Антоний Погорельский - Изидор и Анюта Страница 3

- Ах, Изидор! что со мною будет?.. Но нет, я не стану тебя удерживать. Поезжай с богом; я готова на все! И будь спокоен, мой Изидор! я лучше умру...

Изидор оседлал Феникса. Бодрый конь забыл уже вчерашнюю усталость; он грыз удила и бил копытом в землю. Изидор привязал его к забору и пошел к матери. Старушка казалась погруженною в сладкий сон; ее дыхание едва было приметно. Он тихонько приложился к ее руке.

- Если она проснется, - сказал он Анюте, - попроси ее, чтоб она благословила своего сына!

Они вместе сошли с крыльца.

- Теперь прости, моя Анюта, может быть, навеки!.. Прости - моя... на жизнь и на смерть моя!

- Будь спокоен, мой Изидор! - отвечала она. - Я буду помнить свой долг; ты увидишь меня достойною себя, ила - совсем меня не увидишь!

Они еще раз обнялись; слезы их смешались... Наконец Изидор насильно вырвался из ее объятий и сел на нетерпеливого коня.

- Будь покоен, мой Изидор! - еще раз повторила Анюта.

Он взглянул на нее в последний раз: в правой,ее руке блистал обнаженный кинжал; солнечные лучи играли на гладком железе.

- Вот мой защитник, - сказала Анюта. Изидор печально отвернул голову, ударил шпорами Феникса и вскоре скрылся из глаз своей Анюты. Долго стояла она на том месте, где он ее оставил. Наконец она опомнилась и возвратилась к матери.

В первый раз после шести недель, показавшихся верному русскому народу шестью веками, зазвучали опять колокола на высоких башнях величественного Кремля. Вздрогнули сердца немногих жителей, оставшихся в Москве во время нашествия французов; но, не зная, чему приписать давно не слышанный звук, они не смели еще выйти из домов своих. Наконец гром пушек и ружейные выстрелы достигли их слуха. Волнуемые страхбм и надеждою, отважились они показаться за ворота, и восхищенный взор их встретил храбрых донцов, скачущих по улицам разоренной столицы!.. Какое радостное чувство объяло их при виде своих избавителей! Но мужественные русские воины не могли в полной мере разделять с ними этого чувства... Сердце их обливалось кровию, крупные слезы катились по смуглым их ланитам при виде престольного града. "Это ли Москва белокаменная!" - думали они, и взоры их тщетно искали знакомых мест посреди дымящихся развалин! Груды кирпича возвышались на месте огромных каменных палат; веселые деревянные домики превратились в кучи пепла и углей, и большие пространства внутри города являлись ужасными пустынями.

Вдоль по Новой Басманной скакал молодой кирасирский офицер, сопровождаемый несколькими казаками. Вороной конь его несся во всю прыть прямо к Ехалову мосту. На груди офицера блистал Георгиевский крест; рука его, еще не исцеленная от тяжелой раны, была перевязана. Он не обращал никакого внимания на развалины Москвы, на разбросанные по улицам трупы...

взоры его стремились прямо вперед. На бледном лице его написаны были глубокая печаль и сильное нетерпение достигнуть желаемого места. Таким образом промчался он чрез Ехалов мост и направил путь к Красному селу. Подъехав к церкви Тихвинской божией матери, он остановился} и изумленный взор его блуждал подвеем сторонам. Он соскочил с лошади и пристальнее стал всматриваться в место, на котором находился. "Здесь, - думал он, приходская наша церковь; тут - они жили!.."

Тщетно, бедный Изидор! тщетно будешь ты искать родительского дома! Свирепое пламя давно пожрало мирную хижину, где проводил ты счастливые дни юности, и осенние ветры успели уже развеять и пепел ее!.. Изидор долго стоял как вкопанный на одном месте. Вдруг громко вскрикнул он и бросился к высокому дереву, простиравшему к нему длинные обгорелые ветви.

Он узнал клен, осенявший последнее свидание его с Анютою, и без чувств упал на землю. Бывшие с ним казаки подняли его и отнесли в дом, уцелевший от общего пожара.

Там пролежал он целый день в беспамятстве. Когда наступила ночь, он встал и, не сказав никому ни слова, вышел из дому и посйешными шагами пошел к своему саду. Один из товарищей его последовал за ним. Изидор подошел к клену. В это время выглянула из-за тучи луна, и при бледном свете ее видно было, что он с изумлением отскочил назад, как будто встретил что-то неожиданное! Потом он-опять приблизился к дереву.

- Это ты, Анюта? - сказал- он томным и вместе радостным голосом. Отчего платье твое облито кровью?.. Где кинжал?

Ветер ударил в сухие ветви высокого клена - и в шорохе ветвей, и в свисте ветра товарищу Изидора послышался голос, отвечающий: "В моем сердце!.." Изидор глубоко вздохнул.

- Сядь подле меня, Анюта! - сказал он, опускаясь на дерновую скамью. Я рад, что тебя вижу...

Луна скрылась за облаками, ночная темнота опять разостлалась по воздуху, и с нею водворилась глубокая тишина. Молодой офицер закутался в плащ и решился пробыть всю ночь при Изидоре, чтобы в случае нужды подать ему руку помощи; но Изидор был спокоен до самого рассвета. Тут встал он с скамьи и пошел с товарищем в дом, не отвечая ни слова на все его вопросы.

Таким образом провел он несколько дней. Пока солнце светило на горизонте, он спокойно оставался дома, не говорил ни с кем, но иногда улыбался, когда товарищи его ласкали и изъявляли участие в судьбе его... Но как скоро наставала ночь, то невозможно было удержать его; он спешил к любезному своему клену. Товарищи, любившие храброго и доброго Изидора, попеременно-стерегли его и всякий раз слышали, что он с кем-то разговаривает. Иногда рылся он между сгоревшими бревнами - остававшимися на том месте, где прежде стоял дом, - и как будто чего-то искал. Однажды (это было в четвертый день после вступления россиян в Москву) товарищ его, по обыкновению, подошел к нему на рассвете, чтоб проводить его домой. Изидор неподвижно сидел под кленом... Глаза его еще были открыты, но душа уже оставила бренное свое жилище. Окостеневшая рука его держала заржавленный кинжал... Перед ним лежал полуистлевший человеческий череп...

АНТОНИЙ ПОГОРЕЛЬСКИЙ

Все произведения печатаются по изданию: Погорельский Антоний. Двойник, или Мои вечера в Малороссии. Монастырка. М.: ГИХЛ, 1960.

Изидор и Анюта

С. 41. Бердыш - боевой топор в виде полумесяца, насаженный на длинное древко; в русской армии был на вооружении в XVII в.

Кирасиры - тяжелая кавалерия, имеющая в числе своего вооружения металлические латы - кирасы.

Ехалов мост - мост через реку Ольховку, приток Яузы, протекавшую возле Елоховской площади; название Ехалов - искаженное "Елохов".

Красное село - местность Москвы в районе нынешних Красносельских улиц, в начале XIX в. - окраина города.

Палаш - холодное оружие, прямая широкая сабля.

С. 48. В первый раз после шести недель... - Французы находились в Москве со 2(14) сентября по 7(19) октября 1812 г.