Борис Можаев - Пропажа свидетеля Страница 3

Коньков выпрыгнул на берег первым, Дункай и Кончуга вытащили на отмель лодку и пошли к залому за Коньковым.

- Здесь работал, говоришь, Калганов? - спросил Коньков Кончугу.

- Здесь сидел, - указал тот на обрывистый берег, - смотри и считай сколько рыбы приходит сюда и подыхай.

Вся отмель перед заломом была усеяна трупами дохлой кеты; иные еще трепетали, били хвостами и, судорожно замирая, хватали жабрами воздух.

И вода перед заломом кишела кетой: одни с разлета выпрыгивали из воды и, сверкая радужным оперением, долетали до самой вершины залома, потом шмякались на бревна и, пружиня всем телом, изгибаясь и подпрыгивая, все в кровоподтеках и ссадинах, снова падали в воду; другие, обессилев от этой отчаянной таранной атаки, вяло разбивали хвостами бугорки прибрежной гальки и не в песок, а в воду выметывали икру, которую тотчас уносило течением, угоняло пустые икринки, не оплодотворенные молоками.

- Что ж это такое? Кто залом навалил? - со злым отчаянием спросил Коньков.

- Леспромхоз. Они ведут сплав, - ответил Дункай.

- Но это ж нерестовая река! - шумел Коньков. - По ней запрещено сплавлять лес, да еще молем.

- Калганов тоже говорил, запрещал такое дело, - отозвался Кончуга.

- Ну и что? - спросил Коньков.

- Сплавляют, - ответил Дункай.

- Хоть бы залом растащили. - Коньков покривился, как от зубной боли.

- Ого! - воскликнул Дункай. - Целой бригаде на неделю работенка.

- Калганов требовал. Растащили, такое дело, - сказал Кончуга. - Два дня проходил - новый залом, понимаешь.

- А что делать? - спросил Дункай. - Дороги нет. Остается одна эта река. Вот по ней и сплавляют.

- Почему же дорогу не строят? - зло спросил Коньков.

- Хлопот много. Без дороги легче план выполнять, - усмехнулся Дункай. Берут только толстые кедры. Одно дерево повалят - сразу десять кубометров есть. А другие деревья заламывают - наплевать.

- Отчего другие деревья не берут? - спросил Коньков.

- Ильмы, ясень, бархат, лиственница - все тонет.

- И все молчат? - накалялся Коньков.

- Почему молчат? - спросил Кончуга. - Калганов шумел, понимаешь.

- А вы почему молчите, Семен Хылович? Вас же кормит эта река и тайга!

- Кому говорить? Кто нас послушает? - Дункай вяло махнул рукой на залом и пошел к лодке. - Мы уж привыкли.

- Ты привыкыл, а я не привыкыл, - ворчал Кончуга, идя вслед за Дункаем. - Тайга болеть будет, гнить. Плохое дело, привыкыл...

- Ладно, мужики! - сказал Коньков примирительно. - Давайте съездим на ту косу, где мы хотели приземлиться на вертолете. Что там за люди? Чем они занимаются?

- Это лесная экспедиция, - ответил Дункай. - Они определяют сортность леса.

- Каким образом?

- Берут полосу вдоль реки, метров на двести шириной, и считают сколько и каких деревьев растет на этой полосе? Какой возраст? Что можно брать, что нельзя...

- А давно они здесь работают?

- Да, пожалуй, второй месяц.

- Тогда едем к ним! - приказал Коньков. - Они должны знать Калганова и видели, наверно, кто ночью по реке проезжал.

Не успел еще Кончуга завести мотор, как где-то за лесистым холмом раздался далекий, но зычный звериный рык.

- Вроде тигр? - сказал Коньков, прислушиваясь.

Но рык не повторился.

- Чужой приходил, - ответил Кончуга, запуская мотор.

- То есть как чужой? - удивился Коньков. - У вас что, свои тигры здесь пасутся?

Кончуга раскурил свою трубочку, вывел бат на стремнину и только тут ответил:

- Есть и свои, понимаешь. На Арму один, на Татибе два, где солонцы тоже есть тигрица и два тигренка. Я все тигры знай. Этот чужой.

- Ты что, видел его?

- Не видел, такое дело.

- Как же ты определил, что он чужой? По рыку, что ли?

- Его собачек таскал.

- Твоих собак?

- Моих не трогал. Которые лес сортируют, у них утащил. Такой тигр человека может кушать.

- На то он и тигр, - сказал Коньков.

- Это не наш тигр. Его из Маньчжурии приходил. Старый тигр, охотится на изюбрь не может. Только собачек таскай. Корову может, овечку, человека.

- Это кто ж тебе говорил, Калганов?

- Я сам знай.

- М-да... - многозначительно покачал головой Коньков и вспомнил давешнюю фразу Косушки: "Уж больно много ты знаешь".

5

Лесотехническую экспедицию они застали на косе. Тут горел костер, на перекладине над костром висели закопченные чайник и котел. Рабочие, вернувшиеся из тайги на обед, успели разуться, скинуть защитного цвета куртки с капюшонами и сетками от комаров; трое блаженно растянулись возле огня, четвертый лежал в палатке, высунув наружу ноги в шерстяных носках.

