Всё, что мы потеряли - Элис Келлен Страница 31

— Может быть, да.

— Я обдумывал, что делал бы я в такой ситуации. Какие вещи напомнили бы мне о состоянии наполненности. И я не знаю, но подумал про самые обыденные и самые странные одновременно. Например, поесть спагетти.

Лея засмеялась, и этот живой и вибрирующий звук отозвался во мне.

— Я серьезно, черт возьми. Еда — это удовольствие, и я жалею, что переставал есть, почти не попробовав еду. Думаю, что сейчас я по-настоящему насладился бы. Хватит смеяться, мил…

Я замолчал и вздохнул, немного расстроенный тем, что уже не могу звать ее так же, как раньше, когда она была маленькой девочкой.

— Еда. Ты прав, — признала она. Лея еще улыбалась, когда я это записывал.

— Что-то, что ты делала раньше. Например, дайвинг.

— Я бы могла попробовать, — сказала она сомневаясь.

— Конечно, мы вместе попробуем однажды.

— Хорошо, — она глубоко вздохнула.

— Слушать музыку, дышать, рисовать, танцевать, не попадая в ритм, или болтать со мной, чтобы окончательно убедиться, что я самый невероятный человек в мире, которого ты знаешь, — пошутил я, а Лея толкнула меня локтем. — Ходить босиком и чувствовать каждый шаг, наблюдать рассвет… — Я сделал паузу. — Но ничего из этого не поможет, если ты не прочувствуешь, Лея.

— Я понимаю…

— Но…

— Будет сложно.

— Скажи, что больше всего тебя пугает?

— Не знаю.

Я взял ее за подбородок, чтобы заставить посмотреть на меня, потому что я уже узнал эти новые защитные слои, которые покрывали старые. Я знал, когда она врет, когда у нее подскакивает пульс и когда она начинает немного задыхаться.

— Не прячься от меня. Не делай этого, пожалуйста.

— А если не сработает? Если я не смогу снова стать счастливой и проведу всю жизнь так, такой пустой, в такой летаргии? Мне не нравится это, но также не привлекает противоположная идея — продолжать, словно ничего не произошло. Потому что произошло, это свалилось на меня, Аксель, и оно все еще давит на меня, но я не способна заняться этим, потому что мне становится больно. Оно так сильно болит, я не могу контролировать это. И от этого мне плохо, я чувствую себя виноватой, что я такая слабая, что не могу принять это, как другие люди принимают худшие вещи, совсем жуткие. В общем, это такая петля и замкнутый круг, и я не могу найти способ выбраться из него и… дышать.

— Черт, Лея.

— Ты просил меня быть откровенной.

Лучше бы она заплакала. Потому что я видел, как она плакала внутри, покусывая нижнюю губу, сдерживаясь, сдерживаясь…

— Живи со мной, — прошептал я не раздумывая.

— Что? — захлопала она глазами, все еще дрожа.

— То самое. Живи со мной. Позволь тебя вести. Давай.

Я протянул ей руку. Лея подала свою. Я потянул за нее.

— Давай сделаем что-то из списка. Походим босиком.

— Уже ночь, — заметила я, все еще немного смущенная.

— Ну и что? Давай, Лея.

Я онемела, когда поняла, что Аксель держал мою руку, пока мы спускались по ступеням крыльца и шли по тропинке. В теории я должна была сконцентрироваться только на маленьких камушках, на которые я наступала, или на нежных прикосновениях травы, когда мы прошли немного вперед, но на самом деле я не могла не чувствовать его руку, его пальцы, его кожу. Сердце застучало, как будто в груди не хватало места, оно в волнении билось, хотя я пыталась успокоить его.

— Скажи мне, что ты чувствуешь, — прошептал Аксель.

«Я чувствую тебя», — хотела ответить я.

— Не знаю…

— Как это не знаешь? Лея, не думай. Попытайся сконцентрироваться на этом моменте.

Мы медленно шли. Аксель аккуратно тянул меня и шел немного впереди, не отпуская мою руку.

Что я чувствовала?

Его длинные и теплые пальцы. Влажный ковер из травы, который щекотал мне ноги. Его кожа прикасалась к моей и терлась об нее. Шероховатый и сухой участок тропинки. Его ноготь под кончиком моего большого пальца. И наконец, песок. Песок везде и пятки, проваливающиеся в теплую поверхность.

Только тогда я поняла, чего добивался Аксель. Во время этих минут прогулки я чувствовала все. Я была там. Я чувствовала все из настоящего момента, а не через разбитое стекло машины, вылетевшей с шоссе.

Я села на песок. Аксель тоже.

Звук моря нас окутал и остался еще ненадолго, пока Аксель не выдохнул и не начал рассеянно ковыряться в песке.

— Скажи мне что-нибудь, что ты не говорила больше никогда никому.

«Однажды я тебе сказала, что люблю тебя, но ты услышал только “мы все живем на желтой подводной лодке”».

Воспоминание захлестнуло меня, как будто оставалось в спячке годами, а сейчас внезапно попыталось пробиться, судорожно цепляясь за стены, полные моментов, которые, оказывается, я не забыла. Так иногда мы находим пыльные коробки с фотографиями, и те все еще пробуждают чувства; камень в форме сердца; смятую записочку, такую особенную; слышим песню, которая всегда будет «нашей», даже если он об этом не знает.

Я погрузила пальцы в песок, стараясь игнорировать это воспоминание, и провалилась в другое, более болезненное и сложное. Все они были связаны, как костяшки домино: толкаешь первую — остальные падают одна за другой.

— Хочешь знать, что я почувствовала, когда вышла на улицу спустя некоторое время после того, как это все произошло? — спросила я неуверенно.

Аксель кивнул.

— Светило солнце. Я помню, словно это было вчера. Я остановилась перед дверью квартиры Оливера, смотря на нее и пытаясь осознать все. Рядом со мной прошел улыбающийся мужчина, споткнулся и попросил у меня прощения, а затем продолжил свой путь. Чуть поодаль женщина толкала коляску с ребенком и несла сумку с покупками в руке; я знаю, что в ней, не могу отвести взгляд от торчащей оттуда моркови. А еще вдалеке лаяла собака.

Не знаю, понимал ли Аксель, что момент, которым я делилась с