Добрые люди - Сергей Степанов Страница 24

Джон Сильвер, к плите, а Олег щёлкнул пультом от маленького телевизора и пошёл в туалет. Опорожняясь, он привычно разглядывал при тусклом свете помещение толчка, прикидывая: что нужно будет снести, стоит ли объединять туалет с ванной при предстоящем ремонте. Эта мысль, он понимал, вроде бы приходила преждевременно, и он всякий раз гнал её из себя с брезгливостью, но она никуда не отступала. Вот, например, думать так о дедовской квартире, ради обладания которой следовало посетить загс с истеричной младшей тётушкой, ему не моглось до тошнотиков. А эта мысль такой наивной, такой простенькой прикидывалась. Говорящей, что рано или поздно, а ремонт точно начнётся, так почему бы пока не поприкидывать…

Когда он вернулся, дядька двумя замотанными культями всё ещё пытался налить воду из литровой банки, в которой болталась серебряная ложка, в обгорелый ковшик (костыли при этом попадали, и он прекрасно стоял на двух ногах, забыв, что это очень опасно). Ведущий федерального ток-шоу с яростью на лице диктовал что-то очередное про «бандеровцев», про «приспешников Запада». Олегу стало тоскливо от этого, захотелось побыстрее сбежать. Он отогнал дядьку и налил воду сам, потом очистил кусочек столешницы, сдвинув в сторону груду пустых пакетов из-под молока, закатал рукава рубашки и принялся кое-как мыть посуду.

– Ну а ты молоко-то свежее купил? – спросил дядька, изображая теперь ампутанта со спичками.

– Блин, я не посмотрел даже.

Олег округлил глаза в направлении стены. Это был залёт. Все родственники уже давно знали (из крививших рот поздних звонков), что молоко нельзя покупать более чем со вчерашней датой производства, что только «Пискарёвский» творог ещё выпускается по советскому ГОСТу, что только на рынке ещё можно найти нормальные, не накачанные мясо и овощи…

Рассыпая спички, дядька ринулся в холодильник, где принялся копаться совсем как здоровый, вдобавок к костылям забыв ещё и о дикой боли в выскочивших из-под «греющих» тряпочек руках.

– А… Четыре дня… – протянул он голосом отравленного, крутя в руках пакет. – Ну нельзя же покупать такое старое! Там уже с третьего дня необратимый процесс начинается. Моя язва может вскрыться от этого, ты что, не понимаешь!

– Ну, блин, всё равно другого не имелось, – отвякнулся Олег. Что-то подобное происходило каждый-прекаждый раз.

– А капусту! А… – Дядька выпучил в ужасе глаза, став похожим на несчастного янки, узнавшего из передачи на Первом всю правду о своей стране. – Зачем такую большую взял! Мне же килограмм нужен, не больше! Это всё что, выкидывать теперь?

Олег прекрасно знал, что есть дядька будет всё, что просто ему надо дать немного кем-то поруководить, что такой типа ритуал, но сдержаться всё равно не мог. Тем более что за дядькиным плечом мельтешила завлекательная реклама знакомой машинки, обещающая чувство превосходства от обладания динамичными линиями.

Вся эта дикая клоунада с новой силой стучалась в его припухшем мозгу.

– Хорошо, всё… Давай! Забираю всё и поехал! – грубо сказал он.

– Ну что ты меня теперь, шантажировать будешь? – взъелся снова дядька. – Подожди, подожди немного ещё, недолго вам ещё терпеть осталось. Скоро, скоро начнёшь ремонт делать…

Олег испытал прилив стыда от столь точного попадания в цель. Самым противным ему показалось то, что он видел: в глубине души дядька верит, что говорит неправду.

– Да блин… Я вообще голодный целый день. С работы уволился, с девчонкой расстался. А ты тут со своими бактериями. Это нормально вообще? – произнёс он примирительно, продолжая смывать намыленные тарелки и миски.

– О, хоть хлеб нормальный… Хоть хлеб смогу есть… – Дядька тоже нашёл точку для примирения. Он кое-как нагнулся, подняв костыли. Встал в свою обычную позу. – Не могу я уже мучиться. Всё думаю, как бы закончить это всё побыстрее…

Олегу стало жалко его, и он бросил сочувственный взгляд на маленькую скрюченную фигурку.

– Не говори глупости, дядь Валь… Ты же знаешь… – Он хотел сказать «что всё это сам для себя напридумывал», но каким-то внутренним чутьём уже узнал, что его не поймут, поэтому сказал: – Что выздоровеешь, если будешь лечиться!

– А-а-а-х… – только и вздохнул дядька в ответ.

Олег домыл какую-то часть посуды и составил её стопкой сушиться на застеленный полотенцем клочок столешницы. Им же вытер руки.

– Ну, побегу я. Хорошо?

– Как же… Ты даже чаю не попил… – засуетился запоздало дядька. – У меня ещё печенье лежит. Будешь?

– Нет, я уж лучше дома поем, – ответил Олег. – Пойду я, ладно?

Перед уходом он зашёл в бабушкину комнату, где стоял книжный шкаф. Одеяло на бабушкиной постели было приоткрыто точно так же, как и три года назад, на тумбочке у изголовья кровати всё так же стояли пузырьки с её лекарствами, лежали положенные аккуратной рукою очки. Название сразу кинулось ему в глаза и он взял с полки «Идиота», согласно покачав головой, типа: «Эт про меня…» Захватив ещё какую-то книжонку, он положил обе в найденный тут же, в слоях напольных газеток, пакетик.

Выходя из комнаты, он вздрогнул от случайного совпадения. Дядька уже дополз до кресла в прихожей и теперь сидел на его краешке, положив «больную» ногу на «здоровую» и прикасаясь к колену тряпичными культями: поза его очень напоминала виденную недавно Олегом статую. Сидящая фигура погружалась в полумрак, из которого свет выделял одно лишь лицо. Олег накинул свою куртку, звякнул входным замком и обернулся в дверях:

– Ну, я пошёл! Звони, если что!

Дядька сидел молча. Олегу показалось, что губы его дрожали.

– Спасибо тебе, Олег, – неожиданно произнёс дядя каким-то новым, живым и глубоким голосом. – Спасибо тебе большое.

Слёзы сами собой подступили к глазам Олега. Ему вдруг ясно представилось, как проходят дни этого ненужного, сведённого к непрестанному ощущению своей боли человека. Мелькнула… нет, правда, у него даже мелькнула мысль броситься и обнять, что-то сделать для него, как-то помочь… Но он никогда в жизни не обнимал своего дядю… К тому же его нога уже переступила порог…

– Да ну что ты… Не за что благодарить! Что ты говоришь такое, – нежно, насколько был способен, произнёс он. – Ну, я побежал?

– Деньги-то… Деньги возьми! – спохватился вдруг дядька, вставая.

– Да не надо, ты что!

И Олег побежал вниз по лестнице.

* * *

Выйдя из парка к остановке, он увидел, что в сторону Просвета творится какая-то жуть, поэтому пошёл пешком до Удельной. В его измученном многочисленными переживаниями, стонущем от голода сознании дрожала и волновалась плотная тёмная масса недавних впечатлений, время от времени прорезаемая вспышками самых ярких образов. Наташенька орала на него, орал на него директор, дед страшно хохотал ему в