Каталог утраченных вещей - Юдит Шалански Страница 21

Сесилу тоже не мешало бы набрать, пусть озаботится пепельно-розовым свитером. Ему по силам. У этого человека столько энергии, столько практической хватки, заинтересованности – в людях и в вещах – просто жуть. Тогда какого черта он тратит время на нее, по-прежнему оставалось загадкой. Она и сама прекрасно знала, как немыслимо скучна. Ведь в конце концов проводила наедине с собой круглые сутки, не зная никакой другой компании. В таком положении не так-то просто сбежать, если приспичит. На раз раскланяться и сказать себе «адьё». Вот уж точно дохлый номер. А как хотелось бы взять отгул и сбежать от себя. Побыть кем-то другим. Именно это и привлекало ее в чертовой киношной бодяге. Очень удобно, когда перед тобой лежит сценарий. Шлее – птица невысокого полета. Но лучше плохой хозяин, чем вообще никакого. Хотя, если откровенно, не так уж и мало было у нее мужчин. Двузначное число как-никак. Женщины не в счет. Они по другому разряду. А вдруг Сесил и есть тот самый. Ведь он ей нравился. О ком еще она могла такое сказать? Ну почему он не взял ее за руку и не отволок к алтарю. Глупец, всё время ждал, когда она согласится. Не понял даже, что ее нужно подталкивать к счастью насильно. Что пинок под зад – единственно верное средство! Что она просто разучилась говорить «да». Конечно, ей хотелось сниматься! Но разве не имела она права дождаться хорошего предложения?! Тот провал с купальным костюмом – целиком ее вина. А сейчас поди разбери, что значит «хорошее предложение». Мадам Шоша из «Волшебной горы»? Мария Кюри с ее рентгеновскими лучами? Интуиция молчала. Испарилась как дым. И от Шлее толку никакого, найти среди ночи для нее такси и бутылку водки – это пожалуйста, – заботливое чудовище. Спору нет, он был тираном. И это, пожалуй, самое замечательное. При низком росте руки его казались непомерно большими. С их помощью он командовал людьми направо и налево. Не повышая голоса. Его боялись чертовски. Вылитый царбер, нет, сербер, или как он там зовется. По крайней мере, человек знал, чего хотел. А как он временами на нее смотрел! Глаза холодные, рыбьи, будто ее не существует вовсе.

Добралась наконец-то, вон там, рядом с рестораном-автоматом. Ее цель, ее маяк, вожделенный уголок здоровья. И – какое счастье! Навстречу ей вышла миниатюрная брюнетка. А в руке у брюнетки уже дымилась чашка чая. На девушку можно положиться. Поклонилась – халат и впрямь сидит неплохо. Вот только почему так странно смотрит?

– Боже ж ты мой, мисс Гарбо, вы неважно выглядите!

С какой это радости?!

– Да неужели?! Я так сильно изменилась?

В девичьих глазах неподдельный ужас.

– Нет-нет, что вы. Ничуточки не изменились.

Брюнетка уже взяла себя в руки, старалась показать, что ничего не произошло. Но не приснилось же ей! Господи, надо поскорее отсюда убираться. Забрать чай. Он всё-таки оплачен. И поскорее ноги в руки. Вот напасть! Тьфу! Должно быть, видок у нее и впрямь скверный. Во всяком случае, похуже, чем всегда. Хорошо бы убедиться самой. Но только где? Да вон же зеркало в витрине. Проклятие! Что за наваждение?! Она выглядела действительно паршиво, даже отвратительно. Глаза как у кролика, нос тоже красный, морщины, столько еще никогда не было. Шея вконец одрябла. Повсюду линии, предвестники верных борозд. И, о ужас, складки вокруг рта, даже не складки, скорее трещины, глубокие, как траншеи, – всё от треклятого курения. Такое не зашпаклевать ни одному гримеру. Мрамор крошился. Всё, что еще имело четкие формы, обречено – неминуемо размякнет и сойдет на нет. Самая пора играть посмертную маску. Уж лучше загнуться молодым – хотя бы лицо приличное сохранишь. Маску Мура она попросту приберегла у себя.

