Добрые люди - Сергей Степанов Страница 25

глаза, поддерживаемый сумасшедшим хихиканьем Вадика, машины с включёнными фарами бежали навстречу, и в них сидели Дианы: сколько он мог видеть, везде, и впереди, и позади колыхался один и тот же плотный коврик сплетённых между собой людских тел, тянувший его в одном направлении, только вперёд, вперёд… Впереди же, дома, его ждала тикающая часами чёрная пустота. Сжимая в руке пакетик, он торопливо шёл, обгоняя нечастых пешеходов и думая о том, что только что говорил ещё с одним мертвецом. Освещённое лицо до сих пор стояло перед его глазами, ярко выделяясь на фоне всех других мерцающих образов. Лицо мертвеца, про которого все, кроме него, уже всё давно поняли.

Проходя мимо ларька с шавермой, Олег сглотнул подступившую противную слюну. Он твёрдо решил как можно быстрее добраться домой, забиться на кровать и думать, думать, думать…

Грохот и шум метрополитена смешались с грохотом его мыслей, лишь только Олег добавил своё тело к нескончаемому потоку людей. Люди окружали его со всех сторон. Они о чём-то размышляли, глядели на бегущие за стеклом провода, жевали, чесались, говорили о каких-то важнейших мелочах, читали, ещё сильнее освещая свои лица светом поднесённых к глазам экранов.

А он был один. И ему в одиночку предстояло начинать всё с начала, восстанавливать всё из руин. Заполнять зияющую пустоту на том месте, которое вроде бы надёжно и навсегда уже казалось заполненным. С нуля, с азов: буквально-таки с покупки смартфона!

Ему невероятно хотелось, чтобы кто-то огромным голосом, оглушающим их всех, отрывающим их от внутренних дел, прогремел вдруг: «Так, всем стоять! Помогать ему!» Но получающаяся в сознании картина оцепенелых людей, стоящих вокруг одного, протянувшего руку, пугала его – вдруг представлялось, что кто-то из толпы, вместо того чтобы протянуть ему руку в ответ, начинает указывать пальцем…

Поглощённый этим сумбуром, он даже бросил мелочёвку бренчавшему на подходе к эскалатору гитаристу.

Поднимаясь кверху, он тоже ни о чём не думал. Его рука бессмысленно теребила вытащенную из кармана пачку, глаза, не понимая, глядели на буквы прилипшей к пачке визитки. Он боялся поднимать глаза! По встречному эскалатору, доводя прямо до одури, спускались одно за одним горящие пятна лиц. Самым тошнотворным в этом видении было то, что все уже давно всё про других понимали, но ни один с упорством сумасшедшего не хотел признавать этого про себя. Олег перевёл тяжёлый взгляд на свой неподвижный ботинок – он знал даже, когда каждый из них начнёт оживать, выпучивая блестящие глаза и исторгая нездешние звуки: только когда тяжёлая волна докатится лично до него и со смертным ужасом выдавит из тела весь принадлежащий ему воздух.

Выйдя из дверей, он трясущейся рукой сунул в рот сигарету.

Вдалеке, в направлении Парнаса, виднелись разрывы красочных ярких огней. Кто-то запускал дорогой салют, и взблески его отражались в окнах домов, выхватывая контуры массивных четырёхугольников из окружающей их темноты.

Лишь когда Олег затянулся, он вспомнил и про голод, и про неприятие, но было уже поздно: он понял, что его рвёт и что ему уже не сдержаться.

Черноволосый парень с пакетиком в левой руке выглядел довольно мило, несмотря на выпученные глаза и на чересчур бледное лицо. Она поняла, что он попал, и с грустью вздохнула, отводя взгляд. К нему, преодолевая толпу, поспешали два сотрудника с торчащими из-под фуражек хищными, но почему-то начавшими вытягиваться лицами.

Сама она торопилась домой.

Мама звонила уже несколько раз и сильно волновалась. Она же совершенно не видела за собой вины: сначала их задержали на вводной лекции, потом Олежка сам подошёл к ней и заговорил, и, хотя она вела себя почти, почти нормально, он всё равно так и не попросил её телефона, не пригласил никуда… По пути домой она ещё заехала на Садовую – прицениться, сколько будет стоить ремонт экрана, а увидев вывеску, не смогла удержаться и зашла в такой любимый ею в детстве «Макдональдс». Починка экрана оказалась дорогим удовольствием, а гамбургер показался ей отвратительным, и теперь она корила себя за то, что снова перебрала калорий, за то, что разбила экран о край стола, за то, что не умеет вести себя с мужчинами и за то, что снова доставляет вот такой вот нескладной собою неудовольствие любимой маме.

Она переживала всё это и, сама не замечая того, тихо пела на ходу какую-то простую, но очень мелодичную песенку.

ПОДАРОК

Langsam und schmachtend.

B. Nicht schleppend.

(R. Wagner. Tristan und Isolde.

Einleitung für erster aufzug.)

Правда ведь, странно: радоваться тому, чем не владеешь? А ведь ещё страннее – знать, как разделить эту радость с другим… Сама я во всю свою жизнь не догадалась бы не только до того, как это делается, но даже что такое возможно вообще. Поэтому теперь, когда я наполнена спокойствием, словно небо воздухом, а знанием – словно день светом, иначе как с улыбкой благодарности и не вспоминаю ту невероятную встречу, принёсшую мне поначалу столько страданий, ставшую на долгое время безысходной темницей для моей души, а по сути своей бывшую самым драгоценным изо всех возможных подарков, какие только способен подарить человек человеку.

Славка, маленькое зеленоглазое счастье, спит среди весёлой кутерьмы щенят и медвежат, игравших в чехарду по мягким стенкам кроватки, да вдруг, чтоб не будить, позастывших. Тускло горит ночничок, наполняя комнату сонным, улыбчивым светом – пятерня жёлтых лучей взмахнула по синеве обоев, распрощавшись до утра. Сама я затаилась в уголке: как мышка сижу на мягком уютном пуфике, держу на коленях деловито шуршащий компьютер, шепчусь с подружками клавиш и время от времени замолкаю, чтобы услышать тихое дыхание… Нет, нет, не дыхание – любовь. Ведь это не воздух – любовь выдыхают в наш мир маленькие детские носики! Когда я смотрю на него, когда слышу его, когда просто ощущаю его присутствие в этом мире – красный воздушный шарик начинает быстро-быстро наполняться в моей груди. Он растягивает, раздвигает её, и кажется, что вот-вот грудная клетка не выдержит, что я вот-вот разорвусь от невыносимого страдания счастья… Но спасительная волна проскальзывает острой дрожью по телу, подкидывает ноги и руки, освобождает грудь, и, подкатываясь к глазам и вспыхивая на миг пронзительной болью, тонкой и тёплой струйкой сбегает вдоль носа, нежно целует улыбку в уголок…

Как, вы не знали? Я расскажу вам: любовь – солёная на вкус.

Это было на втором курсе, перед сессией. Последние отголоски детства. Нежная трава, гибкие ветви. День