Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты Страница 23

Довольно скоро вышелъ судъ. Всѣ встали и опять сѣли.

Предсѣдатель объявилъ приговоръ: Евфимія была приговорена къ каторжнымъ работамъ на два года, къ тому же Симонъ,109 Екатерина Маслова – лишенію всѣхъ особыхъ правъ110 и къ ссылкѣ на поселеніе въ Сибирь.

Из суда въ 5-мъ часу Нехлюдовъ пошелъ домой. Онъ шелъ машинально по знакомымъ улицамъ: дворцомъ,111 Знаменкой, Арбатомъ домой, весь полный тѣми сложными впечатлѣиіями, которыя онъ получилъ, и мыслями, которыя они вызвали. Онъ не столько думалъ, сколько вспоминалъ и сопоставлялъ воспоминанія: воспоминанія давнишнія, того времени, когда онъ впервые зазналъ Катюшу, и воспоминанія того, что было въ судѣ, воспоминанія того, какъ онъ смотрѣлъ на жизнь, на ея требованія отъ себя тогда, когда онъ112 въ первый разъ былъ у тетокъ и потомъ, когда онъ во второй разъ пріѣхалъ туда по дорогѣ въ Турцію, и какъ онъ смотрѣлъ на нее теперь, недавно, до нынѣшняго дня, когда былъ на готовѣ женитьбы на Алинѣ Кармалиной.113

Все это сдѣлалось незамѣтно.114 Сначала военная служба съ сознаніемъ того, что поступленіе на службу во время войны есть что то нетолько хорошее, но благородное, возвышенное, потомъ выходъ въ отставку и занятіе въ деревнѣ въ земствѣ, и устройство школъ учебныхъ и ремесленныхъ, и больница, которую устроила мать. Все это казалось хорошимъ, благороднымъ. Потомъ болѣзнь матери, его уходъ за ней и роль нѣжнаго, преданнаго сына, все это было добрые, благородные поступки. Потомъ съ послѣдней зимы сближеніе съ Кармалиными. И это было все очень хорошее. Нехорошо было немножко то, что тѣ первые планы борьбы со зломъ землевладѣнія были забыты и оставлены и что, вмѣсто того чтобы освободить себя отъ землевладѣнія, какъ онъ хотѣлъ этого и рѣшилъ и зналъ, что должно сдѣлать, въ первые времена молодости, онъ владѣлъ теперь всѣмъ большимъ имѣніемъ матери и еще получилъ наслѣдство тетокъ.

Теперь только онъ видѣлъ, что все это были только ширмы, за которыми онъ скрывалъ себя, свою неправду, и что началось это съ того самаго времени, какъ онъ, совершивъ этотъ скверный поступокъ съ Катюшей, такъ ужаснулся его, что не только не сталъ поправлять, но сталъ думать, помнить о немъ и такъ съ тѣхъ поръ и пошелъ все подъ гору, все больше и больше сталъ лгать себѣ и обманывать себя. Теперь только вся эта ложь сразу соскочила съ него.

Проходя Арбатскими воротами, онъ вспомнилъ, что обѣщалъ обѣдать Кармалинымъ.

«Нѣтъ, не пойду, – подумалъ онъ, чувствуя такой полный разладъ между своимъ теперешнимъ настроеніемъ и настроеніемъ ихъ дома, что ему показалось невозможно сидѣть среди нихъ, слушать ихъ, говорить съ ними. – Нѣтъ, не пойду».

И онъ вернулся домой въ свою большую, роскошную квартиру, въ которой онъ жилъ съ матерью, въ которой онъ продолжалъ жить, оставивъ и лакея и повара. Теперь, войдя въ свою столовую съ рѣзнымъ дубовымъ шкапомъ и стульями и каминомъ и заглянувъ въ гостиную съ ея драпировками, роялью, цвѣтами и картинами, все это показалось ему чѣмъ то постыднымъ. Какъ могъ онъ такъ перемѣниться и дойти до этого. «Все, все не то. Все это перемѣнить надо, – говорилъ онъ себѣ, – все это обманъ, все это ширмы, скрывающiя праздность, развращенность, жестокость. Ширмы, какъ эти выжженныя Алиной, которыя я купилъ на базарѣ. Базаръ съ разряженными дамами въ дорогихъ туалетахъ, продающихъ шампанское, цвѣты, вѣера для бѣдныхъ. Ложь, ложь, ложь! И я весь по уши въ ней». На столикѣ за ширмами115 была еще записочка отъ Алины. Въ записочкѣ было116 написано: «maman велитъ сказать Вамъ, чтобы Вы не вздумали гдѣ нибудь обѣдать, выходя изъ суда. Если Вы не освободитесь къ 6-ти, то все равно обѣдъ будетъ ждать Васъ хоть до ночи. Maman dit que c’est le moins de ce que puissent faire les bonnes citoyennes pour ceux, qui administrent la justice dans l'interêt de tous. Venez donc absolument à quelle heure que cela soit.117 A. С.»

