Аэростаты. Первая кровь - Амели Нотомб Страница 24

– Я был у него в кабинете, твердил ему, что хочу ходить с вами на прогулки. Он упорно отказывал, не глядя на меня. В какой-то момент я увидел, что зеркало на стене прозрачное. Он подсматривал за нами во время уроков, этот выродок. Тогда я схватил ножницы, набросился на него и перерезал ему горло.

– Надо вызвать полицию, – пробормотала я.

– Нет.

– Вас оправдают. Ваш отец был ужасным человеком.

– Да. Но мать – нет. Ее я тоже убил.

– Что?

– Для ее же пользы. Она бы не выдержала, увидев мужа, а главное, увидев паркет в таком состоянии. Я пошел в комнату, где она рассматривала свои коллекции в интернете. Она балдела перед монитором, млела перед этими крошечными чашечками. Я перерезал ей горло теми же ножницами.

Я была ошеломлена.

– Я не стыжусь. Если бы можно было все отыграть назад, я бы сделал то же самое. Не знаю, почему я так долго тянул с этим.

– Вы несовершеннолетний. У вас есть право на особый подход.

– Я убегу. Мне ничего не стоило подключиться к банку отца, браузер сразу предложил ввести его логин и пароль. Я перевел все деньги на свой счет. Вы не представляете, как я богат. Уедем вместе, Анж. У нас будет не жизнь, а мечта, мы будем путешествовать, объедем весь мир. Мы не такие дураки, чтобы обзаводиться домом. Мы будем жить во дворцах по всему миру.

– Пий, то, что вы предлагаете, нереально. Из-за родителей у вас всегда было плохо с реальностью. Это двойное убийство – тому доказательство.

– Да, правда. Я убил нереальных людей. Тут нет ничего дурного.

– С точки зрения закона, все не так просто. Вызовите полицию, умоляю вас. Это единственный способ вернуться в реальность.

– У меня нет ни малейшего желания сидеть в тюрьме.

– Я буду свидетельствовать в вашу пользу, расскажу все, что вытворяли с вами родители. Вас не оправдают, но приговор будет мягким, я уверена.

– Я сделаю его более суровым. Я не буду ссылаться на помрачение рассудка. Я действовал не в приступе безумия. Единственное, что мне непонятно, это почему я не убил их раньше. Вероятно, мне просто недоставало физической силы.

– Вы же не станете отрицать, что совершить преступление вас побудила вспышка гнева.

– Этот гнев живет во мне так давно! Прозрачное зеркало – искра, которая подожгла тонны ярости, копившейся во мне по меньшей мере лет десять.

– Ни один человек в шесть лет не хочет убить родителей.

– Не судите по себе. Я отлично помню, когда мне впервые захотелось это сделать. Это было на Каймановых островах, мы сидели на террасе фешенебельного ресторана. За соседним столиком обедали наши богатые знакомые. Когда подошло время платить, официанты обнаружили, что у этих наших богатых друзей заблокированы счета, и вышвырнули их вон. Дело в том, что мне очень нравилась эта пара, у них был сын моего возраста. Я предложил отцу оплатить их счет. Он презрительно расхохотался. Потом я попросил объяснения у матери. Она ответила: “Ну что ты, милый, мы же не можем взвалить себе на плечи все беды этого мира”. “Все беды не нужно, только беду Гюстава”, – настаивал я. Мать сказала, что Гюстав, конечно, ни в чем не виноват, но его родители – бесчестные люди и заслуживают наказания. Со временем я догадался, что родители Гюстава ничуть не более бесчестные, чем мои. Только менее оборотистые. С тех пор я желал моим родителям смерти, причем насильственной.

Я удрученно молчала.

– Короче говоря, я не собираюсь сдаваться.

– Тогда уезжайте.

– Вы не поедете со мной?

– Нет.

– Почему?

– Жизнь, которую вы предлагаете, меня не привлекает.

– И вы не влюблены в меня?

– Вы мне очень дороги.

Он вздохнул:

– Не беспокойтесь, я не надеялся, что отцеубийство изменит ваше отношение ко мне. Но мне будет вас не хватать.

– Мне тоже будет вас не хватать.

Мое признание так его взволновало, что у него заблестели глаза. На несколько мгновений он вдруг стал красивым. Его поступок освободил его от подростковой нескладности. Я улыбнулась:

– Я ухожу, Пий.

– Анж…

– Да?

– Вы меня изменили. Благодаря вам я начал читать. Теперь я всю жизнь буду читать великие книги. И никогда не забуду, кто научил меня этому.

Я не стала говорить, что если бы не его отец, мы бы никогда не встретились. Я пожала ему руку и не оглядываясь зашагала прочь.

На мое счастье, Донаты дома не оказалось. Я рухнула на кровать и залилась слезами.

Помимо печали оттого, что я больше не увижу Пия, меня накрыло острое, пусть и иррациональное чувство вины. Я не помешала невинному стать убийцей. Хотя самонадеянно и глупо было полагать, будто это в моей власти.

Как правильно сказал Пий, мое влияние на него заключалось в том, что он превратился в читателя большой литературы. А это что угодно, только не школа невинности. Эсхил, Софокл, Шекспир, если ограничиться только ими, повелели бы достойному молодому человеку ликвидировать такое отребье.

Да, я не вручала ему