Аэростаты. Первая кровь - Амели Нотомб Страница 22

– Повторяю, я не люблю вас и никогда не полюблю.

– Естественно, что вы так говорите. Вы принцесса Клевская, а я Немур.

– Я не принцесса Клевская, а вы не Немур. Я к вам дружески расположена, Пий. Постарайтесь не потерять мое расположение.

– Вы мне угрожаете?

– Я вас предупреждаю. Это не одно и то же.

– Из-за вас у меня такое чувство, что я живу во времена мадам де Лафайет. Я легко себе представляю вас во фрезе[15].

– Я без ума от этой моды. А вам бы очень пошли пышные рукава с прорезями.

– Как на автомобильных шинах?

– Ничего похожего. Прорезные рукава были непременной частью богатых одеяний при дворе Генриха Второго. Сегодня, когда на одежде есть такие прорези, они никому не интересны. А тогда внутрь этих складок вшивались роскошные ткани. Это была изысканнейшая деталь костюма.

– В романе тоже есть такие прорези со вставками.

– Отлично подмечено! Там есть изумительные повествовательные складки, вроде эпизода с письмом, которое пишут вместе Немур и принцесса. Видите, вам все-таки роман понравился.

– Мне не может по-настоящему понравиться история, настолько похожая на мою собственную.

– Повторяю еще раз: мы ничуть не похожи на этих персонажей. Вы иногда слушаете музыку?

– Случается.

– Что вы слушаете?

– Хотите, поставлю вам? Пойдемте ко мне.

Попасть в чью-то комнату – это всегда вторжение. Комната Пия мало что о нем говорила – мальчишечья комната, еще толком не обжитая. Он сохранил общий стиль ар-деко всего особняка. Стены были голые, строгая мебель ни в чем не нарушала изначальную элегантность дома.

Удача: диски были, естественно, его собственные. Он поставил Скриллекса на полную громкость.

– Ease My Mind. Обожаю эту песню.

– Вы ее знаете?

– За кого вы меня держите?

– А вот это знаете?

Комнату наполнили в высшей степени странные звуки.

– Что это?

– Liquid Smoke, Infected Mushroom.

– Потрясающе! Я не знала эту группу.

– Я вам всё дам послушать.

– Невозможно. Ваш отец устроит мне разнос. Ладно, напоминаю, что вы мне обещали завести друзей в лицее. Это домашнее задание!

Когда Грегуар Руссер протягивал мне гонорар, я чувствовала, что он готов вцепиться в меня зубами.

В тот же вечер я спросила Доминика, какую музыку он слушает. Он поставил Opus 53 Шопена в исполнении Артура Рубинштейна.

– Это же “Героический”! – воскликнула я.

– Да. Мой любимый полонез.

Я знала его только в исполнении Марты Архерич – совершенно великолепном! Но исполнение Рубинштейна оказалось еще более упоительным.

Оба мои мужчины, с которыми я водила компанию, имели лучшие в мире музыкальные вкусы.

– Итак, домашнее задание.

Пий вздохнул и начал:

– Я высмотрел одного типа из нашего класса, такого же пришибленного, как я. На перемене я к нему подошел. “Привет, Янн. – Чего тебе? – Ничего. Хочу познакомиться. – Больной, что ли? – Нет. Хочу узнать тебя поближе. – Отвали!” На следующей перемене я попробовал подойти к девчонке, у которой был такой же примерно вид. И получил: “Гуляй отсюда со своими тупыми подкатами”.

– Может быть, вы ошиблись с выбором кандидатов?

– Я должен продолжать?

– Да. Две попытки – это мало.

– У меня такое ощущение, будто я лезу в пекло.

– Вы ничем не рискуете.

– Ладно. Только потому, что вы просите.

– Пий, вы подыхаете от одиночества.

– Да, это так. Но лекарство хуже болезни.

– Вы просто еще не нашли для себя подходящего лекарства.

– Нашел: вы.

Я проигнорировала это энное признание.

– Что-то давно вы мне не говорили о своей страсти к оружию.

– А что тут говорить? У меня его нет.

– К счастью.

– Если б было, я бы им воспользовался.

– Вот потому и к счастью. А что с вашим неприятием насилия?

– Честно говоря, мне все хуже и хуже.

– Не заняться ли спортом?

– Терпеть не могу спорт.

– У вас нет жизни телесной, у вас нет жизни ни дружеской, ни социальной, как вы хотите, чтобы вам было хорошо?

– У меня нет жизни, вот в чем суть. Боюсь, как бы это не оказалось наследственным. Я смотрю на родителей: у них нет жизни. У моих одноклассников тоже… Нет, правда, вы единственный человек среди моих знакомых, который живет. Научите.

– Я не могу научить вас хотеть. У человека есть жизнь, если есть желание жить.

– Жизнь, которой я хочу, – это вы.

– Я вас не хочу. Точка.

– Почему мне не верится?

– Потому что у вас самомнение зашкаливает. Или вы эротоман, что еще хуже. В обоих случаях имейте в виду: если вы опять заговорите со мной на эту тему, я увольняюсь.