Все это: эти французскія фразы, эти шуточки, не шуточки, a какія то игривости, въ которыхъ никогда нельзя было понять, гдѣ кончается иронія и начинается серьезное, все это, преждe даже нравившееся ему, показалось ему теперь не то чтобы противнымъ, а жалкимъ и грубымъ, какъ грубыя декораціи, когда смотришь на нихъ не со сцены, а изъ за кулисъ. «А, впрочемъ, лучше пойти, – сказалъ онъ себѣ, – вѣдь надо развязать всю эту ложь. Лучше оборвать теперь, чѣмъ все дальше и дальше запутываться самому и запутывать другихъ».

Было только 6 часовъ, такъ что онъ могъ застать ихъ обѣдъ. Онъ почистился, помылъ руки118 и подошелъ къ зеркалу и сталъ по привычкѣ чесать свои густые волосы и небольшую курчавую бороду. «Экая мерзкая, подлая рожа, главное, слабая, – говорилъ онъ, остановивъ руки со щетками и съ отвращеніемъ глядя на свое испуганное, пристыженное лицо. – Слабое и подлое. Да», сказалъ онъ себѣ рѣшеніе и, окончивъ прическу, отошелъ отъ зеркала.

До дома Кармалиныхъ на Покровкѣ было далеко, онъ взялъ перваго попавшагося извощика и тотчасъ же, чтобы разсѣять свои мысли, вступилъ съ нимъ въ разговоръ.

– Здѣшней губерніи? – спросилъ онъ извощика, какъ обыкновенно начиналъ свой разговоръ съ извощикомъ.

– Здѣшней, Волоколамскаго уѣзда, – словоохотливо отвѣчалъ извощикъ, молодой черноволосый малый въ чистомъ синемъ кафтанѣ.

– Чтожъ, давно живешь?

– Да ужъ 12 годъ.

– Какже? Ты молодой.

– Да я съизмальства въ этой каторжной должности.

– Зачѣмъ же ты живешь, коли каторжная?

– А то какже. Кормиться надо.

– Да развѣ кормятся здѣсь? Кормятся въ дереьнѣ.

Извощикъ оглянулся.

– Извѣстно, въ деревнѣ. И радъ бы кормился въ деревнѣ, да земли нѣтъ.

– Ну, да вы, Московскіе, уже привыкли къ городской жизни, я думаю, и пахать разучились.

– Нѣтъ, баринъ, мы охотники работать, было бы на чемъ. Дома дѣлать нечего. Дѣдъ одинъ обрабатываетъ.

– Чтоже своя земля?

– Своей почесть ничего, – наемная. Да и то нанять негдѣ.

Извощикъ, привыкшій разговаривать съ господами, заинтересовался разговоромъ и разсказалъ все положеніе своей семьи. Въ семьѣ было всѣхъ 9 душъ. Всѣхъ кормить надо, а хлѣба съ своей земли не хватаетъ до Рожества. Да подати надо отдать 26 рублей, да все съ копѣечки, какъ онъ говорилъ. Выходило ясно, что положеніе извощика было таково, что выходъ былъ только одинъ: работа въ городѣ. Да и то надо было быть исключительно трудолюбивымъ и воздержнымъ, чтобы сводить концы съ концами. И всему этому была одна причина: недостатокъ земли, той земли, которая тутъ же рядомъ пустовала у помѣщиковъ.

8.

Кармалины еще были за столомъ и кончали обѣдъ, когда Нехлюдовъ вошелъ къ нимъ. Еще въ сѣняхъ, поспѣшно отворяя безшумно огромную дверь, толстый швейцаръ объявилъ, что кушаютъ.