Коньков, сидевший в носу бата, махнул Кончуге рукой, тот резко вырулил и с разгона направил бат на песчаную отмель. Лодка, скрежеща брюхом о песок и гальку, почти всем корпусом выскочила на сухое.

Коньков выпрыгнул первым из бата и подошел к костру:

- Здорово, ребята!

- Здорово, начальник! - иронично отозвался бородатый детина в черной рубахе с расстегнутым воротом.

Видно было по тому, как остальные рабочие помалкивали, этот детина и был бригадиром.

- Какой я начальник? - сказал Коньков, присаживаясь на корточки и вынимая из костра головешку, чтобы прикурить. - Я из тех, которые следы потерянные ищут, вроде гончих на охоте.

- Их вроде бы легавыми зовут, - подмигнул Конькову беловолосый парень с облупленным от загара носом и прыснул в кулак.

- А ну, заткнись! - цыкнул на него бригадир.

- Да я это к слову... Насчет чего иного вы не подумайте, - оправдывался тот, разводя извинительно руками.

- Легавые - это те, которые хвостом виляют, - сказал Коньков, таким же озорным манером подмигивая беловолосому парню.

Все дружно рассмеялись.

- Я из района, участковый уполномоченный; звать меня Леонидом Семеновичем. - Коньков протянул руку бригадиру.

- Павел Степанович, - отрекомендовался тот.

- Вот и тоже! - сказал Коньков. - Вы давненько на этом месте?

- Четырнадцатый день. А что? - спросил бригадир.

- Чем занимаетесь?

- Тайгу сортируем.

- Слыхали, Калганова убили? - сказал Коньков, глядя поочередно на рабочих.

- Какого Калганова? Ученого, что ли? - аж привстал бригадир.

- Его...

- Когда?

- Где? - допытывался каждый.

- Нынче ночью. На Теплой протоке, - ответил Коньков.

- А может, вечером, понимаешь, - сказал Кончуга, подходя и присаживаясь к костру.

- Какая сволочь? - процедил сквозь зубы бригадир и заковыристо выругался.

- Кто сволочь? - спросил Коньков.

- Да тот, кто убил.

- Во был мужик! Настоящий таежник, - сказал третий рабочий, пожилой лысоватый мужчина, заросший седой щетиной. - Травы нам привез для подстилки в сапоги. И что за трава такая? И пружинит, мягкость придает, и в труху не перетирается.

Подошел к костру и Дункай; в наступившей тишине неторопливо раскурил сигарету от головешки и сказал:

- Забо-отливый был мужик, это правда. Обо всем заботился: и о людях, и о лесе, и о воде. Да не всем это нравилось. У одних забота на словах, другие же с кулаками лезут доказывать свою заботу. В драку лезут. Таких у нас не жалуют.

- Значит, видишь безобразие - и посапывай себе в кулак? - спросил, недобро смерив Дункая взглядом изжелта-смоляных глаз, Павел Степанович.

- Да я не про то, - покривился Дункай. - За порядок переживай, но и себя не бросай, как затычку, в любую дыру. Прорех у нас много. Всех прорех своим телом не закроешь.

- Рассуждать мы научились, а делаем все - через пень колоду валим, сказал более для себя Павел Степанович и уставился долгим взглядом в костер.

А пожилой мужичок с лысиной подтянул свои сапоги, вытащил из них травяную прокладку и положил просушить ее поодаль от костра.

- Травки подарил нам, - говорил он ласково. - Раньше про таких говорили - божий человек. Мир праху его!

- Такой трава хайкта называется, - отозвался Кончуга. - Я сам доставал ее.

- Ты лучше расскажи, как стадо кабанов съел? - сказал беловолосый парень, посмеиваясь и подмигивая Кончуге.

Павел Степанович грустно усмехнулся и встряхнулся как бы из забытья.

- Это нам Калганов рассказывал, - пояснил бригадир Конькову. - Зимой, говорит, охотились с Кончугой. Стадо кабанов подняли. Я, говорит, убил трех, а Кончуга шесть штук. Снег лежал глубокий. Как вывозить кабанов? Прямо беда. Я, говорит, пошел в деревню за лошадью. Пятьдесят верст просквозил на лыжах. Нет лошадей - все в извоз ушли. Я в райцентр, говорит, подался. А Кончуга посадил всю свою семью на нарты и на четырех собаках привез к убитым кабанам. Раскинул палатку и пошел пировать. Пока, говорит, я лошадь нашел, пока приехал - он уже пятую свинью доедал.

Все засмеялись, и только Кончуга невозмутимо посасывал свою трубочку и смотрел в огонь, будто и не слушал никого.

- У кого ж это рука поднялась? - опять с горечью, покачав головой, спросил пожилой рабочий.

- Кто-нибудь из вас видел вчера вечером мотор на реке? Никто не проезжал тут? - спросил Коньков.

- Вроде бы тарахтел мотор, - сказал бригадир. - Да мы спали в палатке.