На что только она не пошла ради образа! Спрямила линию роста волос, изменила их цвет, прическу, подправила зубы. И разумеется, безмозглые кретины вообразили, будто ее лицо принадлежит им. Стоило только повести бровью, и они уже всем миром гадали, что бы это значило. Таинственная улыбка. Пророческий взгляд. Скулы как у богини. Пропади оно всё! Каждый благоговейный «ах» возвещал о начале конца. Потом только либо застой, либо самозаклание. Дерьмо собачье! Богиня, говорите, – черта с два! Сука размалеванная – вот кто она такая, вот кем была все эти годы. А ведь ей ничего не стоило сыграть заправского мужика. Высокая, статная, с широкими плечами, ноги и руки огромные. Но такого тела никто не желал. Они же сразу пошли на попятный, когда однажды увидели ее обнаженной. Не торс – постамент, к тому же непропорционально большой, подставка для проклятой физиономии! Мрамор, говорите, – да какое там. Личина, порожний сосуд, и только. Как одержимые рвались они узнать, что за этим фасадом. А там пшик. Ничего совершенно!

Теперь-то она поняла! Дело не в купальнике! Проблема не в нем, как ей всегда казалось. Не купальник всё портил, а треклятая шапочка! Этот чертов ремешок под подбородком, от которого на коже оставался след. Плоть сдавала уже тогда и начинала провисать. Старость наступала рано. В сущности, с рождения. Теперь уже неважно – поезд ушел. Ну и черт с ним. Плевать. Покурить бы сейчас. Подайте сюда раковые палочки! Отец всегда повторял: завтра будет лучше. А потом взял и умер. Последние десять лет дались тяжко. Следующая десятка станет сплошным кошмаром. Как всё достало. Достало даже чувство – что всё достало. У других хотя бы мужья есть, дети или воспоминания. У нее же нет ничего, ничего, кроме славы, пропади она пропадом, и вонючих денег, которые стали ее проклятием: помнится, в какой-то из апрельских понедельников она вдруг поняла, что ей не обязательно идти на работу, нет надобности появляться в офисе или коряжиться в пыльной студии в Калвер-Сити – что ей вообще никуда не нужно. Правда заключалась в том, что жизнь кончилась. Женщина с великим прошлым – да ничего подобного! Женщина без будущего – вот это про нее! Лодка без весел, всегда одна. Бедная малышка Гарбо! Безнадежный случай. Не муза, а брошенная собака, которая изо дня в день рыскала по городской клоаке – Манхэттену, где воняло отбросами уже в апреле. А куда прикажете податься? Весь мир знал ее лицо. В рыбацкой шляпе или закутанная в длинное, до пят, пальто из тюленьей шкуры – не имело значения, рано или поздно ее узнавали. Стервятники кружили повсюду. Всё только вопрос времени. Нет, какое счастье, что это кино закончилось. Что была поставлена точка. Рано или поздно наступает момент, когда можешь больше проиграть, чем выиграть. Она работала на износ. Времени на себя не тратила. Зато теперь оно появилось, море времени, вот только не ясно, что с ним делать. Утопиться в Ист-Ривер не больно тянет, – слишком грязно. Многие женщины в ее положении теряли рассудок. Увы, она не из них. У нее только здоровье расстроилось. А что, если всё-таки рассудок, причем давно, просто она пока не заметила? Что, если она вообще мертва? Мертва уже много лет, кто знает. Да и была ли молодость? Ничего такого не припоминалось. Да и не удивительно. Она никогда ничего не помнила. Но постоянно испытывала ощущение, что всё уже видела и пережила: горы писем, зуд прожекторов, свет вспышек – всю эту ничтожную возню. Лос-Анджелес – беспросветный кошмар, от начала до конца. Скучнее места нет на свете. Проклятый город без тротуаров! Боже мой! Сколько раз она просила отвезти ее в Санта-Барбару – а ведь это без малого пять часов – чтобы просто пройтись, но, сделав пару шагов, понимала, что и там негде приткнуться и выпить хотя бы чаю. Стервятники повсюду творили свое грязное дело. А ей хотелось только одного: чтобы ее оставили в покое. Почему она не окружена заботой – как так получилось? Почему без мужа, без детей? Все, кого она любила, умерли. Все, кто ею восхищался, уже стары. Как и она. Надо было последовать примеру Мура. Всё продать и кануть с концами. Не обязательно на юг. Вернувшись, он подписал себе приговор. Грузовик по встречной, жизнь под откос. Ведь, кроме него, все целы: