

– А в новостях ничего нет про давку на «Владимирской», – тихо протянули из угла.

– Не знаю… Она быстро закончилась. – Олег не хотел говорить, но почувствовал вдруг, что нужно оправдаться. – Там люди снимали. Может быть, выложено где?

Повисла напряжённая тишина. Он продолжал тупо глядеть в стену. Мелькали взблески звериных глаз, вываливался надутый язык, дрожала протянутая неумелой лодочкой маленькая рука. Он вдруг почувствовал, что никому нет никакого дела до того, кто будет сидеть за этим столом через месяц. Замученный голодом и табачным дымом желудок сжался, надавив на горло гадкой рвотной жижей. Олег напрягся и наклонился над столом.

– Нет… На ютубе нет… В контакте тож… – Голос из угла доносился точненько и вежливо.

– Да ты на что это намекаешь? Что я вру? Вру, да?

Олег даже вскочил со своего места и опёрся кулаками о стол.

– Успокойся, успокойся! – испуганно выпучив глаза, забубнил прикольный Данилка.

Вошедший Николай быстро оценил ситуацию. Он положил тяжёлую руку на олеговское плечо. Нахмурил брови и покачал головою в угол.

– Не волнуйся, Олежка… Всё нормально, – произнёс он непривычно низким и уверенным голосом.

Олег опустился на стул с виду нехотя, но в действительности ему стало легче.

– К деду тоже заехал сегодня посоветоваться, – проговорил он успокоительным тоном, обращаясь только к Николаю, словно чувствовал себя обязанным ему что-то объяснить. – Так всё никак не мог вырваться… У старика Паркинсон, на мертвеца похож, – он карикатурно показал трясущегося маразматика, – а всё лепечет свои небылицы деревенские. Ну хоть повидал… Может, в последний раз… – Помолчав немного, добавил. – Хотя, представляешь, он верит, что выйдут какие-то таблетки, и он ещё сто лет проживёт! Верит! Представляешь?

Николай слегка улыбнулся и покивал в ответ головой.

– Видали? Навалькин новое расследование разместил… Полный капец, – сказал он озабоченно.

* * *

– У меня у знакомого сейчас расширение идёт, людей набирают, – словно пытаясь что-то припомнить, сказал Данила. Они всем отделом вышли с работы и стояли на оживлённом проспекте перед входом в здание. – По-моему, даже где-то на севере… На Академке, что ли?..

– Да ладно, небось милостыню не придётся просить… – как-то вот так, как всегда, вызывая двойственные чувства, произнёс Вадик.

– Пойдёшь просить – никто и не даст… – хмыкнул Олег и посмотрел вслед симпатичной, деловито говорящей по мобильнику женщине с коляской. Ему почему-то подумалось, что могло бы заставить её встать в переходе и, истекая тушью, из-под ребёнка, одетого в зайчиковый комбинезон, высовывать ладонь с аккуратно накрашенными ногтями.

– Эт смотря как пойдёшь! – тоже провожая её взглядом, тоненько заржал Вадик, утянув за собой и Данилу.

– Не волнуйся, – серьёзно проговорил Николай. – Главное – не тяни! Прямо сегодня размещай резюме – через неделю точно что-нибудь найдёшь. Я тебя буду отпускать пораньше!

И он весело подмигнул.

– Да, точно. Он говорил, что в "Девяткино" с кольца съезжает. Тебе совсем будет удобно! – вспомнил радостно Данила.

У Олега в груди что-то сжалось. Захотелось их всех обнять, говорить им что-то очень хорошее. Долго-долго. Пискляво зазвонил его новый телефон, вмиг возвращая ко всем аспектам действительности. Олег поднёс его к уху, одновременно кивая всем ребятам, пожимая им руки на прощание.

– Ну чего, ты ко мне едешь? – громко орал динамик.

– Привет, а чего такое случилось? – спросил Олег. Звонил его дядя Валентин.

– Как чего? – продолжал орать телефон. – Ты говорил – заедешь. Я тебя жду. Жду!

– Дядь Валя, так я так говорил, в принципе. Мы ж заранее никак не договаривались.

Олегу хотелось поскорее добраться до дома. Не для того, чтобы разместить резюме, и даже не для того, чтобы поесть (хотя он и проголодался дико), а для того, чтобы тупо вытянуться и полежать – забиться куда-то и понять, что, блин, вообще происходит…

Мысли сновали и толкались, как люди на проспекте, как машины, неизвестно откуда и неизвестно куда.

– Так… То есть не приедешь… – голос в телефоне как-то угрожающе замедлился. – Мне тут помирать, что ли?

– Ну хорошо, хорошо… – сдался Олег, вспомнив про квартиру. – Всё равно мне по пути. У тебя пожрать-то чё будет?

Дядя Валя являл собой довольно занимательный типаж. Сколько Олег себя помнил, тот всегда работал охранником или вахтёром. При этом когда-то давно он служил в крупном проектном институте, развалившемся в самом начале девяностых, и в семье к нему сформировалось отношение как к некоему непризнанному гению, отвергнутому миром. Решающая заслуга в этом принадлежала бабушке Ане. Всю свою жизнь она прожила только ради своих маленьких мальчиков, Валеньки и Лёшеньки. И если младшего Лёшеньку некогда оторвала от неё жестокая судьба, представшая в соблазнительном образе другой женщины, то с Валенькой судьбе не удалось сотворить столь же похабную штуку. Всю силу своей любви, всю материнскую заботу отдавала бабушка Аня ему до конца своих дней. Даже в последние годы, когда у неё, больной, уже практически не имелось сил и она от изнеможения ругалась с ним, призывала хоть как-то понапрягаться, хоть что-то сделать по дому, встречая в ответ упорное, полное «мужского достоинства» сопротивление, она даже тогда, вдруг вспомнив что-то, останавливалась на полуслове и шла теребить в тазу неотстирываемое бельё или брала истощённый веник и, согнувшись пополам, разгоняла по полу липкую пыль. На лице её тогда играла тихая, из другого какого-то мира улыбка. С этой улыбкой три года назад и нашёл её дядя Валя. От чрезмерной нагрузки, вызванной поднятым тазом белья, оторвался тромб… С тех пор о нём