Четыре сезона - Василий Романович Копытцев Страница 21

VII

— Здравствуйте, я говорю с Нери Стардаст?

— При деловых беседах предпочитаю полное имя, мистер… Майерс?

— Он самый. Нам следует повторить нашу встречу. Мне приглянулся ваш человек-слон, просто прелесть, я слов не нахожу.

— К сожалению, он забронирован на ближайшие полгода, мистер…

— Вы не правильно меня поняли, я хочу купить слона.

— К сожалению, это не возможно.

— Цифра в десять миллионов изменит ваше мнение?

— Я… нет… стоп. Подождите, речь о долларах?

— Да-да, вы не ослышались.

— Я должна переговорить об этом с владельцем…

— Сколько вам нужно времени?

— Завтра будет готов ответ.

— Ещё кое-что. Могу я пригласить вас на ужин?

— Мистер Маерс, я не встречаюсь с мужчинами в рабочее время.

— Чисто деловой ужин.

— Хорошо, у меня есть окно в среду.

— Тогда в том же месте в то же время?

— Хорошо.

— Вы не пожалеете.

— ТОЛЬКО деловая встреча.

— Я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.

Встреча и вправду несла с собой холодок. После первого же блюда Марк обрушил на неё всю мощь своих связей. Он говорил тихо и непринуждённо. У Нереиды создалось впечатление, что речь была спонтанной, хотя в глубине души она понимала, что он наверняка не раз репетировал… и всё же от этого не было ни граммом легче. Иногда всего одно слово ставит всю твою жизнь, карьеру, признание коллег, тишину и покой под удар.

Мутант. Фрик. Зверюшка. Кукла.

Эти слова проносились перед её глазами. Мысленно она уже видела, как её посадили в клетку, кололи антибиотики, а затем новый хозяин избил её плёткой в каком-нибудь подвале в особняке и оставил там умирать, в тишине и сырости.

Когда Марк закончил, она, контуженная, не слыша своего голоса, спросила…

— За что вы так со мной?

— Я обещал сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.

— Чего же вы хотите?

Немного помедлив, Марк торжествующе стёр салфеткой капли супа из баранины (Нери так и не притронулась к своей порции) и выдавил:

— Мне нужна Амели Престейн.

Тишина в ушах стала слишком громкой.

VIII

*Перед проходом на первую ступень опрыскайте руки антисептиком*

Оба послушно выполнили указание.

*Перед проходом на вторую ступень наденьте гигиеническую маску*

Прозрачное желе плотно обволокло лица чёрного мужчины и женщины, упорно старавшейся скрыть свои половые признаки.

*Перед проходом на третью ступень поднимите руки*

Обоих полили из шести шлангов с полусухим обеззараживателем.

— Должна предупредить вас, что Амели очень… повторюсь, ОЧЕНЬ нежное и… хрупкое существо. Не смотрите на все эти… перья. То, что вы сейчас увидите — не более чем реклама.

— Зачем тогда весь этот цирк?

Цирк? — подумала Стардаст — как точно он описал происходящее.

— Вам не позволено прикасаться к ней. Пусть даже под угрозой смерти, поняли? У Амели очень ранимое тело, не снаружи, но внутри… у неё нет ни врождённого ни приобретённого иммунитета. Нам удалось вживить в её ткани Плесень, некогда выкосившую половину населения планеты. Лишь для носителей её редкого гена она не представляет опасности. Эта операция позволила ей ограничиться чуть меньшим числом очистительных систем и сейчас Плесень… — тут она осеклась — В общем, вам нельзя её трогать. Тело у неё чувствительное, как у огненной саламандры, понимаете?

Он отлично понимал. В детстве у Марка была такая саламандра в прозрачном террариуме и как-то раз он принёс её в школу в кружок природоведения. Все восхищались ею, кто-то даже покормил, при дыхании животик её забавно поднимался и опускался, перемежая кожные складки. Но стоило ему уйти на обед… вернувшись, Марк обнаружил её трупик, перевёрнутый кверху горящим пузиком, животик больше не вздымался. Марк тогда очень долго и горько плакал.

— Совсем нельзя трогать? Как же мне тогда её…

— Совсем.

— Но постойте, как же мне тогда выводить её в свет?!

— Ей нельзя на свет, он оставит на её коже незаживающие ожоги.

— Хоть в тени… скажем, ночного клуба или на вечеринке под крышей ей можно находиться?

— Да. Но только в специальном скафандре.

— Боже, она что, будет похожа на этих надутых ныряльщиков?

— Нет, современные скафандры позволяют придавать им куда более свободную и… презентабельную форму.

— Не припомню таких в 78-м.

— Где вы спали всё это десятилетие?

— Не ваше дело. Я был… занят.

— Ладно. Спешу порадовать вас: скафандры выглядят очень похоже на платье. Более того, у нас их есть несколко моделей, так что вы умудритесь ещё и никому не наскучить. На голове она будет носить почти невидимый мягкий шлем.

— Какое утешение…

— Ещё кое-что, её глаза очень восприимчивы к свету, не вздумайте включить при ней в машине дальний свет и… насчёт Плесени — тут, покривив душой, Нереида неожиданно для себя выдала — если вздумаете хоть пальцем прикоснуться к её белоснежной коже… древняя болезнь убьёт вас.

Королеве было трудно расстаться с принцессой, зная, на что она её обрекает.

— Понял.

*Дезинфекция завершена. Добро пожаловать*

— Амели… — пронеслось в её голове — прости меня, Амели. Этот человек — настоящее чудовище. Но я не могу иначе. Сейчас или потом, через меня или через других людей, но этот коварный паук доберётся до тебя…

Многих наркокурьеров грызёт совесть.

— Если этого не сделаю я…

Им есть лишь одно спасение.

— То это сделает другой…

Убийство совести. Капитуляция.

— Что ты там бормочешь?

— Ничего… су ты с… мистер Маерс.

В комнате погасли даже отголоски тусклого света.

— Сейчас начнётся шоу.

***

Темноту прорезал лёгкий луч белого света. По тонкой тропинке к нему медленно, считая каждый шаг, прошла Амелия. Мягкий свет расширился и выхватил её странно притягательный наряд по ту сторону стекла. Чёрная чешуя на узких крепких трусиках отливала изумрудами. В полной тишине было слышно, как чешуйки трутся друг о друга. Мраморное тело скрывали розовые полупрозрачные ткани. На голове красовалась корона с расправленными во все стороны искуственными красными перьями. Она готовилась раздеться перед ним в страстном соблазняющем танце. В первый и в последний раз.

Луч света веером разошёлся на весь видимый спектр, тонкими ниточками проводя как будто срез гипсового слепка всего её тела. Амели протянула руки вперёд, вдохнула воздух крошечными лёгкими и замерла в ожидании электронной музыки.

Раздался треск записи металлического бубна и падающих друг на друга монет, которыми уже лет тридцать не пользовались. Сейчас эти звуки казались древними, как сам инстинкт